Страница 17 из 36
Утром 12 сентября вахтенный офицер, командир минно-торпедной и артиллерийской боевых частей лейтенант З. М. Арванов (ныне контр-адмирал запаса) при очередном подъеме перископа обнаружил идущий на запад вдоль берега крупный транспорт фашистов. Прозвучали сигнал колоколов громкого боя и команда:
— Боевая тревога! Торпедная атака!
В боевую рубку поднялись командир корабля капитан 3 ранга В. П. Уткин, командир дивизиона капитан 2 ранга М. И. Гаджиев и военком бригады подводных лодок полковой комиссар И. П. Козлов.
Торпедные аппараты были приготовлены к выстрелу, но команды «товсь» не последовало: транспорт вышел из сектора стрельбы торпедами. Оставалось одно: уничтожить его артиллерией.
Лодка стремительно всплыла. Еще по палубе гуляла морская волна, а расчет 100-миллиметрового носового орудия уже занял свои места. Менее чем через минуту был дан первый выстрел.
Дизеля работали полным ходом, и «К-2» неслась прямо на транспорт.
Третий и четвертый снаряды накрыли цель. Стрельба велась с полной скорострельностью. Вражеский транспорт вел ответный артиллерийско-пушечный и пулеметный огонь по лодке «вхолостую» — вне досягаемости своих огневых средств.
Бой шел всего лишь в 50–60 кабельтовых от вражеского берега, на котором хорошо были видны поселок Варде и беготня гитлеровцев.
Один за другим слышались короткие доклады сигнальщиков:
— На берегу вытягивают из ангара гидросамолет!
— Самолет спускают на воду!
— Самолет взлетает!
Обстановка накалялась.
После нескольких попаданий фугасных снарядов на транспорте вспыхнул пожар. Комендоры били уже по тонувшей цели. Снаряды со свистом впивались в транспорт, дырявили борт. Нос его поднялся, корма осела, но он еще медленно двигался, стремясь приблизиться к берегу. Наконец его пушки умолкли. Сигнальщик доложил:
— На нас идет самолет!
Подводная лодка срочно погрузилась. Самолет сбросил лишь две бомбы, но разорвались они далеко от «Катюши».
Через несколько минут после погружения подводники услышали взрыв. Лодку качнуло. Очевидно, взорвались котлы и боеприпасы на транспорте. Это была первая победа подводной лодки в артиллерийском бою. И вот конец боевого похода. Утром 19 сентября в дымке открылся остров Кильдин.
А вот и родная Екатерининская гавань.
С разрешения Гаджиева, когда до пирса оставалось 300–500 метров, в 12 часов подводная лодка произвела салютный выстрел из того орудия, из которого был потоплен фашистский транспорт.
Для всех присутствующих на пирсе он прозвучал неожиданно, и многие подняли голову вверх, предполагая, что это налет самолетов противника. Когда лодка ошвартовалась, недовольный, нахмурившийся командующий флотом вице-адмирал А. Г. Головко спросил у командира:
— Почему твои артиллеристы стреляют из пушки в гавани?
Гаджиев, улыбаясь, ответил, что это был произведен салют в честь победы, одержанной над фашистами этой пушкой: ею потоплен транспорт противника водоизмещением в 6000 тонн.
Строгое лицо командующего смягчилось. Он сказал:
— А ну-ка, давай на пирс этих бомбардиров!
Адмирал поздравил весь артиллерийский расчет с победой, приказал представить всех к правительственным наградам.
С тех пор так и повелось: лодки, возвращающиеся с моря с победой, артиллерийскими выстрелами возвещали в родной базе о количестве потопленных кораблей противника, а самолеты морской авиации — количеством очередей над аэродромом о сбитых самолетах противника.
Вот как по поводу рождения новой флотской традиции написал краснофлотец Тихон Красовский:
Тогда же, впервые на Северном, а позже и на других флотах, появился обычай: для каждой команды, вернувшейся с победой, готовить к обеду поросят по числу потопленных кораблей.
Новый обычай всем очень понравился.
Популярность таких обедов объяснялась отнюдь не преувеличенным интересом подводников к тонкостям гастрономии. Они стали своеобразной формой сплочения и укрепления морской семьи и даже обмена боевым опытом. На такие обеды приглашали командующего флотом, члена Военного совета, командование бригадой, командиров дивизионов и лодок, стоявших в базе.
В простой и непринужденной обстановке участники минувшего похода с увлечением рассказывали о пережитом в море, приводили подробности боевого столкновения с врагом. Здесь, в отличие от официальных разборов, их рассказы получали более сочную, эмоциональную окраску. Свежие воспоминания возвратившихся с моря командиров о поиске и торпедных атаках, артиллерийском бое и уклонении от вражеского преследования становились школой боевого мастерства. Вся атмосфера этих торжественных обедов согревала душу теплом, наполняла сердца подводников гордостью за то, что вокруг такие чудесные, верные друзья.
Так в суровые годы Великой Отечественной войны родилась еще одна боевая традиция Военно-Морского Флота и чудесный обычай готовить победителям торжественный обед с поросятами.
В ПОБЕДНОМ ОТБЛЕСКЕ МЕДАЛИ
Брандер лейтенанта Дмитрия Ильина упрямо шел на выбранный командиром самый большой турецкий линейный корабль. Пройдя через лавину ядер и пуль, он врезался во вражеский корабль и намертво сцепился с ним. Команда едва успела отойти на шлюпке, как брандер взорвался. Линейный корабль разнесло на куски, пылающие обломки падали на другие корабли и поджигали их. К утру 26 июня 1770 года огонь охватил всю эскадру противника. Чесменская бухта окрасилась в кровавый цвет, луну закрыло дымом.
В одну ночь турецкий султан потерял весь свой флот.
В память о том сражении была учреждена медаль, которой наградили всех участников Чесменской битвы. На лицевой стороне медали — портрет Екатерины II, а на оборотной — погибающий в огне турецкий флот и сверху одно-единственное слово: «Был». Флот был и флота не стало!
Среди вручаемых знаков отличия за воинскую доблесть самая распространенная награда — медаль. Первые упоминания о ней встречаются в истории Древней Греции и Рима. Затем по неизвестной причине эта традиция была забыта, и только спустя тысячелетие, в XIV веке, итальянская средневековая хроника вновь сообщает о факте награждения медалью.
Прошло еще четыре столетия, и уже редкий мундир европейского солдата и матроса не озарялся блеском боевых медалей — войн в ту пору было предостаточно…
На русской земле предшественницей медали стал официальный знак отличия в Киевской Руси — золотая шейная гривна. Летописец, повествуя об «убиении» князя муромского Глеба (1015 г.), не забывает отметить: любимый отрок князя Георгий носил гривну. Удостоился ее за отражение половецкого набега и предводитель ростовской дружины Александр Попович (прообраз былинного богатыря Алеши Поповича).
В средние века отличившимся участникам похода (сражения) вручалась «золотая деньга» — русская или заморская монета. В 1469 году великий князь Иван III в награду за мужество, проявленное устюжанами в боях против казанцев, присылал им два раза по «золотой деньге».
Пожалованные монеты прикреплялись на рукавах одежды и на шапках и носились как знаки отличия. Этот обычай существовал до конца XVII века. Еще за отличие при взятии Азова в июле 1696 года главнокомандующему боярину Шеину была пожалована золотая монета в 13 червонцев, а всем участвовавшим в сражении стрельцам и пушкарям — по золотой копейке.