Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 21 из 22



30 марта, в пятницу, после утреннего намаза Азат встретил Дуняшу на их секретной полянке на берегу речки Бутаковки. Ему не терпелось поделиться с будущей невестой решением своего отца:

– Мой отец дал мне бата беру. Он дарит нам новенькую юрту, двух верховых лошадей с полной амуницией, стельную корову, одного жеребёнка, которого мы откормим к декабрю на согым[13]. Ещё пару коз и полсотни баранов. Мои старшие братья в складчину дарят нам бричку с мерином в придачу. Заживём мы с тобой как короли в своей Николаевской.

– Где это?

– Самый край наших земель.

– А говорил, что ты не помещик.

– Я овцевод-кочевник. По нашим законам каждый род имеет свой надел земли. Когда на одном месте кончается корм для животных, мы кочуем в другое место, пока здесь не восстановится трава, и так по кругу. Обычно мы возвращаемся на прежнюю стоянку примерно через три-четыре года. Кочевник, как никто другой, бережно относится к Природе. Когда-то давным-давно эти земли были поделены между родами казахов, и с тех пор мы кочуем внутри своего надела, не мешая жить другим. Заставить нарушить границы чужого надела может только какое-нибудь несчастье, например джут, наводнение, пожар, саранча, или набеги врагов. Если такое случается, тогда собираются старейшины и договариваются, как помочь пострадавшему роду. Таков степной закон. Его тысячи лет никто не нарушал.

– И всё же где эта твоя… то есть наша Николаевская?

– Это далеко. Очень далеко, примерно в тридцати километрах на северо-восток от Джаркента, Аллахом забытая деревня. Дальше этой деревни только Китай. Я был там однажды, будучи ещё ребёнком. Помню, что там есть горы и река Хоргос. Ну, что испугалась? Поедешь со мной?

– Я поеду за тобой куда угодно – хоть в Сибирь, хоть в Николаевскую. Я очень люблю тебя, каждую минуту, днём и ночью. Я люблю тебя, забыв обо всём, и мечтаю быть с тобою в твоих снах. Я не просто люблю тебя, я растворена в тебе без остатка. Моего собственного «Я» больше не существует.

– Теперь я понимаю, почему ты всё время говоришь мне «сладкий мой». Ты сама сахарная и меня таким же делаешь. Растворилась, как кусочек сахара в чае. Мужчина должен быть твёрдым и горьковатым, как зёрнышко дикого урюка.

– Поздно, радость моя. Ты уже сладкий.

Прижимаясь друг к другу и осыпая поцелуями, ворковали счастливые влюблённые голубки.

– Ты знаешь, что твой отец подарил нам шикарный лес для строительства дома? – спросил Азат.

– Конечно знаю. Они с матушкой для себя хотели строить новый дом, но отдали нам полный комплект пиломатериалов для пятистенного сруба. Всё до последней досточки, включая дубовую входную дверь. Тятя и бригаду непьющих строителей нанял. Они обещают к октябрю поставить. Я хочу, чтобы у нас была настоящая русская печь и полати. Я буду готовить тебе вкусную еду, а наши дети будут спать на полатях, там им будет тепло. А когда ты будешь совсем стареньким, ты будешь спать на полатях.

– С детьми?

– Нет, к этому времени у всех наших детей будут собственные дома, где-нибудь недалеко.

– Но младший сын будет жить с нами.

– Конечно, сладкий мой! Мы с моими старшими сёстрами уже начали шить для нас постельное бельё. Набиваем гусиным пухом перины и подушки. Собираем кухонную утварь.

– А мои старшие братья обещают помочь мне построить кошары для овец.



– И небольшую баньку.

– И баньку, куда без баньки. Эх, как хорошо мы с тобой заживём.

– Аузы майы[14], – залилась смехом Дуняша, глядя на вытянувшееся лицо Азата.

– Где ты этого нахваталась, душа моя Пятница? – сквозь смех спросил Азат.

– Погоди, то ли ещё будет! – смеялась Дуняша.

Сейчас их могло развеселить всё что угодно, и поэтому они постоянно смеялись в перерывах между поцелуями. Для семиреченских Ромео и Джульетты началась неповторимая пора абсолютного счастья.

Молодые вместе со своим скарбом переехали жить в новенькую юрту, установленную за околицей деревни Николаевской. Недалеко от строящегося дома. Место для строительства Азат выбрал сам. Это был небольшой холм, немного напоминающий скифский курган. Но это не было древнее захоронение, просто одиноко стоящий холм. Азат сказал, что казаху нужен простор и из окон его дома должна открываться кендала[15]. В кошары, построенные братьями Азата незадолго до их переезда в Китай, был пригнан скот – дар Бейсеналина-старшего.

Ожидая окончания строительства собственного дома, Азат и Дуняша исследовали окрестности своей деревни. Особенно увлекательными для обоих были походы в Китай. В этом им помогал пятнадцатилетний подросток Ахмет – сын чабана Османова из соседнего аула. Он показал Азату и Дуняше известные только ему одному тайные тропы за границу. Их забавляло пересекать границу двух государств, оставаясь незамеченными как для русских, так и для китайских пограничников. Впрочем, чётко обозначенной границы в этих местах не существовало.

В сентябре к ним в гости на два дня приезжали старшие сёстры Дуняши. Они привезли родительский подарок молодожёнам на новоселье – роскошный современный патефон с галльским петухом на верхней крышке. Этот патефон и пластинки в придачу подарил их батюшке известный немецкий учёный-этнограф Артур Майер, который с научной экспедицией возвращался из Китая в Европу. Учёный сделал вынужденную остановку в Форту Верном в связи с тем, что его китайский проводник и толмач Фухуа (все звали его на русский манер Фома) был на потеху соблазнён местными китайцами к пьянке, но неожиданно для шутников ушёл в беспросветный запой. Лишь через десять дней Фома смог остановиться. А на второй день трезвости у него развился алкогольный психоз. Начались слуховые и зрительные галлюцинации, мучила бессонница, появился беспричинный страх. Его сознание было искажено, что привело к потере ощущения времени и места событий. Сердобольный Майер обратился к местным врачам, которые поставили диагноз: «делириум тременс». В России эту болезнь называют «белая горячка». Врачи промыли Фоме желудок, дали какие-то лекарства, но предупредили, что у больного возможен рецидив. Врач сказал, что в Фому вселился демон и за помощью лучше всего обратиться к отцу Александру.

С этой бедой Артур Майер и пришёл к протоиерею Свято-Вознесенского кафедрального собора. Отец Александр сказал, что церковь, конечно, может принудительно изгнать беса из тела этого отрока, но экзорцизм – это не только молитва, но и другие важные деяния, на что потребуется время, возможно несколько месяцев. Ждать Майер не мог, поэтому попросил оставить несчастного китайца на попечение Русской православной церкви. В знак благодарности он подарил отцу Александру патефон и десяток пластинок с произведениями Бетховена и Баха – другую музыку Майер не слушал. Кстати сказать, позже, долгими зимними вечерами Дуняша и Азат будут слушать музыку Бетховена и Баха, и к весне Дуняша легко отличала одного от другого и даже по памяти нередко мурлыкала отдельные музыкальные фразы. Азат так и не смог услышать в этой какофонии настоящую музыку, «берущую за душу». Вместе с тем они оба будут с благодарностью вспоминать своих родителей, немца Майера и, конечно, принявшего православие трезвенника Фому. А сейчас сёстры Дуняши рассказывали молодожёнам, что ещё в феврале в Петрограде произошла революция и царь отрёкся от престола. Батюшка с матушкой благословили их отъезд вместе с мужьями в столицу, туда, где делается история Великой России. Сёстры поздравили молодых с новой жизнью, пожелали им счастливой судьбы и, поцеловав, уехали навсегда. Дуняша так никогда не узнала, что мужья её сестёр волею судьбы оказались по разные стороны революционной баррикады. Как и сотни тысяч других граждан несчастной России, они бесславно канули в её всеядном чреве, увлекая за собой своих невинных жён.

Очевидно, сама Природа благоволила влюблённой паре: все обещания, данные Азату и Дуняше, были выполнены. 22 октября 1917 года строительные работы завершились. На живописном холме, напоминающем скифский курган, стоял пятистенный красавец-сруб из сухостоя трёхсотлетних тянь-шаньских елей с большим медным коньком на крыше. По казахскому обычаю входная дверь была сделана строго на юг. Все окна в доме были большими. Окно в горнице смотрело на восток, на реку Хоргос и лес за рекой, а окно в спальне было на запад, открывая взору бескрайний степной простор. Недалеко от дома Азат соорудил сосновые сходни к реке и небольшой дебаркадер, чтобы им с Дуняшей было удобно выходить из реки после купания и ещё на тот случай, если у них появится лодка – удобно швартовать. Азат считал эти сходни и дебаркадер самым замечательным творением своей жизни. Живя в собственном раю, вдали от посторонних глаз, они будут часто купаться в реке голышом, словно первородные Адам и Ева. Невинные, свободные и счастливые, слившись с Природой, они будут плавать, плескаться и дурачиться, словно малые дети, наслаждаясь жизнью.

13

Согым (каз.) – зимнее угощение кониной.

14

Аузы майы (каз.) – твоими устами да мёд пить.

15

Кендала (каз.) – бескрайний простор.