Два одиночества

Мужчина дёрнулся, чтобы кивнуть, но Доминика потянула его голову за волосы назад, приказывая:

— Скажи это. Я хочу слышать твой голос.

— Я хочу вас, госпожа Лам.

— Да, у тебя милый голос, Макс. И соблазнительные губы. Я хочу почувствовать их. Покажешь, как сильно ты хочешь меня?

Мужчина кивнул, как загипнотизированный Доминикой. Он не ожидал такого счастья. Поверить не мог, что его возлюбленная посчитает его привлекательным.

— Тогда докажи мне, Макс. Вылижи мою киску.

Доминика развела ноги в стороны, с силой ткнув мужчину лицом между бёдер. Ласково погладила кудрявые волосы Макса, подбадривая его начать. Она откинула голову назад, когда он послушно прижался губами к ткани шёлковых трусиков, оставляя влажный и горячий поцелуй.

— Оближи мою киску, Макс. Проникни в меня так глубоко языком, как сможешь. Сделай мне приятно. Я хочу кончить тебе на язык».

Феликс нервно сглотнул и отстранился, в изумлении посмотрел в невинные голубые глаза Виолы, которая слабо улыбалась. Манаукец потрясённо смотрел на неё и не верил, что она способна на такое.

— Ну как? Нормально? — жалобно спросила землянка, даже не догадываясь, какую бурю разбудила в мужчине своей фантазией. Она нетерпеливо ёрзала в кресле, сжимала кулаки, не отрывая своего требовательного взгляда от Феликса, словно выпрашивала похвалу.

Мужчина боялся открыть рот. Желание, пробившее его естество, сводило мышцы. Откуда в ней столько порока? Такая с виду невинная девочка, а писала столь ярко, откровенно и возбуждающе. Ей удалось его смутить. Ей! Его! Да кому скажи, что Феликса Энтоса засмущала девственница, не поверят! Но это произошло. И он был рад открыть для себя что-то новое. Приятная дрожь властвовала в его теле, встревоженная порочными строками.

— Ты чудо! — сумел лишь вымолвить манаукец.

Виола вздохнула с облегчением. И уже более открыто улыбнулась ему.

— А не слишком пошло? — Неудержимая страсть землянки к самокопанию вновь дала о себе знать. — Мне кажется, я перегнула с этим «кончить тебе на язык».

Феликс усмехнулся, начиная приходить в себя.

— Оставь. Красиво и порочно, честно. Проверяй и можешь выложить на сайт. Поверь, это будет шедевр.

— Честно? — обрадовалась Виола, и альбинос решил немного поправиться.

— Конечно для узкого круга читателей. Не для массового чтения.

— Это и так понятно. Спасибо, — искренне поблагодарила его Виола. Её малиновые волосы блеснули, когда она отвернулась от манаукца, решив послушаться его совета и начать проверку. А Энтос поймал себя на том, что представлял себя Максом. Его воображение манили белые бёдра землянки и чёрный шёлк её трусиков. И тут, словно озарение, отчётливо вспыхнула мысль в голове мужчины. Он развернулся обратно и чуть не рассмеялся в голос. Вот проказница! Как же она всё ловко обыграла. Но должна поплатиться за это своим смущением.

Альбинос осторожно подкрался к своей гостье и тихо шепнул ей на ушко:

— Он своим языком намочил её трусики. Она чувствовала это и приходила в дикий восторг.

Виола, вздрогнув, резко обернулась к Феликсу. Он залюбовался багрянцем на её щеках.

— Разрешаю тебе оставить их мокрыми. Тут это в самую тему. Скоро обед. Я позову тебя.

Оставив краснеть не нашедшуюся с ответом Виолу, манаукец, гордый собой, вернулся на кухню. Он был преисполнен восторгом. Любые неожиданные знакомства всегда привносили что-то новое в жизнь. И Феликс молился, чтобы ему как можно дольше не наскучила эта игра в учителя-совратителя. Хотелось растянуть невероятный прилив энергии, который накрыл его всего лишь от пары строк, созданных под его чутким руководством.

Виола

Сердце моё, сердце! Чуть сердечный приступ не получила, когда манаукец жарко зашептал на ушко про мокрые трусики. И чего он пристал к ним? Вот чего? Ну пошловато звучит, но издеваться-то зачем? И вообще, как он узнал, что я к этому и вела? Захотелось зарычать от досады. Ужасно было то, что у меня у самой всё взмокло. Ну как у него это получалось? Что за голос! Ведь реально можно кончить, лишь слушая его! Тело трясло от возбуждения и мысль, что манаукец рядом, всего за тонкой стенкой, приводила мою озабоченность в предательский трепет.

Главное, чтобы он не узнал, кого я представляла, когда писала эту сцену. Чью макушку видела между своих бёдер. Я украдкой взглянула в сторону кухни, откуда доносились звуки и аппетитные ароматы. Как бы мне незаметно пробраться в санузел, чтобы перевести дух, собраться с мыслями? Остудить голову и сердце. Каждая такая откровенная сцена для меня была волнующей. Слишком вживалась в роль, погружалась с головой в придуманный мир. И мне нравилось то, как менялся роман «Порочная плоть». Он казался намного взрослее и вкуснее. И всё благодаря Феликсу, его вере в меня. Так что держитесь, девочки мои, вы точно сегодня будете пищать от восторга!

Я была решительной как никогда!

После того, как я появилась в гостиной, Феликс позвал меня обедать, и мне пришлось потерпеть с редактурой. Хотя руки так и чесались. Но я всё же была благодарной манаукцу и решила завести разговор о нём. Должна же я знать о поклоннике моего таланта хоть что-то. А то он уже слишком многое успел узнать обо мне. Он, оказывается, владел ночным клубом. Я мысленно присвистнула, в уме прикидывая, сколько же он зарабатывал. Надо же, такой солидный мужчина, а читал женскую эротику. Интересно почему. Не могло же быть, что он из другого лагеря? Слишком брутально сексапилен. Обычно те, что предпочитали свой пол, более жеманны. Хотя я, конечно же, не могла судить. Опыта общения с ними у меня не было, как, в принципе, и желания заводить столь сомнительные знакомства. Меня грызло любопытство узнать, почему у него страсть именно к моим романам.

Вот только выяснить это никак не удавалось. Манаукец сам стал расспрашивать меня о семье, которой у меня не было. Точнее была, только жила далеко, на станции «Луна-2». Я спросила о его родителях. Феликс в немом изумлении приподнял бровь.

— Ты совершенно ничего не знаешь об альбиносах?

Мотнула головой, поймав себя на том, что уже даже боялась знать на какую мозоль ему наступила. Слишком искусственно он мне улыбался, словно ничего серьёзного не произошло. Но это было не так. Я его заставила окунуться в болезненные воспоминания.

— У нас немного другие отношения в семье.

— Как это другие? Я видела манаукскую семью, у вас всё так же, как у нас.

Улыбка на губах Феликса как приклеилась, а в алых неземных глазах отражалась вселенская скорбь.

— Альбиносы отличаются от привычных вам манаукцев. Шиянара очень закрытая планета, даже для своих. Там царит матриархат и правит шиямата. Поверь, это не лучшее место для мужчин.

Я пожала плечами.

— Верю. Значит, здорово, что ты теперь живёшь здесь, на станции «Астрея»?

— Спорно. Но терпимо.

У меня даже рот открылся от удивления. Нет, ну надо же. Жил в таком большом благоустроенном жилблоке, смог купить себе нанототоп, владел ночным клубом, ещё и привередничал. Мне бы так! Вот это наглость!

Обед как-то быстро для меня подошёл к концу. Я даже не успела расспросить у него, что там с его мамой в итоге. Он меня прогнал работать, напомнив, что времени осталось всего пару часов. Ну и я пошла. Не стала мозолить ему глаза. Видела, как он погрузился в свои грустные мысли и варился в них, не желая делиться. Да и чего это вдруг я стала такая нетактичная? Почему меня вдруг стала заботить его судьба?

На проверку ушло чуть меньше часа, и я выложила пролог под дробь, которую отбивал Феликс пальцами о журнальный столик. Я улыбалась ему. Это был мой маленький триумф. Я верила, что всё получится, и я сумею взять реванш. Доказать самой себе, что способна на более яркие произведения.

— Молодец, я горжусь тобой, — похвалил меня Энтос, кладя рядом со мной платье, которое я оставила в санузле, и чулки, считавшиеся пропавшими без вести. — Продолжай в том же духе.