Волчья сотня

– Поздравляю вас, поручик, – усмехнулся Мальцев, – одно только вам скажу – будьте осторожны с Сонечкой, она дама с норовом… и полковник Азаров соперник серьезный, так что по этой дорожке ходите, да оглядывайтесь. Азаров – человек сдержанный. Да только в тихом омуте, говорят, черти водятся. Лучше уж вы держитесь от его дамы сердца подальше.

– Да что вы, господа! – с легкой полуулыбкой ответил Борис. – У меня и в мыслях не было…

– Господину поручику просто зазорно с нами играть, – с неожиданной злобой заговорил молчавший до сих пор Осоргин, – он, должно быть, считает наше общество недостойным своей особы!

– Брось, Митенька, не заводись! – Мальцев потрепал Осоргина по плечу. – Что у тебя за характер! Лучше выпьем, господа! Выпьем за прекрасных дам, и здешних, ценских, и тех, которые с нетерпением ждут нас в Москве!

Бокалы зазвенели. Офицеры выпили стоя. После все сели вокруг стола, и Борис оказался рядом с Бережным. Есаул, весьма импозантный в черной черкеске с газырями, подкрутил длинный ус и повернулся к Борису.

– Поручик, а славный у вас пистолет!

– Да, неплохой, – Борис расстегнул кобуру и вынул оружие, – «борхард-люгер», он же «парабеллум», то есть «готовься к войне».

– Славная, славная вещь… – Есаул разглядывал пистолет, любуясь им, как прекрасной женщиной.

– Позвольте, есаул, я подарю вам его, – поспешно проговорил Борис, вспомнив, что на Кавказе принято дарить понравившуюся вещь.

– Нет, поручик, я не могу принять такого подарка. А давайте мы с вами сыграем – ваш «люгер» против моего кинжала, – с этими словами Бережной отстегнул от ремня кинжал в отделанных серебром ножнах и протянул его Борису. Борис осторожно вытащил клинок из ножен и невольно ахнул – так хорош был кинжал. По темному лезвию бежал тускло отсвечивающий волнистый рисунок, рукоять черного дерева сверкала серебряной арабской вязью.

– Это настоящий пулад… или булат, как говорят европейцы, – прекрасный старинный клинок.

– Это фамильный ваш кинжал? – с любопытством спросил Борис. – Или вы его купили?

– Купил?! – Лицо Бережного побагровело. – Оружие не покупают! Оружие можно получить от отца, можно добыть в бою, но покупать оружие нельзя. Этот клинок я добыл в бою, – Бережной, видимо, вспомнил что-то давнее, и краска возмущения сошла с его лица, он успокоился и закончил: – А вот выиграть оружие в карты можно. Давайте, поручик: ваш «люгер» против моего кинжала.

– Извольте, – Борис кивнул головой. – Коли не хотите принять пистолет в подарок – сыграем.

Бережной перетасовал колоду, велел Борису снять половину и начал метать. Направо выпала десятка, налево – валет. Борис открыл десятку.

– Десятка ваша бита, – с легкой усмешкой произнес наблюдавший за игрой Осоргин.

– Что ж, – Борис пожал плечами, – я ведь говорил вам, господа, что мне в карты не везет! Прошу вас, есаул, – и он протянул Бережному свой «парабеллум». – Так и так я хотел вам его подарить.

Бережной любовно погладил рукоять пистолета, убрал его в кобуру и промолвил:

– Оружие и лошади – вот что должно радовать сердце настоящего мужчины! А бабы… они не стоят того, чтобы долго о них думать.

– Видимо, какая-нибудь брюнетка сильно задела твое сердце, – с прежней легкой усмешкой заметил Осоргин.

– Митенька, – поморщился Мальцев, – ну что у тебя все-таки за характер! Знаешь прекрасно, что есаул не любит подобных разговоров, а все тебе неймется… Ну, господа, выпьем за Москву, за то, чтобы мы с вами прошлись через месяц по ее улицам!

– Выпьем. За это выпьем, – тихо промолвил Осоргин и добавил вполголоса, обернувшись снова к Борису: – А только с вами, поручик, и в карты-то играть неинтересно – проигрыш вас не огорчает. Наверное, и выигрыш не радует. Что вы за человек такой… Как шеф ваш, полковник Горецкий, – такая же темная лошадка…

– Это ты, Дмитрий, – перебил его Алымов, – это ты что за человек, вечно на ссору набиваешься, не можешь с характером своим сладить! Чем тебе, спрашивается, Борис не угодил?

– Ладно, Алымов, ладно, – поморщился Осоргин. – Скверное настроение… Простите меня, поручик!

– Да я не в обиде, – Борис пожал плечами. – Давайте выпьем с вами на брудершафт.

– А что, – Осоргин улыбнулся, чуть криво по своему обыкновению. – Что ж, выпьем.

Полковник Азаров собирался к даме своего сердца. Ивана он отослал из дому с какими-то поручениями. Раздался стук в дверь. Поскольку в доме никого не было, полковник накинул френч и, не успев застегнуться, отворил дверь. На пороге стояла та, к кому собирался он сейчас идти, чтобы провести с ней вечер. Софья Павловна тяжело дышала, грудь ее вздымалась. Щеки ее горели, глаза сверкали, волосы выбились из-под шляпки. Пораженный полковник отступил внутрь, не успев вымолвить ни слова. Незаметно для Азарова оглянувшись по сторонам, она проскочила в дверь. В переулке никого не было, никто не мог ее видеть.

– Вы… – опомнился Азаров. – Софья Павловна, вы… как вы здесь?

«Обыкновенно», – раздраженно подумала она, но промолчала.

– Простите, я… совсем не ожидал, – он торопливо застегивал френч.

Софья Павловна глубоко вздохнула и начала представление. Шляпа и перчатки полетели на диван, она подошла к полковнику вплотную и поглядела ему в глаза требовательно и тревожно. Потом вдруг отскочила в сторону и закрыла лицо руками.

– Нет, – глухо донеслось до Азарова, – нет, не могу, не могу поверить…

– Но что такое, что случилось? – бормотал ошеломленный полковник.

– И вы еще спрашиваете, что случилось? – Теперь она стояла перед ним, грозно сверкая фиалковыми глазами. – Вы еще имеете совесть недоумевать по поводу происшедшего? Низкий, бесчестный человек! Вы думаете, что раз сейчас война, то в такое страшное время можно безнаказанно издеваться над одинокой несчастной женщиной, можно играть ее чувствами… – Тут Софья Павловна сочла необходимым грациозно упасть на диван и разразиться рыданиями.

Полковник Азаров совершенно потерял голову. Вид любимой женщины, так откровенно страдающей, привел его в неистовство. Он упал на колени перед ней, он целовал ее руки, которые она пыталась отнять, словом, сцена была достойна немого кинематографа. Наконец Софи, чувствуя, что такая опасная близость приводит влюбленного полковника, как и всякого нормального мужчину, к совершенно определенным мыслям, села на диване и оттолкнула своего обожателя.

– Не прикасайтесь ко мне! – вскрикнула она.

В суматохе Азаров не заметил, что глаза ее совершенно сухи. Когда нужно, Софи умела вызвать настоящие слезы, но в данном случае решила не тратить силы.

– Давайте объяснимся раз и навсегда, – горько проговорила она.

– Но в чем, в чем вы меня обвиняете? – вскричал он, в свою очередь засверкав глазами.

– Я хочу знать, зачем вам понадобилось меня обманывать. Вы уверяли меня в искренности своих чувств…

– Но это так, вы же знаете, что я вас люблю!

– Да? А к кому же тогда вы ездите по ночам? – Вопрос вылетел, как пуля из пистолета.

Удар был силен, полковник застыл на месте.

– Да-да, – она продолжала давить, не давая ему опомниться, – вы – обманщик, вы говорите женщине, что не можете без нее жить, а сами по ночам развлекаетесь с другой!

– Но… с чего вы взяли, что я езжу куда-то по ночам? – пытался полковник оказать слабое сопротивление.

Он мог бы рассчитывать на успех, если бы дело было на фронте, но в данном случае все его жалкие попытки защиты были заведомо обречены на провал.

– Не нужно играть со мной, – как-то даже спокойно заговорила Софья Павловна, и в этом спокойствии Азарову почудилось приближение окончательного и бесповоротного разрыва, – не нужно лгать, изворачиваться, снова начинать вашу сладкую песню о любви, которая не может быть счастливой…

– Но это так и есть! – глухо проговорил полковник и отвернулся. – Всегда существовала причина, по которой я мог любить вас только издали.

«Возможно, он болен, – в некотором смятении подумала Софья Павловна. – Этого только мне не хватало».