Страница 13 из 19
На лугу или другой просторной площадке размечается «кон» и «черта». Играют две одинаковых по числу участников команды.
Правила и тактика похожи на «чижа».
Играющие команды расходятся, одна в районе кона, другая за «чертой» рассредотачивается с расчетом контролировать все поле.
Подача по очереди, каждый игрок имеет одну «руку» (право на подачу), которая восстанавливается пробежкой от «кона» до «черты» и обратно. Бежать можно только когда мяч в воздухе или на земле, до того момента, когда он окажется в руках любого игрока противной стороны. В этот момент бегущие обязаны «столбенеть» (останавливаться).
Варианты. 1) Пойманный мяч бросается с «черты» в «кон», а очередной игрок подающей команды мяч старается отбить. Если это удается, то это равноценно обычной подаче, и можно бежать. Если мяч попал в кон – команды меняются. 2) Пойманным мячом стремятся попасть в любого бегущего или «застолбленного» игрока (это зверская лапта, особенно если мячик «литой»). Можно увертываться от мяча, но если игрок получит попадание (будет «засален») – команды меняются местами.
Цель игры – вадить другую команду подольше, например, 2–3 круга, без смены.
Подача выполняется ударом биты влет по подброшенному вторым игроком мячу, причем оба в пределах кона.
Опять аналогия с чижом. Желательно, чтобы с подачи мяч летел высоко и далеко, но не в руки игрока противной команды. Длительный полет мяча обеспечивает время для пробежки игроков для восстановления «руки».
Поймать летящий мяч, особенно после хорошего удара, – трудновато (можно «отсушить» ладони).
В бейсболе придумали рукавицы с ловушками, а также более сложную разметку поля, счет по очкам и некоторые усложняющие правила, но суть лапты осталась.
По-моему, игру в чижа (правила похожи на лапту) придумали из-за отсутствия мячей (мяч заменен палочкой, это доступно всем).
В детстве мы увлекались лаптой, причем команды были смешанные, девочки играли на равных, а некоторые были и удачливее, и били по мячу мастерски.
Играли и в городки (чаще называли «чушки»). Конечно, инвентарь был самодельный и играли на проезжей части улицы, а не на бетонированных площадках. Фигуры и правила были издавна такие же, как и сейчас.
Родные и знакомые
Я могу судить о знакомых, к которым брали меня и Нину. Это прежде всего Бекетовы, Александр Гаврилович и Клавдия Ивановна. У них был сын Иринарх, сверстник Георгия, т. е. старше меня лет на 8.
Интересна его судьба. После окончания семилетки и рабфака (иначе в институт попасть было трудно) он поступил в институт им. Лесгафта. В начале войны оказался на Северном флоте в составе экипажа подводной лодки К-1 Гаджиева. Погиб вместе с ним.
Клавдия Ивановна, которая была акушеркой и принимала мое появление на свет Божий, была старой приятельницей мамы. Она имела брата Степана Ивановича Спирина – учителя. Как я понял позже, он играл определенную роль в организации фронды учителей, в результате которой позже я попал в Артек.
Александр Гаврилович был человек удивительный и своеобразный. Мировая война застала его студентом медицинского факультета, и на германский фронт он попал фельдшером. После революции доучился и был в Бузулуке одним из почитаемых врачей-терапевтов. Похож он был на Дон-Кихота (на моей памяти бородку ликвидировал). Ходил прямо, обязательно с тростью, в длиннополых черных сюртуках при крахмальных воротничках и манжетах – летом и в долгополом, чуть не до земли пальто с большим каракулевым воротником и высокой каракулевой же папахе – зимой.
Дома он преображался в американского фермера, как их рисовали. Надевал ковбойку, комбинезон, шляпу с полями (иногда фартук с массой карманов) и становился тем, чему был отдан великий талант и неистовая страсть – агроном, зоотехник-экспериментатор.
Двор их дома на ул. Оренбургской был засажен до последнего сантиметра. Плодовые деревья лучших, в ряде случаев уникальных сортов. Все многократно привитые. То же с кустарниками малины (черной, белой, желтой), крыжовника с ягодами как у винограда, самого винограда разных сортов, роз и т. д. и т. п. Все дорожки были проложены камнем и обсажены самыми экзотическими цветами. Во дворе была маленькая теплица с отоплением и всяческими экзотами и всевозможными черенками, саженцами и рассадой. Все это успешно вырастало, плодоносило и находилось в непрерывном эксперименте. Александр Гаврилович состоял в переписке с известными садоводами, посылал сам и постоянно получал посылки и бандероли с семенами и саженцами. Щедро раздавал всяческие плоды своих трудов и экспериментов. Казалось бы, этого хобби – вполне достаточно! Но нет, во дворе был сарай и несколько клеток, вольер и выгородок со всяческой живностью. Это были какие-то необыкновенные куры (то только белые, то темно-коричневые, громадных размеров, которые несли яйца с коричневой скорлупой). Не менее особенные кролики (и пуховые, и мясные, и еще какие-то). Одно время появились нутрии, для которых был устроен пруд с соответствующей флорой.
Конечно же, при таком трудоемком хозяйстве и сам Александр Гаврилович, и члены его семьи были постоянно заняты.
Но всего этого мало: доктор Бекетов был страстный, умелый и удачливый рыболов, причем и здесь вся снасть и приспособления были самодельными, рациональными и наилучшего качества.
Я много раз участвовал с самых ранних лет в рыбалках и с ночевкой, и без ночевки, чаще всего с отцом и Бекетовыми, реже более представительной компанией, но тогда бывал дядя Саша Якунин (Клинаев).
Александр Петрович был старшим сыном родной сестры моей бабушки (см. родословную по женской линии). (Работа по составлению этой родословной закончена не была. – М. К.)
Воспоминания моего раннего детства неразрывно связаны с этой семьей, где мы бывали по праздникам (церковным и семейным) очень часто.
Припоминаю большой старый дом (8 или 10 комнат), большой двор с ледником, добротными сараями с чердаками, набитыми всяким интересным старьем, массу деревьев и кустов в саду и, главное, много приветливых и добрых людей.
Старейшей была «старенькая бабушка» Елена Маслова, мать бабушки моей Агриппины и Марфы, матери Александра, Владимира, Зинаиды, которые жили вместе. В других городах жили ее дети Антонина, Николай, Анна, Елизавета. Кроме того, был сын Федор, убитый в 1924 г. случайным выстрелом из охотничьего ружья сыном Александра от первой жены Марии, тоже Александром. Ему тогда было 10–11 лет.
Старенькая бабушка Елена жила в нашей семье до болезни Нины (т. е. до года 1927–28), а позже в доме своей дочери Марфы.
Визит к Якуниным обязательно начинался с комнаты старенькой бабушки. Мы с Ниной (а позже я один) здоровались и получали по леденцу из большой железной коробки. Бабушка Елена постоянно сидела или лежала в своей комнате. Затем мы шли за стол или во двор, где была масса интересного в любое время года.
Дядя Саша работал кассиром в банке. Это был большой, полный и очень добродушный человек. Любил рыбалку и нередко составлял компанию в рыболовных экспедициях моего отца. В тридцатых годах дядя Саша был арестован и бесследно исчез.
Дядя Володя был адвокатом, видимо, хорошим, т. к. я часто слышал о выигранных им судебных процессах. Он болел туберкулезом. В отличие от дяди Саши был худ. Ко мне относился очень тепло, любил детей. Почти ежегодно уезжал с женой Евгенией в Крым, откуда присылал открытки с видами Алупки и Ялты. Впервые о Крыме я составил какое-то впечатление по его открыткам и рассказам, которые я невольно слушал. Дядя Володя умер в Алупке вскоре после ареста дяди Саши.
Тетя Зина была моложе всех. Учительствовала в Бузулуке, а позже в Самаре. Как-то в 50-х годах, делая пересадку в Куйбышеве, я был у нее и поразился громадной библиотеке ее мужа Антимонова. После его смерти и выхода тети Зины на жалкую учительскую пенсию библиотека стала основным источником ее существования.
Мама была с ней в дружеских отношениях всю жизнь. Я переписывался с конца 70-х годов. Много сведений о родословной по женской линии получено от нее. Однако, несмотря на мои вопросы, тетя Зина ничего не сообщила о своей сестре Антонине, которая после гражданской войны оказалась в Харбине, а позже в Америке. Она была старше Зины, которой в 1990 г. исполняется 84 года.