Страница 30 из 55
Шоссе было довольно свободным. Машина шла резво. Руки Клямина лежали на руле с той профессиональной небрежностью, которая отличает мастера от дилетанта. Ссутулившись, он наклонился вперед, и вытянутый острый нос делал его похожим на птицу. То, что Клямин работает таксистом, было новостью для Натальи. Впрочем, какая разница – шофер микроавтобуса или таксист…
– Я вам звонила, звонила… – сказала она громко, чтобы скрыть волнение.
– В командировку уезжал, – проговорил Клямин в сторону. Он тоже волновался.
– И как прошла командировка? Все в порядке? – спросила Наталья.
Не ответив ей, Клямин съехал на обочину, остановился, среди вороха какого-то хлама в ящике отыскал металлический колпачок и накинул его на фонарик. Зеленый огонек погас.
Наталья засмеялась. Весело, громко. Словно рядом сидел ее старый знакомый, а не человек, которого она едва знает. Клямин заметил, что Наталья держится с ним свободно, без напряжения – так обычно ведут себя девушки, которые хотят понравиться.
– Как же прошла командировка? – повторила Наталья.
– Командировка? Кто ищет приключений на свою голову, он их найдет, – туманно произнес Клямин с полублатной интонацией, но тут же осекся, угадав, что это не понравится Наталье. – Ты уже привыкла к нашему говору?
– Такое впечатление, что многим так и не удалось закончить семилетку, – сухо ответила Наталья и пожала плечами. В ее тоне звучало детское высокомерие.
Клямин протянул руку, достал из ящичка коробку конфет и положил перед Натальей, ощутив на мгновение прохладу ее тугих коленей, обтянутых нейлоном.
Наталья притихла. Может быть, она впервые вдруг почувствовала угрозу, которую нес в себе этот в сущности незнакомый ей мужчина. Тогда, при первой встрече, она была во власти эмоций, сильного разочарования. Дни, проведенные в Южноморске, успокоили ее. Как ни странно, познакомившись с Кляминым, она в своем воображении все эти дни проводила с ним. Привыкла к нему так, словно все происходило в реальной жизни… И тут впервые, толчком в сердце, почувствовала вдруг расстояние между ними, их отчужденность.
– Отличные конфеты, Наташа. С ликером. – Клямина смутило ее молчание.
Так и не разобравшись в мимолетной тревоге, Наталья старалась вновь вернуться к своему доброму настроению. Она вскрыла коробку, взяла из бумажной люльки шоколадный колобок. Густой пряный ликер холодил нёбо…
Город уже принял их автомобиль. Улицы выпрямились. Белые, красивые дома тянулись ввысь.
Клямин видел крепкую щеку Натальи, ресницы, светлую волну волос, покатое левое плечо, тонкую, высокую шею… Чем тогда взволновала его Наталья? Сходством с той, что была запечатлена на фотографии, хранившейся в пыльном альбоме на шкафу? Сейчас Клямин этого сходства не улавливал…
Наталья обернулась и прямо взглянула на Клямина:
– Это все мамина сестра, Шура. Вы ее не помните?
Клямин сжал губы, обозначив в уголках рта светлые царапины ранних морщин.
– Тетя Шура, – продолжала Наталья, – сообщила в адресный стол вашу фамилию, имя, отчество. Она все о вас знала… Еще в Мурманске, где вы служили моряком.
«Какое-то свинство, но я действительно ничего не помню, – говорил себе Клямин. – Как же ее зовут, черт побери? Хотя бы проговорилась. А спросить неловко. Обидится за мать».
Деловито и обстоятельно Наталья рассказывала обо всем, что произошло за это время. Словно между ними не лежала та первая встреча.
– Мама вышла замуж за Геннадия, когда мне было несколько месяцев. И они переехали из Мурманска в Свердловск… Может, Генаха и неплохой человек, но я его со временем возненавидела.
Наталья говорила так, словно речь шла о каких-то посторонних людях. Клямин должен понять, что вопрос серьезный. Тут нельзя рубить сплеча. Хватит, она уже раз погорячилась – из автомобиля хотела выскочить… Но надолго ли хватит этого спокойствия? Если Клямину в тягость ее появление, зачем он приехал на пляж?
Наталья взяла еще одну конфету, придержала ее зубами, трогая кончиком языка чуть горьковатый шоколад.
А может, это спокойствие оттого, что она остыла к Клямину? Зачем врать себе: какое особое чувство она испытывала? Незнакомый дядечка… Впрочем, какой он дядечка? В управлении, где Наталья работала, ее внимания домогались и не такие, а постарше. Она помнит того, с дурацким шелковым платком вместо галстука, старого бабника, из-за которого пришлось уволиться. Никто об этом не знал, даже ее лучшая подруга Томка…
Наталья опустила глаза. Она увидела ногти с облезлым после мытья посуды лаком. Сжала ладонь в кулак и сунула руку в карман куртки…
Этот жест Клямин не оставил без внимания.
– Что дальше? Я тебя слушаю.
– Ну… Однажды Генаха поругался с матерью. Из-за меня… Летом. Окна настежь. Я подходила к дому и услышала, что Генаха орет… Ну, что я ему не дочь, из жалости, мол, пристегнул… Ах да, вспомнила. Я работала в Управлении железных дорог. И уволилась. Была причина. А Генаха полез в бутылку… В то время у нас гостила тетка из Мурманска, мамина сестра Шура. Она мне и рассказала про все… А куда мы едем?
– Ко мне.
– А как же ваши… домашние?
– Я живу один.
Наталья ходила по квартире, радуясь каждой малости. И хрустальным фужерам, и японскому стереофонику, и коллекции миниатюрных автомобильчиков. Она падала в мягкие кресла, испытывая удовольствие в их упругих объятиях…
– У моей подруги Томки дома старый-престарый диван. Если подпрыгнуть, повернуться в воздухе и свалиться, такое ощущение – будто ты на волнах! – кричала Наталья. – Вы меня слышите?
– Ага! – отвечал из кухни Клямин.
Он слышал каждый ее шаг, каждый вздох, шорох передвигаемых ею вещей, легкий стук предметов, которые Наталья возвращала на место. Клямин просил ее не заходить на кухню. Он ставил на стол всякую всячину – еды было вдоволь.
– Ты любишь маслины? – крикнул Клямин.
– Я все люблю! – крикнула в ответ Наталья.
Она откинулась на спинку кресла и прикрыла глаза. Теперь, когда между ней и Кляминым пробуждались какие-то отношения, она растерялась. «Эти маслины порядочная гадость. Меня от них тошнит», – думала Наталья… Перед ее мысленным взором возникла тусклая фигура отчима Генахи. В мятой пижаме и с вечной «беломориной» в желтых, корявых зубах.
Почему Наталья вдруг вспомнила про отчима?
И эти маслины, которые она органически не переносит. А Клямину зачем-то сказала совсем другое. Генахе бы она не уступила. Чем ей нравится Клямии? Или она так сильно ненавидит Генаху?
Клямин шагнул в комнату.
– Послушай, ты не хочешь принять душ? – спросил он.
– Нет. Умыться, правда, не мешало бы.
Она посмотрела на Клямина и улыбнулась. Светлая рубашка, взятая в талии, с глубоким вырезом у шеи, делала его легким и моложавым. Он кивнул, вышел в прихожую и включил свет в ванной комнате…
Несколько тесноватая, к тому же облицованная цветными плитками, комната эта оглушила Наталью тишиной, удивила порядком. Ванна, газовая колонка, ручки смесителя – все это сияло острой белизной. Металлические детали – краники, крючки – блестели бронзой и хромом. Только вот дверь оказалась без задвижки.
Наталья пустила воду. Крученая бесшумная струя упала на решетку слива. Поначалу Наталья решила только помыть руки, потом вошла во вкус. Она плотнее прижала дверь и стянула блузку. Больше, пожалуй, ничего она снимать не станет. Ее крупная, не по возрасту, грудь выпирала из тесноватого бюстгальтера. Наталья расслабила бретельки. Воздух прохладным компрессом коснулся тела. Она ладонями растирала замлевшую кожу. Серебристая поверхность зеркала лучилась в полусомкнутых ресницах.
Неожиданно там, в глубине зеркала, Наталья увидела приоткрытую дверь. И Клямина.
Она испуганно обернулась.
Глаза Клямина, неестественно огромные, словно стекали с его белого, напряженного лица. В растерянности Наталья пыталась прикрыть себя ладонями.
– Антон Григорьевич… – прошептала она вялыми от испуга губами.