Чумной Пир

— Хорошо, Катя. Прости, но ты не оплакиваешь отца? — спросила я с нескрываемым любопытством. — можно я посмотрю твою правую руку?

— Прости? — удивилась Катя.

— У тебя столько колечек. Можно мне посмотреть?

— Еще бы… — Митя ухмыльнулся. — за спиной три развода и свадьбы, а это уже три кольца, правда Катрин?

— Закрой свою пасть, дорогой. — Катя протянула мне свою руку.

Стоило мне коснуться ее нежной кожи, как тут же бросило в дрожь. После увиденного моими ведениями, я совершенно не удивлена, что, Катя не плачет от утраты. Я видела многое: видела ее воспоминания, что разъедали сейчас душу. Видела, как будучи маленькой девчонкой, когда Катерина делала что-то не то, то отец не скупился на угрозы и рукоприкладства, не стеснялся оскорблять малышку, и лицемерно гладить по волосам при гостях, что так часто посещали их дом. На секунду видения прекратились, но вдруг, меня тряхануло, словно молния проникла в тело сковывая его каждую впадинку заставляя выгибаться в самых неестественных позах. Катерина вспомнила, как впервые влюбилась в мужчину, и как ее отец угрожал возлюбленному дочери, а после строптивого отказала жениха Катерины он просто исчез…чем сильнее я сжимала ее руку, тем жестче меня трясло. С голубых глаз прыснули слезы, и Катя вырвала свою кисть закрывая лицо ладонями. Я не могла сдержать жалости. Крепко обнимая тетушку, я гладила ее по волосам, нежному лицу, и кажется, что делала только хуже.

— Катюш, все это в прошлом. — Митя нежно провел ладонью по ее аккуратному личику собирая грубыми пальцами гроздья нарастающих слез. — мы теперь свободны, и ты не обязана делать то, что хочет папа. Кать, ты теперь можешь бросить все, послать нас всех к чертовой матери и даже своего мужа. Теперь ты ничего никому не должна.

— Бросить мужа? — удивилась я.

— Да. Отец выдал меня за него замуж, когда узнал, что я собираюсь сбежать со своим возлюбленным. Пропал и Егор, а там и меня выдали замуж за одного французского дипломата. Только… — Катя потихоньку начала успокаиваться. — только счастья от этого никакого не было. Я трижды разводилась с ним, а потом сходилась и все это из-за отца. Знаешь, дорогая, может быть, потому что я была ему приемной, а может быть, потому что старшая из всех детей, но он всегда скупился на любовь, но всегда был щедр на угрозы. Ты, наверное, думаешь, что мешало мне все это бросить раньше? — она закурила. — наверное, — затяжка. — я просто трусиха.

— Он умер. — Митя вздохнул. — нужно принять это, как должное. В конце концов, он попросил прощение перед всеми.

— Кроме меня. — Катя грустно улыбнулась. — это было ожидаемо.

— Ожидаемо? — вдруг послышался возмущённый, незнакомый женский голос.

— Да, Ксюш, ожидаемо. — ответила Катя.

— Этот старый ублюдок… — девушка прошипела. — убила бы лично. — продолжил возмущаться девушка. — да какого черта, здесь, как в гробу!!! — Ксюша резко ударила по стене и свет озарил коридор.

Теперь я могу разглядеть внешность эти двух женщин. Катерина высокая женщина. Хорошо сложенная и безупречно одета. Черное платье с золотой оборкой свободно сидит на ее подтянутой фигуре, а аккуратное декольте заманчиво оголяя небольшую грудь, что скрыта светло-серой сеточкой-вставкой. Родинка чуть выше губ, розоватые, впалые щечки, проколотый острый носик и приподнятые, темно-коричневые бровки. На ее длинных, аккуратных пальчиках много колец, словно она всем своим нутром кричит о своих богатствах, но только Ксюша совершенно другая. Она не такая женственная, как сестра, да и быть пай-девочкой ей просто не пошло бы. Более низкий рост, спортивное тело. Короткая стрижка и этот оттенок пьяной вишни придает ей некую брутальность. Девушка уверенно подошла к нам поднимая пыль с пола своим тяжелым шагом.

— А ты видимо Мишкина дочка. — улыбнулась она глядя на меня. — симпатичная. У тебя глаза нашего брата. — грустно вздохнула Ксюша.

— Спасибо. Жаль, что я никогда уже не узнаю, какой он был. — вздох.

— Представляете, они там так оплакивают этого старого хрыча, а сами понятия не имеют, как он обращался со своими детьми. Старый урод.

— Ну, тише, дорогая. — Митя потянулся и его ладонь мягко легла на плечо сестры. — о покойных плохо не говорят!

— Хм, а когда он замуж меня в шестнадцать лет выдал, можно было плохо говорить?

— Ну, тоже нельзя. — подметила Катя.

— Представляешь себе, девочка, — она толкнула меня по плечу, как говорится «по-братски».-папочка выдал меня замуж за старого, вонючего урода, который измывался надо мной месяц. Я не Катюша, и терпеть не стала. — вздох. — прикинь, я кинула его с его же любовницей. Классно, да?

— Возможно. — спокойно ответила я.

— Да уж, только нашей Кларе так не повезло. — Митя устало вздохнул. — выдал ее еще ребенком за ненормального чела. Между нами говоря, над ней измывались, имели, как куклу пять лет, а потом бросили. Кларочка не смогла родить ребенка своего авторитетному мужу, а он решил, что это подрывает его авторитет, и послал ее куда подальше. Не, конечно же, Клару можно понять, и я бы сюда не вернулся после такого.

— Знаешь, кто крысу в плен захватит, тот дорого заплатит за свое презрение. — Ксюша улыбнулась. Клара всегда была местью для нашей семьи. Знаешь, Клара, как вызов судьбы.

Двери спальни дедушки резко распахнулись, и их них вышла миниатюрная девчонка. Одетая в строгий костюм с белым воротничком, что свойственен католическим священникам, она выглядела, как минимум мило. Бросив закрытую библию на подоконник, она достала сигарету из кармана пиджака и затянулась от сигаретки Кати.

— Боже, как же я ненавижу свою работу. — заявила устало девушка прислонившись спиной о торс Мити. — отпускать грехи этим криминальным ублюдкам, которым в карму плюсы уже никогда в жизни не пойдут — мое моральное унижение.

— Для священника великой католической церкви, ты, моя дорогая, — Митя нежно поцеловал сестру в висок. — страшно сквернословишь.

— Что ты знаешь о сквернословии, милый? — засмеялась проповедница. — да и вообще, кто им сказал, что они попадут в рай? Бредятина. Туда даже я не попаду.

— С чего такая уверенность? — спросила Катя стряхивая пепел в мраморную пепельницу.

— Ты когда-нибудь слушала человеческую исповедь одной из таких мразей с раздвинутыми ногами? — Клара затянулась.

— Чего??? — Катерина опешила. — что за бред?

— Ну, ты сидишь в исповедальной будке с одной стороны, а с другой стороны, заходит вот такой вот урод. Этот грешник раскаивается… — затяжка, и Клара показывает пальцами кавычки. — типа «раскаивается» перед Богом, хочет прощения и прочей ереси, а в это время его любовница лезет к тебе в будку, садиться на колени, и плавно так… — девушка выдыхает в сторону дым и зажимая между пальцев сигарету дает затянутся Мите. — раздвигает тебе ноги, только потому что это их с папочкой, что сидит по другую сторону исповеди, ролевая игра.

Я решила оставить эту кучку тарантулов в их банке, и отошла к открытым дверям спальник покойного дедушки. Он лежал в постели совершенно беззащитный, словно принял свое первое состояние, какое даровано нам познать только при рождении. Его тело накрыто пледом, руки сложены на груди. Он такой…словно спит. Спит своим последним сном. Впервые, я задумалась над его словами, что жизнь, черт возьми, скоротечна. Удивительно, как он смог предугадать нашу встречу, а быть может, он просто жил той надеждой, что мы должны встретиться. Странно, но я испытывала куда больше печали, чем его дети. Возможно, потому что они прошли ужасы с этим человеком, где единственным монстром был именно он.

— У вас даже взгляд похож. — подметила Катя остановившись за моей спиной. — у Миши тоже был такой. Глубокий, задумчивый и мрачноватый.

— Угу, с ним я чувствую себя защищенной. — вздох.

— Про мать твою спрашивать не буду, но ты особо губу не раскатывай. То, что наш старик оставил свое пригретое местечко Виталику и тебе еще ничего не значит. Совершенно. Знаешь, в нашей семье — смерть постоянный гость. — губы девушки исказила хитрая улыбка.