Страница 5 из 12
Вообразите себе мое удивление, когда некоторое время спустя, на просмотре курсовых работ, я увидел фильм Юсупа и не узнал свой сценарий, от которого остались, в основном, одни имена, и то не все. Я подумал бы, что в итоге он не стал спорить с руководителем и обратился к другому сценаристу, если бы в титрах после имени самого Юсупа не стояло мое. У меня было ощущение, что меня обокрали. Мне было так стыдно, что я с трудом заставил себя после просмотра подойти к Юсупу и спросить, что все это означает. Лучше б я этого не делал. Он вышел из себя и буквально накинулся на меня, вопрошая, чем я недоволен, да еще после того, как не захотел внести изменений, которых требовали руководитель и худсовет, и ему пришлось все переделать самому.
Я и впоследствии имел дело с режиссерами, и всегда это заканчивалось примерно такой же ссорой. По моим сценариям сняли несколько мультфильмов, но радости от них всегда было меньше, чем возмущения. Все, что я в итоге из общения с режиссерами вынес, это их коллективный портрет, с которым хочу познакомить и вас.
Режиссер это (обычно) мужчина, который ведет себя, как девушка, достигшая брачного возраста. Он старается хорошо выглядеть, привлекать к себе внимание и оставлять о себе впечатление, как об особо ценном существе. Я не хочу сказать, что тщеславие – качество, писателям совсем уж незнакомое, но поскольку нам обычно свойственна рефлексия, то мы, в отличие от режиссеров, с этой неприятной особенностью характера боремся, стесняемся и скрываем ее, а иногда, если очень повезет, даже совсем от нее отделываемся. Режиссер же этого не может, да и не желает. Он как будто подсознательно (сознание у режиссеров встречается редко) чувствует, что в лице тщеславия он потерял бы главный ингредиент своей личности. Потому режиссер, который не вышагивает вальяжно, не одевается по последней известной ему моде и не выбирает каждое утро подходящий к настроению парфюм – нонсенс. Я знал одного режиссера, который, отправившись в трехдневную командировку, взял с собой такое же количество чемоданов: два с одеждой и один с дезодорантами. Вниманию актрис – если вам предлагает роль режиссер, чей маникюр хуже вашего, лучше всего отказаться, это наверняка самозванец.
При всей схожести, режиссера от вышеупомянутой девушки все-таки отличает одна черта – отсутствие четкой цели. Каждая молодая женщина, как бы мало у нее не было ума, осознает, во имя чего прихорашивается, режиссер же этого не знает, и это незнание тревожит и злит его. Тщеславие режиссеров самого трагического склада – это тщеславие ради тщеславия. Девушка, выскочившая, наконец, замуж, немедленно забывает о большинстве своих забот, для режиссеров же такой миг умиротворения не наступает никогда.
Остается впечатление, что режиссеры вобрали в себя большую часть мирового нарциссизма. Они пользуются для самолюбования всеми способами, экраном в том числе. В отличие от писателей, которые перечитывают старые вещи редко и с неприязнью, режиссерам никогда не дано досыта насмотреться на снятые ими фильмы. Даже влюбляясь в очередной раз в какую-нибудь актрису (ни в какую иную женщину кроме актрисы режиссер влюбиться попросту неспособен), они подсознательно имеют в виду собственную персону. Актриса режиссеру нужна для самоотражения. Снимая в своем фильме красивую актрису, режиссер внутренним зрением видит в ней самого себя. Можно даже сказать, что актриса это физическое олицетворение режиссерской женственности.
Вот почему режиссеры так часто меняют жен. Таким образом они обновляются. Режиссер хочет быть вечно молодым и красивым, но актрисы, как и вообще женщины, стареют. Долго сохраняет красоту лишь одна категория женщин – умные женщины, но таких мало. Будучи не в состоянии видеть в нескольких фильмах подряд на экране собственное все стареющее отражение, режиссеры поступают с надоевшими актрисами так же, как подростки с прыщиками: выдавливают их. Будь режиссеры поумнее, они, воздерживались бы от такого шага хотя бы в целях гигиены. Функция зеркала – показывать человека таким, какой он есть, а что за толк, кроме эффекта Дориана Грея, может быть от приукрашенного отражения?
Поэтому самые разумные режиссеры это те, кто в месте, которое прочие люди называют домом, держат тайное второе «я», почти что собаку, время от времени, в промежутках между съемками, напоминающую им об иллюзорности экранного самоотражения. Польза от такого устройства жизни двойная, поскольку в подобном случае режиссеру легче держать в порядке ее финансовую сторону, что для него крайне важно и во имя чего он предпринимает постоянные и превосходящие его возможности усилия. Увы, осторожных режиссеров мало.
Кроме тщеславия режиссеров характеризует страсть руководить всем и вся. Тут они более всего похожи на много лет проработавших в школе учительниц. Как те не могут не поучать всех, в том числе и собственных родителей, так и режиссер. Разница лишь в том, что учительницы ждут от окружающих, в первую очередь, послушания, режиссеры же хотят, чтобы все люди кругом были как герои фильма, то есть смелые, умные, хорошо воспитанные и великодушные, либо злые, но тогда уже по-настоящему, как истые дьяволы. Поэтому выбравший себе в качестве амплуа костюмные фильмы режиссер безопаснее для ближних, чем тот, который привык барахтаться в хитросплетениях психологической драмы. Но скучнее всех режиссер-эстет, который требует, чтобы каждый принесенный в дом арбуз был разрезан наикрасивейшим образом.
Сами деньги это вид материи, которую режиссеры любят примерно в той же степени, что сценаристы, но иначе. Писателю гонорары нужны для того, чтобы сочинять, что делает его экономным и подчас даже скрягой. Мы держим деньги в зависимости от общественной формации или в сберкассе, или в банке и думаем лишь о том, как бы дожить от одного поступления до следующего. Режиссерам же деньги нужны для того, чтобы их как можно быстрее и эффектнее растратить. Тщеславие обязывает! Режиссеры выбирают ресторан не по кухне, а по ценам (где дороже). Когда мимо проезжает свободное такси, рука режиссера поднимается как будто сама собой не только тогда, когда он никуда не спешит, но и в случае, когда рядом нет ни одного знакомого, который увидел бы, как он садится в машину. Всегда ведь можно поехать хотя бы к какому-то знакомому сценаристу и попросить у него денег на оплату проезда. Не знаю, потому ли режиссеры не умеют беречь деньги, что их работа подразумевает операции с миллионами, или они выбирают себе профессию именно исходя из такой возможности. В любом случае, внешний блеск для режиссера важнее внутренней сути, и если б дело стало за ним, он превратил бы весь мир в роскошно декорированный кинопавильон.
На вступительных экзаменах в Академию режиссерам, помимо прочих, задавали и такой вопрос: в чем, собственно, суть их будущей профессии? Оператор снимает, актеры играют, осветитель освещает, а чем именно занимается режиссер? Рене Клер якобы говорил, что режиссер выбирает величину плана (естественно, не киностудии). Хорошо, но почему в таком случае его не называют «избирателем величины плана»? Наверно, режиссеры и сами ощущают неопределенность своей функции, почему б иначе они уделяли столько внимания созданию себе славы таинственной творческой личности, чуть ли не демиурга. Эта проблема для них настолько важна, что они даже забывают о конкуренции и соединяются коллегиально для достижения своей цели. Как говорится, чем наглее ложь, тем проще ей верят, потому что уж о демиургстве режиссеров речи быть не может. Демиург создал, как полагают, мир из ничего, но режиссеру для начала нужен сценарий. Сам он неспособен выдумать ни одного героя, он умеет их только убивать, вычеркивая из списка действующих лиц. Если доверить режиссеру роль настоящего демиурга, вы увидели б, что из этого получилось бы – в лучшем случае, ожила бы древнегреческая мифология с ее кентаврами, циклопами и прочими уродами. Режиссеру ничего не стоит соединить два персонажа в один, пусть даже и ведущий себя нелогично (в каком-то эпизоде он может и встретиться с самим собой), или сделать из героини героя и наоборот (в этом смысле они схожи с некими хорошо зарабатывающими в современном мире специалистами). Сценарий для режиссера это ведь, как они сами говорят, «болванка». Представьте себе дирижера, который отнесется к симфонии, как к болванке, перенесет начало в конец, конец в середину, а середину в начало, поменяет анданте на аллегро, доверит партию скрипки тромбону и уволит барабанщика, потому что игра последнего не соответствует его концепции. Такого дирижера немедленно отправили бы в кафе бренчать на пианино (и ему еще крупно повезло бы, потому что в пианистов, как известно, не стреляют), зато режиссера, ведущего себя подобным образом, критики уважительно называют автором фильма.