Страница 13 из 27
Великий визир с истинно восточной учтивостью, постарался сделать вид, что не заметил княжеского демарша. Оба снова пили кофе с шербетом и вели пустопорожние беседы. Наконец, визит был окончен. Меншиков вышел в приемный зал, где его ждала целая толпа вельмож, чтобы торжественно ввести в уже заранее открытые настежь двери кабинета министра иностранных дел Фуад-эфенди. Но Меншиков, не останавливаясь, демонстративно прошел мимо кабинета, не обращая никакого внимания на обступивших его. Выйдя вон, князь убыл в посольство.
Тем же вечером султан Абдул-Меджид совещался с великим визирем.
– Меншик-ага очень зол на Фуада-эфенди и не хочет иметь с ним дел! – говорил султану Мехмет-Али. – Надо чем-то пожертвовать, иначе дело может закончиться войной!
– На все воля Аллаха! – закатил глаза к потолку Абдул-Меджид. – До меня дошли слухи, что русские уже приготовили в Бессарабии два армейских корпуса. Белый царь не шутит, а потому пойдем навстречу Меншик-аге и сменим столь не любимого им Фуада-эфенди!
На следующий день Фуад-эфенди был изгнан из своего кабинета, а его место занял более лояльный к России Рифаат-паша. Это была несомненная победа Меншикова, но как эта победа отзовется в дальнейшем, пока не мог сказать никто.
В британском посольстве тем временем готовили ответный удар.
– Восточный вопрос сегодня вступил в новый весьма острый фазис! – резюмировал сдающий дела британский посол Роуз.
– Меншиков занимается провокацией и запугиванием! – качал головой, прибывший на его место Стрэтфорд-Рэдклиф. – А как дерзко он обращался с визирем! А его неснятое пальто – это же форменное безобразие!
Теперь сразу два человека старались изо всех сил обострить отношения между Россией и Турцией. Но если Меншиков действовал при этом по-военному прямо и топорно, то Стрэтфорд-Рэдклиф осторожно и исподволь. При этом у английского посла была своя не менее важная, чем у Меншикова задача, – свались со своего места великого визиря Мехмета-Али, которого Лондон считал не слишком лояльным к себе. Это сделать пока не удавалось, а потому английский посол был зол и желчен.
Тем временем, Меншиков, казалось, набирал очки и был принят уже самим султаном. Ему князь вручил личное письмо Николая Первого, в котором император вежливо, но настойчиво приглашал Абдул-Меджида соблюдать освященные веками права православной церкви и подумать над последствиями своего возможного упорства. Помимо этого, Меншиков деликатно намекнул султану, что Турции было бы весьма выгодно заключить секретный союз с Россией против Франции.
– Это будет способствовать внутреннему спокойствию Высокой Порты, а мы будем готовы прийти к вам на помощь, ежели какая-либо европейская держава вздумает воспрепятствовать вам, исполнить свои обещания, данные моему императору!
В дальнейшей беседе князь потребовал от султана «взять обратно» уступки, сделанные латинянам-католикам.
Абдул-Меджид теребил рукой, крашенную хной, бороду.
– Что бы досточтимый Меншик-ага желал бы получить? – поинтересовался он через драгомана.
– Мы бы хотели забрать ключ от большой двери Вифлеемской церкви и поменять звезду над храмом.
Султан, нервно перебирая четки, отмалчивался. На вечер у него была запланирована встреча с послом английским, и никаких обещаний никому Абдул-Меджид пока давать не собирался.
На том визит и завершился. Хмурый Абдул-Меджид велел звать к себе визиря.
– Гяуры готовы растерзать Порту на части, а потому мы должны столкнуть их всех лбами, а самим смотреть со стороны, как неверные истребляют друг друга! – объявил султан ему линию поведения.
– Что же прикажет мне делать, о величайший из падишахов Вселенной? – пал ниц визир.
– Будем ждать! – отвечал султан мудро. – И надеяться на милость Аллаха! Пока князь вел переговоры, Корнилов на «Бессарабии» вышел из Константинополя в Грецию, якобы, для осмотра находившихся там русских судов. Фактически же вице-адмирал изучал состояние турецкого флота и укреплений Босфора и Дарданелл. Вернувшись в Николаев 18 марта, он подготовил подробный отчет об этом походе. Отчет этот Корнилов направил генерал-адмиралу, изложив в докладной записке свое мнение о сопротивлении, которое сможет оказать турецкий флот и береговые батареи нашему флоту при высадке десанта в Босфоре и Килиосе.
В остальное время Корнилов и Непокойчицкий старались собрать новые сведения о турецкой армии и флоте. Женам они писали успокоительные письма, но на душе у обоих было неспокойно. Корнилов нервничал особенно. Пользуясь его отсутствием в Николаеве, был произведен «дворцовый переворот». Бесхарактерного Берха легко прибрал к рукам генерал-лейтенант Лидерс, который начал править флотом, так, что зачесали затылки даже самые невозмутимые. По этой причине Корнилову надо было, как можно скорее, возвращаться и наводить порядок в доме. Но Меншиков в обратный путь явно не торопился.
С весны 1853 года серьезно изменилась обстановка и на Черном море. В июне к Дарданеллам подошла французская эскадра. Одновременно турки стали перебрасывать войска на Дунай. На Кавказе сразу поднял голову Шамиль. Турецкие и английские агенты не скупились ему ни на обещания, ни на деньги. Узел запутывался все больше и больше.
Почти три месяца длилось посольство Меншикова в Константинополе. Все это время было заполнено дипломатической сутолокой вокруг вопроса: согласиться ли султан подписать договор с российским императором или нет.
Начав хорошо, по мере дальнейшего развития ситуации, Меншиков начал затем постепенно терять влияние на ситуацию. Даже великий визир, который поначалу был вполне расположен к русскому князю, и тот потихоньку переметнулся к английскому послу Стрэтфорду.
Наполеон III, император Франции
По правде говоря, при всей своей напускной дерзости Меншиков мог не слишком то и много, так как имел весьма жесткие инструкции Николая Первого с его личной пометкой: «Быть по сему». А потому князь не мог ничего уступить, если бы даже очень того и захотел.
В начале апреля Меншиков получил копию письма лорда Кларендона английскому послу в Петербурге Гамильтону Сеймуру, которое последний вручил канцлеру Нессельроде. Из письма следовало, что англичане были крайне раздражены миссией Меншикова. Противостояние Петербурга и Лондона стремительно нарастало.
Апрель месяц прошел в вялых переговорах. Меншиков потихоньку наступал, турки медленно сдавали позиции. Но чем больше нападал на султана Меншиков, тем большее влияние приобретал на Абдула-Меджида посол Стрэтфорд.
Меншиков выжидал, пока Южная армия закончит сосредоточение на дунайских границах, а это не могло быть завершено раньше конца мая. Стрэтфорд советовал туркам рискнуть и решительно пойти на все уступки русским, поставив тем самым Меншикова в безвыходное положение.
– Это заставит князя врасплох, и он начнет делать неверные шаги! – советовал хитрый британец.
Султан тянул время, но, в конце концов, решился и объявил, что Турция готова отдать православным ключи от Вифлеемской церкви и водрузить на ее куполе звезду. В тот же день последовал протест Меншикова. Князь, явно перегибая палку, требовал уже от султана право вмешательства России в дела всех исповедующих православие, то есть в дела почти половины населения тогдашней Турции. При этом Меншиков ставил ультиматум и грозил своим отъездом и полным разрывом отношений. Увы, но расчет британского посла оказался верен. Меншиков явно перегнул палку.
А Стрэтфорд, между тем, нанес еще один удар. Встретившись с поверенным в делах Озеровым (сам князь видеть британца не захотел), он заявил:
– Мы полностью сочувствует нуждам турецких христиан и нам понятная обеспокоенность их судьбами. Вы можете быть уверенны, что Англия не вмешается в вашу войну с султаном и не окажет Турции ни материальной, ни финансовой помощи!