Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 72



2

Он не знал, что его зовут пушистиком. Он и его сородичи называли себя "гашта" - "Народ", если вообще как-то называли.

Разумеется, есть еще всякие звери, но они не Народ. Они не умеют разговаривать, с ними нельзя дружить. Некоторые из них большие и опасные, как трехрогие хеш-назза, или "визгуны", что охотятся по ночам, или годза, что летают на больших крыльях и бросаются на добычу сверху - самые страшные из всех. А другие, наоборот, маленькие и съедобные. Самые вкусные - это затку, многоногие существа, которые прячутся в траве. У них крепкий панцирь, а в панцире - сладкое белое мясо. Ты охотишься и убиваешь, чтобы есть, и стараешься, чтобы тебя не убили и не съели, и чтобы жизнь была как можно приятнее.

Приятно охотиться, если есть добыча и если ты не очень голоден. Приятно перехитрить какого-нибудь зверя, который охотится за тобой, и убежать от него. Приятно играть и гоняться друг за другом по лесу и находить что-нибудь новое и неизвестное. Приятно устроить удобное логово, сбиться в кучку и болтать, пока не уснешь. А потом, когда солнце снова выберется из своего логова, будет новый день, и снова случится что-нибудь новое и интересное.

Так было всегда, с тех пор, как он себя помнил. А помнил он себя очень давно. Он уже не мог сосчитать, сколько раз на его памяти листья желтели и краснели, а потом высыхали и опадали с деревьев. Все те, кто был в их стае, когда он был маленьким, давно уже умерли, погибли или куда-нибудь ушли. Зато в стае появились другие. И теперь его зовут Тоши-Соссо - Мудрый-Тот-Кто-Лучше-Знает, - и делают все, как он скажет. Так стало с тех пор, как Старая "сделалась мертвой". Маленькая, которая идет сейчас рядом с ним, - дочь Старой, одна из немногих детей гашта, которые рождаются живыми и выживают.

Маленькая увидела куст красных ягод еще раньше его и с удивлением вскричала:

– Смотрите, красные ягоды! Они еще не кончились, и их можно съесть!

Для красных ягод было поздновато: они по большей части уже потемнели и сделались твердыми и невкусными. И новые теперь появятся не скоро, только когда на деревьях снова распустятся листья и птицы начнут вить гнезда. А пока есть другие съедобные вещи: на деревьях, которые они все знали, скоро поспеют большие коричневые орехи, мягкие и вкусные внутри. Он очень любит орехи. Но все-таки почему все вкусные вещи не могут быть одновременно? Вот было бы замечательно… Но так было всегда.

Они толпились у куста, стараясь не уколоться об острые шипы, обрывали ягоды, набивали рты, выплевывали семечки, смеялись и говорили о том, какие вкусные эти ягоды и как им повезло, что они нашли их так поздно. Кое-кто из молодежи на радостях даже забыл об осторожности.

– Следить, все время следить, смотреть, слушать! - упрекнул их Мудрый. - Вы не следите - кто-нибудь придет и съест вас.

На самом деле сейчас им ничто не угрожало. Поблизости не было зверей, которых стоит бояться, и никто из них не мог услышать голоса Народа. Однако об осторожности забывать не следует. Забудешь - тут-то тебя и сделают мертвым.

Быть Мудрым совсем не приятно. Другие все время ждут, что он будет думать за них. Это нехорошо. А вот предположим, его сделают мертвым - и кто будет думать за них тогда? Они съели все ягоды и стояли, ожидая, пока он скажет им, что делать дальше.

– Что делать теперь? - спросил он. - Куда идти?



Они все смотрели на него и не знали, что сказать. Наконец Другая, присоединившаяся к стае между временем птичьих гнезд и земляных ягод, перед последним листопадом, сказала:

– Охотиться на затку. Быть может, найти затку для каждого.

Она имела в виду, что каждому достанется по целому затку. Но ведь так не бывает. Затку не бывает так много. Позавчера они нашли двух, и каждому досталось всего по несколько кусочков. К тому же здесь, среди скал, они затку не найдут. Затку сейчас откладывают яйца и ищут мягкую землю, чтобы вырыть норы. Но здесь можно найти хатта-зосса. Он видел молодые деревца с обгрызенной корой. Хатта-зосса вкусные. Если им удастся убить двух-трех, им хватит мяса и никто не останется голодным.

К тому же убивать хатта-зосса приятно. Они почти такие же большие, как Народ, у них сильные челюсти и острые зубы, и они отчаянно защищаются, если загнать их в угол. Он предложил охотиться на хатта-зосса, и все тут же согласились.

– Хатта-зосса живут среди скал, - сказал молодой самец, которого звали Собирателем. - Скал больше на вершине холма.

– Найти течь-вода, - предложила Большая. - И идти вдоль нее туда, где она выходит из земли.

– Смотреть, где хатта-зосса объест кору.

Это сказал Хромой. На самом деле он хромым не был, но однажды он повредил ногу и некоторое время хромал, и с тех пор все звали его Хромым, потому что не могли придумать, как звать иначе.

Они пошли вперед, растянувшись в линию, так, чтобы видеть своих соседей. На ходу они охотились - наполовину играючи, потому что они только что наелись ягод, а когда они найдут хатта-зосса, мяса хватит на всех. Один раз Мудрый остановился у полусгнившего бревна, ткнул в него заостренным концом своей дубинки и нашел вкусных белых личинок. Пару раз он слышал, как кто-то охотится на мелких желтых ящерок. Наконец они вышли к ручейку, остановились и по очереди напились, не переставая смотреть по сторонам. Потом они прошли по ручью вверх до источника.

Здесь хорошо будет спрятаться, если за ними кто-нибудь погонится. Над источником смыкались кроны деревьев с острыми сучьями; годза сквозь них не проберутся. Мудрый сказал об этом, и прочие согласились. А наверху, за деревьями, виднелся желтый утес. Хатта-зосса любят такие места. Прочие держались позади, предоставляя ему вести стаю, и следовали за ним, растянувшись цепочкой. Временами кто-нибудь указывал на деревья, объеденные хатта-зосса. Потом они вышли к тому месту, где кустарник кончался, к лужайке у подножия утеса.

Там было семь хатта-зосса, серых зверей высотой в холке по пояс гашта. Все они объедали кору деревьев. Всех перебить не получится, но, если удастся убить хотя бы трех-четырех, мяса хватит всем, чтобы наесться до отвала. К этому времени все уже набрали камней и теперь несли их на сгибе локтя. Мудрый коснулся Хромого концом своей дубинки.