Страница 12 из 17
– Аромат здешних вин заставляет тебя верить каждому слову, – засмеялся Тибо.
Он с интересом разглядывал красавиц.
– Тамплиеры чётко различают святую войну и примитивный разбой. У них с королём различные взгляды на цели военного похода. А что касается тебя, – Тибо оценивающе взглянул на приятеля, – Филиппу нужны головорезы, а не забияки!
И роморантенец, убрав густые локоны с лица, перевёл взгляд в сторону. От услышанного Уго поперхнулся.
– Погляди на себя, страус!
– Ты каждый разговор преподносишь, как поединок, – небрежно отмахнулся Тибо.
– Да я одолел больше противников, чем ты. А уступить лучшему не так досадно. Ведь так, Вейлор! – утешал себя захмелевший Уго, ожидая поддержки шампанца.
Вейлор промолчал, в этот момент все его мысли занимала Алейна.
– Мои дорогие гости! – раздался голос герцога. – Позвольте Вам представить нашего поэта. Бруно Сладкогласный своими возвышенными сочинениями украсит наш праздник.
– Дорогой Бруно! Прошу вас что-нибудь наивное и целомудренное, – высказала своё пожелание герцогиня.
– Ваша Светлость, моя новая песня будет исполнена в Вашу честь, – и Бруно поклонился прекрасной хозяйке дома.
Зазвенела лютня. Все взоры устремились к поющему.
О чувствах, сердцу что пригодны,
И слушателю так угодны,
Я приоткрою занавес,
Ведь стал свидетелем чудес.
Охотник жил у черты леса.
О нём расскажет эта пьеса.
Как сердце к деве отозвалось.
Других оно не признавало.
И краше пары не сыскать,
Что мне заблудшему гадать.
Она есть ангел, он храбрец.
Один пророчили конец.
Но в их судьбу вмешалась злоба.
Ох, нежеланная особа!
Недуг её забрать решил,
Он истязал её, душил.
К Аиду был назначен час,
Желал отнять её у нас.
Сломило это паренька,
Ослабла крепкая рука.
И на очередной охоте,
Когда олень застрял в болоте,
Охотник лук свой опустил.
Добыче жизнь он подарил.
Как мог отнять он дар другого,
Когда был сам лишён покоя?!
Судеб желанье отвергал,
В любви лишь он покой искал,
Когда ты, снов не глядя, бодр.
Весной цветёт весь год природа.
Глаза любимой всюду видишь,
В ручье бегущем пенье слышишь.
Но краски подменило горе,
Добро отняв, вложив худое.
Тоску вдруг разглядел Дух Леса,
Что источал душой повеса,
И сжалился над человеком Он,
Над тем, что стал в разлад с грехом.
Златыми завертев рогами,
Зверь заговорил устами.
О тайне озера вещал,
Чтоб тот источник отыскал.
«Он жизнь подарит ей вторую,
Коль ты избрал стезю другую!»
Охотник на колени пал.
«Веди её» – так он сказал.
Мужчина к дому возвратился,
В покои девушки вломился.
И время тратить он не смеет.
Избранница уже хладеет,
Святых увидела в бреду.
Жених унёс её во тьму.
Тот пруд в ночи он отыскал,
Дрожа, как лист, что опоздал.
И муж, наказу повинуясь,
Лишь о её судьбе волнуясь,
Он подошел, трясясь, к истоку.
На волю отдал он потоку
Свою любовь. Судьбу доверил,
В слова волшебные поверив.
И тело поглотила гладь,
По зеркалу пуская рябь.
Как вдруг зажглись потоки светом,
Волна пошла на месте этом.
Со дна фонтан извергся в небо!
Всё колдовством казалось это.
И вспышкой завершился акт.
А сердце юное не в такт
Забилось, встретив милый взгляд,
Знакомый столько лет подряд.
На берег из пучин явился,
Как образ девы растворился,
Олень пугливый, с толку сбитый,
Лесными чарами покрытый.
Увидев лук и злые стрелы,
Что угрожающе блестели.
И парня не признав, подруга
Сорвалась с места от испуга.
В кустах терновых затерялась.
Так с женихом она рассталась.
Не зная жизни без любимой,
Охотник, горечью томимый,
Дорогу к людям позабыл.
Отбросил лук. Таков он был.
Года минули, но молва
Ещё тревожила уста.
И на опушке иногда,
Кого обрадует судьба,
Увидит в ярком свете дня
Оленей двух и их дитя.
Случилось жизни торжество,
Любви подвластно колдовство!
Пока звучала музыка, девушки перешёптывались, поглядывая на мужественных участников турнира, пытаясь предугадать, с кем из них сведет их музыка в танце. По девичьим взглядам было понятно, что Тибо у слабого пола отмечен особым вниманием.
– Какие громкие дудки, – воскликнул роморантенец, – это вредно для моих ушей. Музыканты явно приглашены из какой-то глуши.
Вейлор, устав от разговоров, снова погрузился в собственные мысли. Приятный баритон незаметно увлек юношу во владения грёз, перенеся за пределы этих каменных стен, за окраины полей. Туда, где молодое сердце билось сильнее. А чувственные слова, слетавшие с уст поэта, казались отражением немой тоски его души.
– Обожаю поэзию! – сказал Тибо, томно закатив глаза.
А в ответ услышал громкий хохот Уго:
– Это оттого, что ты в ней ничего не смыслишь!
Вновь зазвучала музыка, теперь в честь победителя. Когда смолкла торжественная песнь, триумфатор сам подошел к Вейлору и, поклонившись, сказал:
– В былые времена победитель забирал и коня, и доспехи, а то и пленял побеждённого. Вы, мой юный друг, человек чести! Поединок с вами – уже награда. Я оценил ваш благородный порыв.
– Я думал, что в ваших краях есть только один легендарный герой – Ульрих Лихтенштейнский.
– Вы правы, легендарный там только один. Я всего лишь старик. Но я сразился с ним однажды. Тогда ещё сердце не уставало и глаз не одолевала мутность. Он был на моём месте. Седой, упрямый, гордый. Такой неукротимый! Отправил меня в лазарет, сразил с такой лёгкостью, будто проделывал это в сотый раз. Понадобились годы, чтобы разгадать его секрет. Такой самородок – один на тысячу!
Его взгляд устремился вдаль, он словно вглядывался в прошлое.
– Были времена! Теперь рыцарь мельчает. Я стар для ярких лучей славы и пышных приёмов. Поединок – это глоток воздуха, который пьянит, продлевая мне жизнь. Пропитанный гарью и кровью, тот, что окрестил нас в бою, лишая права на другую жизнь. Годы берут своё, а ты ещё не готов сдаваться, не затеяв хорошей драки. Вот и готовлю свой меч снова и снова. Приму свою старость, когда проиграю, когда юнец застанет меня врасплох. Сегодня вы отсрочили мой уход своим благородным поступком.
Он ещё раз с достоинством поклонился. Искренние слова рыцаря смутили юношу, он покраснел и поклонился в ответ.
Турнир закончился совсем не так, как хотелось бы Вейлору, но всё же после этих слов на душе стало теплее.
Громкий стук в дверь разбудил Вейлора утром. На пороге застыл голубоглазый мальчуган.
– Мне велено отыскать Вейлора де Труа. Я уверен, что это его вороной конь стоит у коновязи.
Вейлор, протирая сонные глаза, отозвался:
– Кто спрашивает?
– Я, Флорентик, сын кузнеца.
Мальчик обтёр руки о штаны и продолжил:
– Господин, назовите, что изображено на вашем гербе? Я должен убедиться, что не ошибся.
– «Полуденное Солнце».
– У меня послание от вашего дяди. Он будет ждать вас после утренней молитвы у собора Нотр-Дам, в Дижоне его каждый покажет.