Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 47

— Я согласен на такое путешествие, — проговорил Глеб Петрович.

— Тогда я Вас запишу пассажиром на пароход «Gumbold» и выдам билет. Оплатите мне аванс в четыре марки. Остальные пять марок заплатите на пароходе после прохождения паспортного и таможенного контроля. Если Вас не пропустят — четыре марки не возвращаются. Это — Ваш риск.

Подумав, Глеб Петрович согласился и оплатил четыре марки, получив на руки билет с указанием времени отплытия парохода и начала прохождения пограничного контроля.

Продуктов, которые дала Маша на дорогу: пироги с капустой и морковью, шмат сала и буханка чёрного хлеба и ещё остатки сахарного песка и пакетики чая на его взгляд хватит на дорогу до Киля. До начала прохождения паспортного и таможенного контроля осталось три часа и Глеб Петрович, сдав свой мешок в камеру хранения, решил прогуляться по Ревелю.

В Таллине, такое название имел Ревель в его родной реальности, он бывал несколько раз, как в СССР, так и после того, как Эстония стала независимым государством. Выйдя из порта Глеб Петрович направился сразу в Старый город. Ему очень хотелось посмотреть на собор Святого Александра Невского и церковь Николая Чудотворца: заменены ли на них старые атрибуты веры на новые. Даже не подходя к ним близко, было видно, что и здесь «нововеры» взяли верх. Спустившись с горы, он прогулялся по улочкам Ревеля. К сожалению, архитектура города совершенно не напоминала ту, которую он видел в своей реальности. Время уже поджимало, и Глеб Петрович возвратился в порт.

Объявили прохождение паспортного и таможенного контроля для матросов и пассажиров парохода «Gumbold». Сначала пропускали офицеров и матросов парохода, бывших в увольнении на берегу. Наконец, дошла очередь и до Глеба Петровича. Он был единственным пассажиром парохода. Его пригласили к столу, за которым находился пожилой офицер пограничной службы. Просмотрев паспорт, офицер ловко смахнул десятирублёвую банкноту в ящик стола и поинтересовался о причине выезда в Германию.

— Болен я сильно, господин офицер. Вот собрал последние деньги для поездки к германским докторам. Может помогут.

— Чем же больны? Справка медицинская имеется?

— Конечно, господин офицер, — проговорил Глеб Петрович, передавая справку из псковской психбольницы пограничнику.

Тот брезгливо взял её за уголок, развернул, прочитал и вдруг захохотал во весь голос. Возвратил обратно справку со словами:

— Конечно, только русским психам надо от пьянства лечиться в Германии. Желаю скорейшего выздоровления! — Раскрыл паспорт и проставил необходимую отметку, разрешающую выезд из Российской империи. Потом махнул рукой в сторону прохода на таможенный контроль. — Проходи!

На таможне осматривать багаж не стали, пропустили без досмотра.

На пароходе Глеба Петровича провели к старшему помощнику капитана, который на германском языке потребовал уплатить пять марок. Услышав ответ также на германском языке, предложил доплатить две марки и располагаться в пустующей пассажирской каюте. Глеб Петрович немедленно это сделал и был препровождён в трюм, где она находилась. В течение всего путешествия в Киль она находилась в полном его распоряжении. Он засунул мешок под койку, надел сюртук: на палубе было ветрено, и поднялся наверх посмотреть отплытие из порта. Резкие порывы холодного ветра со стороны Скандинавии заставили его спрятаться за пристройку на палубе. Уже через час берег скрылся из глаз закрытый плотным туманом. Пароход снизил ход и стал каждую минуту подавать сигнальные гудки: видимость не превышала ста метров. Больше на палубе делать было нечего, и Глеб Петрович спустился в каюту, решил перекусить и почаёвничать. Пароход был германский, команда — тоже. Кормить бесплатно его никто не собирался. Единственное, что ему предложили на второй день пути, это обменять имеющиеся рубли на марки, да и то потому, что если бы эту операцию обе стороны проводили официально через банк, то пришлось бы заплатить налог, составляющий три процента от суммы обмена. После этой операции у него на руках осталось четыреста десять марок.

На третий день к вечеру пароход пришвартовался к причалу в Киле. Глеб Петрович уже стоял наготове, чтобы покинуть корабль. Задерживаться на нём не было никакого смысла: уже к двенадцати часам ночи, приняв дополнительный груз, пароход уходил в Гамбург.





Процедура прохода через паспортный контроль и таможню была аналогична той, что Глеб Петрович наблюдал при выезде из Российской империи, и прошла довольно быстро. Пограничный офицер просмотрел документы попаданца, задал пару вопросов, пересчитал наличные марки у него и заполнил вкладыш в паспорт, объявив, что Глебу Петровичу разрешено находиться в Германии ровно сорок пять суток. Если необходимо будет продлить лечение, то он должен обратиться в МВД Германии.

Таможне он также оказался неинтересен и, подгоняемый командой «Schnell!», уже спустя пять минут оказался на территории Германии.

Пришлось опять брать пролётку и ехать в отель «Адмирал», названный Адольфом Генриховичем как недорогой и приличный. Там Глеб Петрович за девять марок снял на три дня самый дешёвый одноместный номер с завтраком, включённым в его стоимость, и, наконец, смог принять тёплый душ и смыть дорожную пыль и пот. Было уже восемь часов вечера. Он доел остатки продуктов и завалился в чистую постель. Заснул моментально и проспал двенадцать часов, не вставая даже в туалет. Таких подвигов он не совершал ни разу за последние двадцать пять лет.

Утром Глеб Петрович позавтракал и отправился по адресу, который дал ему Василий. Решил прогуляться пешком, пользуясь картой города, любезно предоставленной на ресепшен отеля. Современный Киль оказался не таким большим, каким был в его родном мире, но моряки тут встречались на каждом шагу.

Дом, который Глеб Петрович искал, находился на окраине города. Когда он к нему подошёл, то обнаружил обгоревшие растащенные по сторонам брёвна и доски, стоящую посередине пожарища закопчённую печь, вытоптанный небольшой цветник около сгоревшего дома и поваленный втоптанный в землю низкий заборчик из штакетника.

«На вид пожар случился несколько дней назад. Надо поговорить с соседями. Может они знают, куда делись погорельцы.»

Он подошёл к соседнему дому и постучал кольцом на двери. Через минуту дверь открылась и из дома вышла пожилая женщина.

— Извините за беспокойство, но Вы случайно не знаете, что произошло с Вашими соседями? Меня попросили передать им письмо, но дом сгорел, жильцов нет.

— Пять дней назад ночью загорелся этот дом. Пожарные определили, что это был поджёг. В доме жила семья русских, переехавшая в Германию из-за преследований на религиозной почве. Хорошо, что все успели выскочить из дома через выбитое окно, так как входная дверь была подперта снаружи палкой. Полностью сгорели все вещи. Дом не был застрахован, поэтому погорельцы не получат ни пфеннига от страховой компании. Куда ушли владельцы этого дома я не знаю. Только они были сильно напуганы, и я слышала: полиции они говорили, что так с ними расправились из-за их религиозных воззрений. Будто бы всех бежавших из страны по религиозным мотивам выслеживают специальные люди, присланные из России, и убивают. Сверх того, что сказала я ничего не знаю. Сюда они больше не приходили и не говорили, где теперь живут.

— Спасибо. Что же мне делать. Как же передать письмо?

— Не знаю. Мне его оставлять не нужно. Не думаю, что они сюда вернутся. Сходите в полицию. Может быть, там Вам помогут.

«Ну, уж в полицию я не пойду. Не хватало ещё там мне засветиться. Кроме адреса в Киле Василий снабдил меня ещё одним адресом — в Мюнхене. Но туда надо добираться, проехав всю Германию с севера на юг. Это большие деньги и дополнительные потери времени, которого у меня не так и много. Тем более, Василий предупредил, что из Мюнхена от «староверов» уже два года нет никаких известий. Можно туда приехать и никого не найти. Попробую устроиться своими силами. Если ничего не будет получаться, то только тогда буду обращаться за помощью.