Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 5



Трое здоровенных солдат спокойно поднимаются и со словами: «Цыц, щенок!», бросают в колодец свои винтовки и ремни вместе с подсумками и сапёрными лопатками. Потом они поднимают руки и, раскачиваясь из стороны в сторону на фоне голубого неба, идут к дороге навстречу немецкой колонне.

Обычный, даже заурядный случай для 1941 года, но только не для мальчишки, который потрясённый, впервые в своей жизни, наблюдал эту картину предательства.

Этот случай рассказал мне коллега, преподаватель института, Егор Александрович Коношенко, который и был тем самым мальчишкой.

Тяжёлое лето 1941 года

Бронепоезд

Василий Фёдорович Давыдюк

8. 06. 1921 г. р

Воевал в 8 отдельном дивизионе бронепоездов.

Участник Парада Победы в Москве 24 июня 1945 года.

Я родился в крестьянской семье, на Украине, в Житомирской области, Новоград-Волынский район, село Жёлобное. Отца убили националисты-петлюровцы, когда мне было всего шесть месяцев. А большевики, которые «радели за трудовой народ», в 1930 году «раскулачили» и уничтожили моего деда Анисима по отцу. Он был большим тружеником, всё умел делать, даже кузнечные работы. Имел большую семью, восемь десятин земли, две лошади, несколько коров. Седой, в домотканой одежде, постоянно работал и всё делал сам, никаких батраков в своём хозяйстве не имел. Все крестьяне в нашей округе жили бедно. Но шла «борьба с кулачеством», коллективизация, при которой всё у крестьян отнимали, а несогласных «с линией партии» просто уничтожали. В 1932 году от голода, созданного властью большевиков, умер мой дедушка Микола по линии матери. У него был очень хороший голос и слух, он пел в церковном хоре. Вся эта несправедливость отразилась на мне, осталась в моей памяти: ощущение большой обиды на наши порядки, на «Власть трудового народа».



Когда я подрос, стал ходить в школу за три километра от нашего хутора. Несмотря на обиды, я рос энергичным, участвовал в мероприятиях, общественной жизни, в «ОСОАВИАХИМе» занимался в разных кружках. После окончания семилетней школы работал на сельской почте. Вскоре все хутора по приказу Н. Хрущёва были снесены и уничтожены, а их жителей решили переселить в сёла. Дома, постройки крестьян на хуторах власти снесли, а вот построить другие не сумели. Или нарочно не захотели, мстя хуторянам за то, что они хотели остаться единоличниками, и не шли в колхозы. Жизнь наша стала очень трудная. Тут ещё и отчима призвали в 1939 году на Финскую войну. С неё он вернулся раненый, обмороженный, и вскоре умер.

Подошло и моё время служить в Красной армии, призвали меня в ноябре 1940 года. Я дал матери слово, что вернусь домой через два года. Попал в 8-й дивизион бронепоездов, база которого находилась в городе Туапсе. Основной его силой были три бронепоезда. Бронепоезд имел спереди и в конце состава по две платформы с ремонтными материалами. На этих платформах располагалась десантная рота бронепоезда. За первыми двумя платформами шёл бронированный паровоз, на тендере которого стояла счетверённая зенитная пулемётная установка. Далее следовали две бронеплощадки с пулемётами по бортам и с орудиями наверху во вращающихся башнях. Каждая бронеплощадка имела по 6–8 пулемётов «Максим» и по две пушки калибра 76 мм. В тяжёлом бронепоезде калибр орудий был 105 мм. Эти пушки были установлены во вращающихся башнях вместе с пулемётами Дегтярёва.

Бронепоезда имели большую огневую мощь, маневренность и представляли грозную силу. Кроме них в дивизионе был отряд броневиков, бронированные дрезины, десантные роты, подразделения разведки, связи, ремонтная служба и др. Послали меня в учебное подразделение, где готовили младших командиров, в звании сержанта. Сержанты уже служили не два, а три года. Знал, как матери трудно одной с детьми и, помня своё обещание вернуться домой через два года, я пошёл к комиссару с просьбой перевести меня в обычное подразделение. Комиссар мою просьбу удовлетворил. Меня перевели в отделение связи рядовым, при взводе управления штаба дивизиона. Этим взводом командовал лейтенант Куряпин Александр Михайлович. Служба шла у меня успешно, освоил телефонную связь, азбуку Морзе, работу на радиостанции. Так получилось, что я подружился с начальником медицинской части капитаном Горлович Александром Михайловичем. Какая может быть дружба в армии между капитаном и рядовым? Субординация не позволяет. Но капитан окончил не военную, а медицинскую академию, где была военная кафедра, и к чинам относился спокойно. За неделю до начала войны мне приснился кошмарный сон. Я, находясь в караульном помещении, лёг спать на два часа перед выходом на пост. Приснилось мне: входит страшный старик с косматой бородой и дубиной в руках, подходит к моей кровати и замахивается, чтобы ударить. Я закричал и увернулся от его удара. Это было во сне, а наяву я проснулся уже в момент падения на пол возле кровати. Потом, когда начнётся война, мой сон друзья назовут вещим.

Накануне, в ночь на 22 июня 1941 года, я заступил дежурить на радиостанцию. Через каждые 4 часа я делал сверку связи. Настраиваюсь на свою частоту, но вдруг связь прервалась, мощная радиостанция стала всё заглушать. Голос с этой радиостанции объявил: «Сегодня в 4 часа утра, нарушив мирный договор, фашистские войска бомбили наши города: Киев, Минск, Житомир.… В районе города Бреста, Перемышля наши войска ведут упорные бои. Все на защиту нашей Родины!». Значит – война! Что мне делать? Может – провокация? Надо доложить дежурному по части. Вскоре собралось командование части. Командир дивизиона подполковник Суханов задал мне вопрос: «Почему ты нарушил Устав армейской связи?». Объяснил, что при настройке своей частоты получил такой текст. Мне объявили выговор. Примерно в пятом часу вижу, бегут моряки, «Тревога». Потом бегут наши солдаты из палаток технического парка. «Гарнизонная тревога!». Во второй половине дня строят личный состав дивизиона и комиссар, старший политрук Тюфяев повторяет текст, что я получил по радиостанции на рассвете. Начальник штаба объявил приказ: «О приведении нашей части в боевое положение». В конце приказа прозвучало: «красноармейцу Давыдюку за отличную службу объявить благодарность, присвоить звание ефрейтора и наградить знаком отличника боевой и политической подготовки».

Спустя неделю после начала войны бывшие санатории были переоборудованы в госпитали и стали принимать раненых. Наши бронепоезда были приданы береговой обороне по линии Туапсе, Сочи, Лазаревское, Хоста, Адлер. К нам приехал командующий Северо-Кавказским фронтом генерал Конев. Мы задали ему вопрос: «Когда на фронт?». Ответил: «А вы на фронте». И объяснил нам всю тяжесть обстановки, которую мы не вполне понимали. Он сказал, что на турецкой границе сосредоточено шестьдесят дивизий, которые в любой момент могут перейти границу и начать боевые действия. К нам в дивизион прибыло пополнение и среди них три девушки стали служить в медсанчасти. Я приходил иногда в санчасть и узнал, как их зовут: военфельдшер Татьяна Титова, медсестра, ефрейтор тоже Татьяна и санитарка, рядовая Рая. Мне очень понравилась красивая Таня Титова, но я подумал, куда мне, до такой красавицы. Капитан Горлович как-то спросил у меня, какая из девушек мне нравится? Я ответил, что понравилась мне военфельдшер Татьяна Титова, но она лейтенант, а я ефрейтор. Капитан сказал мне, что война не будет длиться вечно и не надо обращать внимание на звания.

В ноябре 1941 года наши бронепоезда отправили на защиту города Ростова-на-Дону. Семнадцатого ноября мы сразу вступили в бой на реке Миус, примерно в шестидесяти километрах западнее города. Немцы непрерывно атаковали. К несчастью, наши бронепоезда были приданы азербайджанской стрелковой дивизии. На Южном фронте она входила в состав 9-й армии генерала Ремизова. В 1940 году было принято, ошибочное, решение о создании национальных воинских формирований. В этой дивизии солдаты покинули окопы, сбивались в кучи, в бои не вступали и отсиживались в балках. Командир дивизии дал команду послать наши броневики и заставить их вернуться в окопы. Вся тяжесть немецкого наступления легла на наши бронепоезда и артиллерию. Один из бронепоездов попал в критическую обстановку: была разрушена железная дорога, и дело дошло до рукопашного боя. Командир подполковник Суханов дал приказ послать им на выручку пять броневиков. В одном из экипажей броневиков находился и я в качестве радиста. Рядом с водителем, на месте стрелка, был начальник штаба дивизиона капитан Шульман. В смотровую щель вижу, горит соседний броневик БА-10[3]. Только успел доложить об этом, как раздался взрыв. Сверху, от пушки свалился на меня башенный стрелок Егоров. Его голова была пробита, текла кровь. Ещё взрыв и наш броневик загорелся. Увидев открытую левую дверь водителя, я вывалился из неё наружу. У меня горел левый рукав куртки и правая штанина. Успел немного отползти и броневик взорвался. Выхватил из кармана опасную бритву и срезал ею с левой стороны горящий комбинезон, а штанину затушил землёй. Ползу и вижу, впереди меня в копне соломы немец с биноклем кричит команды. Я стреляю в него из револьвера и двигаюсь дальше. Встретил двух пехотинцев, они предложили пробираться к нашим, в рощу, вдоль железной дороги.

3

Броневик БА-10, трёхосный, бронирование 10 мм, экипаж 4 человека, вооружение 45-мм пушка и 2 пулемёта Дегтярёва. От автора.