Забвение

Освободившись от погони, он удалялся всё дальше и дальше, оставляя за собой тусклый свет двух красных фонарей, напоминавших взгляд демона, затаившегося в темноте. Победитель этой железной схватки, убедившись, что патрульная машина прекратила преследование, надавил на педаль газа. Его глаза хотя и не горели красным пламенем, как у дьявольских слуг, но были в этот момент не менее кровожадными и удовлетворёнными.

Полицейская же машина, перевернувшись три раза, вылетела с дороги и с грохотом ударилась об массивный ствол дерева. Её в один момент смяло пополам, словно пивную банку от твёрдого каблука ботинка. Тело непристёгнутого майора, словно тряпичную куклу, с лёгкостью выбросило через окно в небрежно растущую гущу кустов дикого шиповника. Капитана от сработавшей подушки безопасности откинуло в боковую стойку машины. Удар об металл пустил струю крови в области виска. Голова опрокинувшись, повисла на ремне, который спас его от путешествия за пределы салона.

На трассе оставалась тонкая радужная полоса бензина, струившаяся из повреждённого топливного шланга.

Глава 7

Ночь продолжала окутывать свои владения. Над небольшими строениями в окружении леса нависла темнота. Лишь несколько небрежно покачивающихся фонарей на трухлявых доживавших свой век деревянных столбах, освещали участки земли. Они и были тем самым последним плацдармом, который сдерживал этот жуткий мрак. Сегодня эти почти списанные воины света из-за всех сил пытались дожить до рассвета.

На заправочной станции не было ни единой души. Она, хотя и работала по необходимости, но в позднее время была похожа на постапокалиптическую. А в небольшом придорожном кафе, что находилось в метрах пятидесяти от крайней, покрытой коррозией бензоколонки, текла какая-никакая жизнь. Дочь со своей матерью аккуратно раскладывали вымытую посуду после последних посетителей. Женщина с уставшим видом, положив последнюю тарелку на бело-синее полотенце, оглядевшись по сторонам, спросила:

– Дорогая, а где твой отец, что-то я его давненько не видела?

– Не знаю, – ответила дочь.

– Дождёмся Татьяну и Игоря, и пойду схожу к нему в комнату.

Заступала на смену семейная пара, которая работала в кафе неделю – через неделю. Уже второй год, забыв про отпуск, они трудились здесь. Их комната находилась на втором этаже. Игорь был поваром четвёртого разряда, что для этой кухни совсем неплохо. Это была, скорее, подработка, так как основная занятость оставалась в городе в ресторане «Северное сияние», чей владелец был сыном мэра. Видимо, это и было причиной проведения в этом заведении многих банкетов бюджетных организаций. И его супруга работала в том же ресторане. Лишь Бог знает, как они друг другу не надоели, проведя бок о бок пять лет совместной жизни.

Янина стояла у небольшого зеркала и поправляла причёску, одной рукой придерживала волосы, а второй пыталась закрепить заколку. Она с удовольствием бы распустила волосы, но внезапные посетители могли застать её врасплох, а это никак не входило в нормы воспитания матери и правил поведения на людях, которые мать навязывала своей дочери. Больше сегодня они с матерью не разговаривали. Она молча ждала, когда спустится другая смена, которая выходила сегодня в ночь. Дождавшись, девушка молча пошла в свою спальню. Закрыв за собой дверь, скинула с себя всю одежду. Достав белый, как снег, махровый халат и накинув его на обнажённое тело, взяла с тумбочки косметичку и побрела в ванную комнату, которая находилась через две двери по коридору. Набрав полную ванну, шагнула в парящую воду, оставив халат на полу.

В комнате перед ванной за закрытой дверью с одинаковой периодичностью скрипело потёртое временем кресло. На нём покачивался преклонного возраста мужчина. Рядом, по правую руку от него, стояла тумба, о которой говорят «сто лет в обед». Впереди возле окна располагался письменный стол с тумбами, встроенными по бокам. Одна из них состояла из трёх выдвигающихся ящиков, у второй была единственная дверца. На столе разбросаны газеты разных лет, в которых пестрели новости о пропаже людей. Лежала тетрадь на восемнадцать листов с бледно-бирюзовой обложкой, из тех, что используются в школах. На ней два карандаша.

На правом краю стола находились вырезанные из газет статьи с фотографиями и большие ножницы, в основании немного поражённые коррозией. На неиспользованной площади стола осела недельная пыль. По всему этому, переливаясь, играл свет от огня керосиновой лампы. Стеклянная колба держалась на металлическом основании, из которого выходил один конец фитиля, а его другая, большая часть, была погружена в керосин. Свет от лампы освещал около метра комнаты, остальная часть была погружена во мрак. Иногда свет попадал на старый шкаф и верхнюю часть кровати, на которой были разбросаны вещи. Мужчина, прислонив голову к коленям и обхватив их руками, сидел в скрученной позе. Он то тихо стонал, то начинал шептать какие-то невнятные слова. В приглушённом свете было еле заметно отражение огня в его слезящихся глазах. Кресло-качалка совершала небольшие движения, перекатываясь то вперёд, то назад.

Он находился в абсолютной тишине. Несколько лет назад доктор констатировал ему полную потерю слуха, называя это глухотой. Это был правильный диагноз, но иногда, оставаясь один на один с самим собой, он слышал голоса. Поначалу, со страхом в глазах, озираясь по сторонам, он попытался найти кого-нибудь, но напрасно. Впоследствии ему хотелось их замечать всё меньше и меньше. Голоса не оставляли его надолго, проявляясь в сознании всё чаще. Когда кто-то из людей был рядом, то голоса оставляли его, как будто боясь, что их услышит кто-то ещё. Порой он думал, что поймёт их возникновение и логичность появления, но тщетно. Единственное, что он осознал, что эти голоса были в его голове. Так ему было проще жить и уберечь себя от мысли вывалиться в окно. Эти голоса были ему незнакомы, но он не был уверен, что в них не звучит мольба о помощи. Но как им помочь, он не имел никакого понятия. С другой стороны, с ним злую шутку могла играть психика, защищая его, давая понять, что он кому-то ещё может быть нужным, так как в сердцах членов своей семьи старик ощущал лишь холод и зарождающуюся ненависть.

Эти голоса, в отличие от семьи, становились ему всё ближе, всё роднее. Иногда он пытался с ними разговаривать, но ответа так и не дожидался. Ровно до того момента, пока не слышал их во сне или сквозь сон. Мужчина глубоко верил, что они ему пытались донести какую-то информацию. Если и наступало понимание, то, пробудившись ото сна, он полностью всё забывал. Через некоторое время ему приснилось то, о чём написали в вышедших на тот момент криминальных хрониках. Это вселило уверенность, что голоса из сна сообщали правду.

Это не было предсказанием или ясновидением, но он верил, что слышал подсказки. Возможно, при другой ситуации он посчитал бы себя умалишённым, как и думали о нём в последнее время родственники и близкие знакомые, но не сейчас. В глубине сознания у него получалось и разговаривать с обладателями этих голосов.

Вот и теперь, когда голоса утихли, он тяжело поднялся с кресла и подошёл, с трудом перебирая ногами, к столу. На лежавшем бумажном квадратике, приклеенном липкой полосой к обложке тетрадки, было написано: «Иван… Иван Борисович Краснов». И ниже дописано: «Не забывай своего имени, папа. Люблю!».

Его глаза заблестели, наливаясь слезами. Поднёс руку к груди и рухнул на пол. Он лежал с открытыми глазами, в глубине которых терялась реальность.

Глава 8

Прошло чуть больше часа, как Саша вёл машину. Остальные пассажиры давно крепко спали. Всё та же радиостанция играла в динамиках. Дождь так и не прекращался, он даже немного усилился по сравнению с тем, когда они выезжали из кафе. Саша держал руль правой рукой, а локтем левой облокотился на верхнюю обшивку двери. Его задумчивое выражение лица слегка освещал свет от магнитолы. Он весь погрузился в глубину своих мыслей. В таком состоянии водитель управляет машиной на подсознательном уровне. Перед ним маячили синхронно елозившие по лобовому стеклу щётки дворников, очищая бесконечно появляющиеся капли дождя, которые через свои прозрачные тельца размывали реальность. А за ними была ночь, которая постепенно становилась темнее и темнее. Всё меньшую площадь дороги освещал свет фар. Эта обстановка потихоньку начала склонять Сашу ко сну. Поднимать тяжелевшие с каждой минутой веки раз за разом становилось сложнее.