Пойманные в city

Люська задумалась. Положа руку на сердце, она вовсе не горела желанием возвращаться домой, к поднадоевшим любовным терзаниям Алины и насмешливым репликам Жанки. И, хотя ее беременность еще не была заметна, она все же опасалась цепкого Жанкиного взгляда, словно дурной глаз мог навредить будущему ребенку.

— Ой, нет, мне все-таки надо домой, — вдруг вспомнила она и сама огорчилась. — Ты же просил захватить завтра загранпаспорт, а с собой у меня его нет…

— Вот черт, — Дима с досадой закусил губу, но в тот же миг лицо его вновь просветлело. — А давай прямо сейчас заедем за паспортом, а потом отправимся ко мне?

— Давай, — тоже обрадовалась Люська.

— Только я подниматься не буду, — предупредил Дима, — не хочу встречаться с твоей неотразимой Жанной, уж извини…

— Боишься влюбиться? — захохотала Люська.

— Ну, она же «Мисс Вселенная», перед которой никто не может устоять, — подхватил Дима ей в тон. — Опасаюсь за свою невинность. А если серьезно, мне просто несимпатичны такие люди. Тем более, одна ты быстрее обернешься. А вот если я зайду в квартиру вместе с тобой, мне придется расшаркиваться в реверансах и много говорить…

— Жанка, кстати, пребывает в уверенности, что я вас до сих пор не познакомила только потому, что заранее ревную, — со смехом рассказала Люська.

— Ну что ж, не будем ее разочаровывать, пусть продолжает питать эту иллюзию, — подмигнул ей Дима.

Открыв дверь своим ключом и зайдя в квартиру, Люська сразу же оценила обстановку — девчонки сидели в кухне, и Жанка оттачивала на Алине искусство злословия, рассказывая ужасы о положении женщин на Востоке, в частности в Турции.

— …И будет он вытирать о тебя ноги всю жизнь, еще несколько жен в дом возьмет… Хотя, думаю, до свадьбы у вас дело все-таки не дойдет. Не женятся они на наших девушках, поверь!.. Так что зря ты ислам приняла и вообще унижалась перед ним, как собачонка ведь бегала…

Появления Люськи никто не заметил. Она хотела было по привычке вступиться за подругу, но затем малодушно решила не вмешиваться, иначе разговор грозил затянуться надолго. Вместо этого она молча прошла в комнату к столу, выдвинула свой ящик и разыскала среди документов загранпаспорт. Потом она подошла к шкафу и взяла кое-что из одежды, чтобы можно было переодеться у Димы дома и завтра перед работой. Искушение так же незаметно, как появилась, исчезнуть было велико, но, к сожалению, подруги услышали доносившиеся из комнаты звуки. Обрадовавшись появлению Люськи как избавлению от Жанкиной компании, Алина рванула в комнату с радостным криком:

— Люсь!.. Это ты!!! Наконец-то, чего так поздно?!

— Дела были, — уклончиво отозвалась Люська. Она не собиралась рассказывать ни про встречу фан-клуба, ни, тем более, про визит к доктору Сушиле Кумар. Во всяком случае, не сейчас, не при Жанке…

— А ты что, опять уходишь? — огорчилась Алина, наблюдая, как Люська застегивает сумку и укладывает в пакет пижаму и теплый свитер.

— Да, — виновато пожала плечами она. — Дима внизу ждет… Я сегодня у него переночую.

— Может, совсем к нему переедешь? — зло прищурилась Жанка, не скрывая досады. Если еще накануне она делала попытки наладить отношения, то после известия о том, что подруга ночует у Ангела, ее доброжелательность как рукой сняло.

— Может, и перееду, — спокойно подтвердила Люська.

— Ты бы шкаф освободила от своего барахла, — нагло заявила Жанка в ответ. — Все равно не живешь тут практически, твои вещи только место занимают…

Люська, уже направившаяся было к выходу, быстро обернулась.

— До тех пор, пока я плачу за эту квартиру, — отчеканила она, глядя Жанке в глаза, — мои вещи останутся лежать там, где я их положила. Даже если я годами не буду здесь появляться.

Жанка усмехнулась с видом победительницы.

— Я думаю, ты сама прекрасно осознаешь всю непрочность своего положения. Ангел может тебя не сегодня-завтра бросить. Поэтому ты и не съезжаешь…

Неимоверным усилием воли Люська заставила себя не реагировать на эту реплику. Вместо этого она перевела взгляд на Алину и мило улыбнулась ей:

— Я позвоню завтра с работы, мне о многом нужно с тобой поговорить…

— Хорошо, буду ждать, — кивнула Алина.

— Ну, пока! — Люська подчеркнуто помахала одной лишь Алине и с прямой спиной вышла из квартиры. Только на лестнице она выдохнула, остановилась и, прислонившись к перилам, расслабила напряженные мышцы лица. Колени слегка подрагивали. Впрочем, возможно, причиной была всего лишь «беременная» слабость…

В редакции без Миши воцарилась скука смертная. Люська едва не вешалась с тоски. Конечно, в том, что коллектив сложился исключительно женский, были и свои плюсы. Теперь во время работы можно было обсуждать все что угодно, от критических дней до противозачаточных таблеток, от кулинарных рецептов до бразильских сериалов, от «все мужики козлы!» до «все мужики сволочи!», не говоря уж о том, что стало возможным запросто подтягивать сползшие колготки и не думать о том, как ты при этом выглядишь. Но минусов, однозначно, было больше. Люське ужасно не хватало их с Мишей совместных кофе-брейков. Она скучала по широкой улыбке фотографа, по его неизменному легкому юмору по отношению ко всему вокруг, по их беззлобным шутливым перепалкам…

Чтобы как-то убить время, Люська набрала номер Алины и расспросила подругу, как у нее дела. Дела, как выяснилось, были не очень веселыми. За последние дни Тамер довел Алину практически до предела, и та находилась на грани нервного срыва. Сначала парень позвонил ей и сказал, что милостиво согласен «простить». Однако эпопея на этом не закончилась. Отныне Тамер взял за правило постоянно напоминать Алине об ее «проступке», то и дело попрекая ее и внушая мысль о ее неполноценности, недостойности. Это уже переходило все разумные границы, но у несчастной Алины просто не было сил сопротивляться. О том, что она общалась возле магазина с незнакомым мужчиной, ей напоминалось каждый божий день.

— Происходит следующее, — плача, рассказывала Алина. — Допустим, мы с ним встречаемся, идем гулять. И я, например, говорю какую-нибудь глупость. Все! Эта моя мимолетная глупость сию же минуту возводится в ранг Величайших Ошибок, и все начинается по-новой: «Ты знаешь, я тут подумал… Мы с тобой все-таки настолько разные… Мы друг другу не подходим. Я не женюсь на тебе и в Стамбул к родным тебя не повезу. У тебя совершенно другой, чуждый мне, менталитет». Я, естественно, начинаю плакать, на что он еще больше психует: «Не надо мне твоих слез, я им не верю…» Когда у меня уже истерика, он снисходит до того, чтобы меня успокоить и сказать, что все нормально. А на другой день все начинается по новой…

— Алин, — осторожно сказала ей Люська. — А может… Может, у вас это просто… ну, не судьба?

— Не знаю, — устало протянула подруга. — Я люблю его, это факт. Но факт также и то, что я жутко устала, и мне сейчас хочется просто умереть…

— Ну вот скажи, — спросила Люська, — как ты сама считаешь — неужели это правда, что ты совершила подлость и что ты это все заслужила?!

— Не понимаю… Правда, Люсь, я много думала, но так и не понимаю… По-моему — нет. По-его — да. Может, мы оба правы? Каждый со своей позиции?..

— Да нет же, Алин! — разозлилась Люська. — Он не прав, однозначно! Ни со своей позиции, ни с чьей-либо другой. Он тобой нагло манипулирует… А еще скажи мне, только откровенно… — на секунду она запнулась, но все же продолжила:

— Он тебя никогда не бил?

Алина аж задохнулась от такого предположения.

— Нет, что ты! Тамер, конечно, временами дикий и совершенно неуправляемый, но до рукоприкладства дело никогда не доходило.

— Ну, хоть на этом спасибо, — мрачно произнесла Люська. — Однако нужно что-то решать. Так дальше не должно продолжаться, я не могу смотреть, как ты таешь на глазах, сжираешь сама себя за то, чего не совершала… Нельзя, Алин, настолько зависеть от других людей. Пусть даже от любимых, — грустно добавила она. — Тебе надо просто поставить ему ультиматум: либо эта травля прекращается раз и навсегда и к теме твоего якобы флирта с мальчиком у магазина вы больше не возвращаетесь, либо… Либо ты скажешь ему «прощай». Ему пора уяснить, что ты — человек самодостаточный и независимый, а не безропотный придаток к нему самому. Ты не должна в угоду ему лить слезы и предаваться самобичеванию… И бегать за ним ты тоже не будешь. Никогда. Если ты себя хоть немножечко уважаешь… И… — она замялась, — и если ты хочешь, чтобы тебя уважали другие люди.