Проданы в понедельник

В ту ночь мать присела на краешек его кровати; ее голос прозвучал грубовато, как наждачная бумага. «Иногда младенцы просто прекращают дышать, без всякой причины…» Эллис запомнил слезы на щеках матери и свою попытку понять, как его братик отправился на небо жить с ангелами. Позднее он проснулся от тяжелой поступи отца, расхаживавшего взад-вперед по скрипучим половицам. Эту привычку ночного бодрствования отец сохранил на многие годы. Из ночи в ночь он бродил неприкаянным по дому, словно что-то потерял и никак не мог отыскать. Смеялся ли хоть раз отец с того дня? Промолвил ли хоть слово об уходе Генри? Этого Эллис точно сказать не мог. Впрочем, и вероятности того, что мать когда-нибудь решится испечь снова яблочный пирог, тоже не было.

– Сынок? – окликнула она, вернув его из прошлого. – Хочешь персиковый пирог?

– Конечно, – улыбнулся ей Эллис.

Мать уже собралась встать и оставить Эллиса наедине с отцом.

– Ма, подожди. Посиди и отдохни. Я сам могу его достать.

Мать, естественно, запротестовала, но они пошли на компромисс. Пока Эллис перенес грязные тарелки в мойку, мать приготовила кофе и десерт, и они снова уселись за стол.

– Надеюсь, я не переборщила с мускатом, – заволновалась миссис Рид, пока Эллис и отец надкусывали свои куски. – Я попробовала новый рецепт из «Гуд хаускипинг».

– Пирог изумительный, – промычал Эллис набитым ртом.

Отец согласился:

– Очень вкусно, Мима. На самом деле вкусно.

Мать улыбнулась – скорее, из чувства гордости, чем облегчения. А затем продолжила болтовню, призванную заполнять все их неловкие паузы до самого конца трапезы. Эллис осознал: его шанс улетучивается. А ведь когда они только сели за стол, мать спросила, как у него дела в газете.

Общий вопрос – общий ответ. «Все отлично», – пробормотал Эллис, уверенный, что мать еще вернется к этой теме и начнет выведывать подробности. Но пока что этого не произошло; мать стала расспрашивать мужа о новом станке на сталелитейном заводе, который он обслуживал как контролер. Лицо отца даже просветлело, когда он описывал эффективность и безопасность нового агрегата, который пробивал целый год.

Эллис нашел эту тему удачной и для подъема отцовского настроения, и для плавного, естественного перехода к следующей теме. Ведь она как нельзя лучше соотносилась с фотографией, лежавшей в кармане его рубашки. Эллис уже решил вытащить ее сам, когда отец произнес:

– Хочешь, я проверю твой радиатор перед тем, как ты тронешься в обратный путь?

Это была одна из тех фраз, что прозрачно намекали любому гостю: пора и честь знать, не век же гостить.

– Гм, да… Я буду очень признателен.

Одним глотком отец допил свой кофе. Но, словно прочитав мысли Эллиса, вдруг встряла мать:

– На улице еще очень светло. Спешить некуда. – Она стала поглаживать предплечье мужа, явно пытаясь расположить его к дальнейшему разговору. – Расскажи нам, Эллис, над какой статьей ты теперь работаешь?

Он мог бы обнять ее прямо сейчас! Устроить в ее честь парад!

– Мой новый очерк будет опубликован в завтрашней газете.

– Еще один? Уже? Да еще и в воскресном номере! – Лицо матери просияло. А глаза покосились на мужа: – Это же здорово, правда, Джим?

Отец Эллиса ответил еле заметным кивком. Но его брови приподнялись, как будто он тоже был впечатлен.

Приободрившись, Эллис выпрямился на стуле:

– Знаете, я долго выбирал тему для новой статьи, с такой фотографией, которая бы многое значила для местных жителей. И тогда я подумал о шахтах. – В отсутствие сенсационных репортажей жители Филадельфии (как уже заметил Эллис) любили читать о себе. – Я привез этот снимок, показать вам. – Эллис вытащил фотографию и горделиво положил ее на стол. – Вот эти два парня, что здесь запечатлены, они в детстве работали дробильщиками. А сейчас они управляют машинами, которые сортируют уголь за них. Более эффективными и безопасными, как тот новый станок, что купил твой завод, папа. Можете себе представить, сколько детей ныне живет и здравствует благодаря этим механическим машинам? И все это вследствие законов о труде. А в том, что они появились – заслуга журналистов, обративших внимание общественности на проблемы детского труда.

Эллис не планировал упоминать о том, кто кого должен был благодарить. Эти слова вырвались сами собой. И все же что-то в комнате переменилось. Эллис понял это по поведению отца, по его взгляду, в котором не осталось никакой легкости, сквозившей в нем еще несколько секунд назад.

Неужели отцу было так трудно признать свою неправоту? Неужели он не мог отбросить свои старые сомнения насчет выбранной сыном профессии? Изменить свое мнение о «ворошителях грязного белья» в прессе?

Или… причина крылась в другом?

Джим Рид всегда умел обнаруживать сильные и слабые стороны в любой вещи. И как контролер-инспектор он выискивал то же в своих рабочих. Может, он единственный почувствовал примесь обмана – как мелкую неполадку в коробке передач – в рассказе Эллиса о своих успехах?

Какова бы ни была причина подобной отцовской реакции, но мать Эллиса явно оказалась в тупике. Она не знала, как реагировать на молчание мужа.

Когда Джим Рид поднялся из-за стола, его голос прозвучал резко и хрипло:

– Пойду лучше гляну машину, пока не стемнело, – и с этими словами он вытащил из шкафа ящик с инструментами и поспешил к выходу.

Когда отец вышел, мать Эллиса с натянутой улыбкой вернула ему фотографию.

– Думаю, статья будет замечательной, – сказала она. – И мы с удовольствием ее почитаем.

Глава 10

Вот и опять Лили солгала. Это был не идеальный способ провести среду, но сотрудники четырежды поинтересовались у нее, хорошо ли она себя чувствует. И каждый раз Лили повторяла, что чувствует себя прекрасно. Хотя в этих словах не было ни доли правды. Со вчерашнего вечера, когда она украдкой позвонила из пансиона (в обители незамужних женщин с высочайшим моральным уровнем такие звонки следовало делать тайно). Узнав о состоянии Сэмюэла, Лили разволновалась так, что сама почувствовала себя плохо.

– Я выеду первым же автобусом завтра же утром, – заявила она. Ей было сказано не приезжать – в этом нет надобности. Ведь она все равно увидит его в пятницу.

Но до пятницы оставалось еще целых два дня. Два дня, которые грозили растянуться для нее в вечность.

Лили попыталась хоть как-то скоротать тягостные часы. Заняла себя подшивкой документов, телефонными звонками и печатанием начальственных предписаний. И постоянно напоминала себе: приходить и уходить с работы, когда ей заблагорассудится, не прокатит. Особенно с таким боссом, как Говард Тримбл. Если только ей самой не захочется вылететь с работы.

Лили даже удалось удержаться от повторного звонка Сэмюэлу в обеденный перерыв. Но теперь босс уехал на встречу в четыре часа и не собирался возвращаться до конца рабочего дня. Людей в отделе заметно поубавилось, а оставшиеся коллеги сосредоточились на делах, которые нужно было доделать срочно. И Лили наконец-то представилась возможность уединиться и поговорить, не опасаясь огласки.

Она набрала оператора по настольному телефону и попросила соединить ее с гастрономом родителей.

Групповая абонентская линия на магазин и их дом, располагавшийся над ним, удваивала шансы Лили узнать свежие новости. А разве она могла расслабиться и отдыхать, не узнав, что с Сэмюэлом все в порядке?

Сэмюэл был средоточием ее мира. О нем были ее первые мысли по пробуждении и последние перед сном. Он был ее сердцем и душой.

Сэмюэл был ее сыном.

Несколько блеющих гудков, и ее мать ответила на звонок. Лили сразу перешла к главному:

– Как он себя чувствует?

– Ах, это ты, дорогая. Он замечательно.

– Значит, температура спала?

– Я же сказала тебе: беспокоиться не о чем. – Мать уклонилась от ответа, и Лили нервно стиснула трубку.

– Лоб у него горячий? – Выждав пару секунд, Лили спросила напрямик: – Какая у него температура?