Страница 13 из 15
Дверь за спиной скрипнула, приоткрываясь. Неужели старуха смягчилась? Но вместо оклика послышался звук смачного плевка. И сразу следом – «бабах» захлопнутой двери.
Все это было очень странно. Ребенок – это она про Майку, что ли? При чем тут Майка? И вообще, с чего эта Зинаида Серафимовна так распсиховалась-то?
Ай, ладно! Можно подумать, это первый в Арининой практике психованный свидетель. И ладно бы свидетель, а то не пойми кто. Из всех Зинаиды Серафимовны реплик только одно и можно было извлечь: Сонька – шалава и ее надо в тюрьму посадить. Интересно, это обычная нелюбовь свекрови к невестке или нечто большее?
Что мы имеем? Свекровь – бабушка! – сомневается в отцовстве, точнее – даже и не сомневается, стопроцентно уверена, что внук ей вовсе не внук. И соседка скептически губы поджимала: может, Витенька-то и «нагулянный» был. Нет дыма без огня? Арина не любила эту поговорку, зная, что для зарождения злых слухов достаточно одного неосторожного слова, а для их разрастания и вовсе ничего не нужно, сплетня – как раковая опухоль: если уж возникла, будет расти до тех пор, пока, ненасытная, не сожрет тех, на ком выросла. И в то же время следовательский опыт подсказывал, что, как правило, дыма без огня действительно не бывает. Даже неосторожные слова не говорятся на пустом месте. Ничего случайного вообще не бывает. Случайна ли обмолвка Зинаиды Серафимовны «ребенка бросила»?
– Вам что-то нужно, Арина Марковна?
Она вздрогнула. Оказывается, в размышлениях она не только дошагала до следственного комитета – не так и далеко, минут сорок быстрым шагом, но зачем-то остановилась возле стойки дежурных и сосредоточенно глядит в отделяющее их от коридора с вертушкой стекло. Вот предупредительный Верзилов и окликнул ее.
– Нет, спасибо, задумалась, – Арина улыбнулась, махнула ему и двинулась к себе наверх.
Почему мать Кащеева так взъярилась? Потому что она по жизни мегера или тут что-то еще?
Давя в себе беспрестанно подступающую дрожь, Арина в десятый раз пересматривала фототаблицы с места смерти маленького Вити. Что-то там было не то. Но она никак не могла понять – что.
Впрочем, нет. Наверное, дело было не в фотографиях. Да, точно не в фотографиях. Раньше. Еще в студии. Что-то там мелькнуло – какое-то несоответствие, странность какая-то. И вопрос она тогда хотела задать какой-то очень конкретный. А сейчас – не вспомнить никак.
Отыскав в интернете запись той передачи, Арина уселась смотреть.
Запись, по сравнению с собственными ее воспоминаниями, была изрядно подрезана, но все-таки… да, вот оно!
– Я первым делом печку открыл… и увидел, – горестно хмурясь, рассказывал Кащеев с экрана ноутбука.
Арина пересмотрела этот кусочек раз пять – да, так и было: ведущий спросил «вы сразу стали его искать?», а герой студии ответил этими самыми словами: «первым делом печку открыл».
Слова звучали… странно Ты за ребенка беспокоишься? Боишься, чтоб не простудился – если вдруг на улицу убежал? Понимаешь, что мальчик, вероятнее всего, в доме – «не ушел же раздетый» – и вместо того чтобы кинуться обшаривать другие комнаты, кухню, чердак, в конце концов, вместо этого ты сразу заглядываешь в печку? Которая, кстати, повернута дверцей к дивану, а не к двери. Твой любимый сынишка так любил прятаться в печке? Бред какой-то.
Да и остальной кащеевский рассказ выглядел… сомнительно. То он в прошедшем времени излагает – «подумал», «разозлился», «открыл», то вдруг в настоящее перескакивает – «гляжу», «бью», «вжик – и вылетаю оттуда». Очень странно. Как будто человек придумал себе историю, представил – иду, захожу, вижу и так далее – и теперь из него обрывки этого затверженного сами собой выскакивают. Будь это на допросе, Арина моментально бы ушки на макушке навострила – явно крутит подозреваемый, надо дожимать.
Вот только господин Кащеев – потерпевший, а не подозреваемый. Ну да, впечатление производит странное. Очень странное. Но впечатление к делу не пришьешь.
Днем в парке вовсю галдела окрестная детвора, над полудюжиной горок звенел веселый визг, взмывали к вершинам восторженные вопли, тревожные женские голоса восклицали: «Осторожно, не упади!», всюду празднично пестрели яркие санки, «тарелки», «ватрушки» и сноуборды. Летом-то жизнь здесь продолжала бить ключом чуть не круглосуточно, немного затихая лишь перед рассветом. Но зимой уже к раннему вечеру парк пустел и затихал. Разве что влюбленные пары попадались. Чаще пожилые, иногда – молодые родители с колясками.
Пару раз Арину обогнал конный патруль – она залюбовалась и даже немного позавидовала. Может, купить себе опять мотоцикл – она ведь его только из-за Виталика продала, до сих пор иногда снится. Или в какую-нибудь конную школу записаться? Ездить по парковым дорожкам, как эти патрульные девочки – возвышаясь над всеми. Вроде как в той самой башне из слоновой кости.
Арина особенно любила парк именно таким, тихим, пустынным – как будто он принадлежал ей одной. Здесь хорошо думалось.
Но сейчас мысли отказывались выстраиваться в аккуратные цепочки – путались, рвались, метались. Точно мешал им кто. Как мешает капающий крана или плач ребенка за стеной – вроде и не громко, едва слышно, но отключиться от навязчивого звука невозможно. Не обязательно, впрочем, от звука. Так мешает пристальный взгляд, так раздражает непрошенное прикосновение в набитом автобусе. Хотя откуда бы тут взяться пристальному взгляду?
Ох, Вершина, у тебя, похоже, опять мания преследования разыгралась, мысленно усмехнулась она, выуживая из недр рюкзачка складную расческу с зеркальцем на «спинке».
Чуть замедлив шаг, обозрела пространство за спиной. В маленьком стеклышке помещались совсем уж крошечные кусочки пейзажа, но все-таки… Заснеженные деревья справа и слева, белая аллея меж них, фонари, нависшие диковинными оранжевыми плодами… И посреди сумрачной белизны – какая-то темная фигура. Мужская.
Да, безусловно, кто-то шел следом. Собственно, ничего странного в том не было: парк, гуляет человек – так же, как сама Арина. Она прибавила шаг – фигура тоже ускорилась. Даже приближаться начала. Значит, мужик просто идет – сам по себе, безотносительно к присутствию в пейзаже Арины. Вон как тот конный патруль. Она сунула расческу-зеркальце в карман и нахмурилась. В следовавшей сзади фигуре улавливалось что-то знакомое. Но… если это кто-то, кого она знает, почему не окликнул?
Преследователь еще не приблизился на расстояние узнавания, но она уже поняла – он. Не по силуэту поняла, не по каким-то приметам – по этому самому взгляду. Вот что ей думать мешало! Точнее – кто.
Кащеев.
Почему-то стало страшно. Что он тут делает? И главное – что ей-то самой делать? Бежать? Он выше нее на полторы головы, и ноги как ходули – мигом догонит.
Приостановившись, она чуть отступила в сторону, надеясь, что Кащеев просто пройдет мимо, но все-таки нащупывая в кармане газовый баллончик. Следователям полагались пистолеты, но Арина предпочитала держать свой в рабочем сейфе. Когда оружие в кармане, кажешься себе чуть не всемогущим, практически неуязвимым – это им еще в универе кто-то из преподавателей объяснял, усмехаясь и растолковывая, что ощущения эти, при всей своей приятности, весьма опасны. Мальчишки-одногруппники, конечно, пропускали подобные объяснения мимо ушей, но Арина как-то сразу почувствовала в них истину и приняла как руководство к действию: оружие полезно лишь для того, кто применяет его постоянно, умело и привычно – а лично для нее разумнее ограничиваться чем-то попроще. Ей и баллончиком-то орудовать страшновато – а вдруг не получится? А вдруг нападающий или, как сейчас, преследователь не потеряет способность двигаться, а только еще больше разозлится?
Ой, нет, пусть он лучше мимо пройдет!
Не прошел.
Остановился над застывшей столбом Ариной – почти вплотную.
Не напал. Просто стоял и молчал, глядя на нее сверху вниз – с высоты своего роста.
Зачем? Что ему надо? Пусть бы лучше гадость какую-нибудь сказал – как тогда, после съемки. Пусть бы даже кинулся, ударить попытался – тогда она точно сумела бы и баллончик вытащить, и пустить из него мерзкую едкую струю – прямо в лицо нападающему.