Страница 3 из 5
– Да, недурен… Ну ты, подруга, не расстраивайся, то ли еще будет!
– Догоним? ― предложила я.
– «Догоним?» ― передразнила Лидка. ― Нужно было бить сильнее, чтобы он сознание потерял! Очнулся, а над ним ты ― такая вся из себя секси, и дрожащими от волнения губами шепчешь: «Вам стало дурно! Но я Вас спасла! Позвольте…» И начинаешь делать ему искусственное дыхание рот в рот, потом ― непрямой массаж сердца, гладишь его атлетическую грудь, упершись в пострадавший нос упругой грудью третьего размера…
– Лидка, дура ты озабоченная! Ты хоть определись: у меня «сиськи висят», как ты ранее сказала, или «упругая грудь третьего размера»? ― с иронией заметила я.
– Упругая третьего ― ответила Лидка!
– То-то! Хорошо, что мужик порядочный оказался ― всё на шутку перевел. Попался бы какой-нибудь жлоб деревенский, покрыл бы нас матом трехэтажным и послал лесом доброй волшебницы. И всё твое «позитивное мышление» коту бы под хвост, ― предположила я.
– Пессимистка ты, Ирка. Это тебя и губит. А вот я оптимистка. От жизни беру всё и радуюсь, наслаждаюсь каждым днем. Я, как изысканная муза: сама в извечном вдохновении пребываю и во всех его вливаю! И в профа своего, и в тебя… ― опять щебетала Лидка.
Последние слова подруги я слышала словно издалека. Мое сердце как будто бы барабанило в ушах со скоростью двести ударов в минуту, к горлу подкатила тошнота. Судьба-злодейка! Мило улыбаясь и воркуя со своей новой пассией, одной рукой приобняв ее за талию, а второй ― придерживая чемодан, рядом со стойкой регистрации стоял мой благоверный. Холеный, в выглаженной одежде, такой большой и красивый… ― урод ненавистный. Захотелось подлететь, подпрыгнуть и разодрать своими ногтями с новым маникюром слащавую рожу! Скотина, как можно так предавать! Говорить «люблю», и при этом спать с другой!
– Але! Эй! ― почти крикнула Лидка. ― Что с тобой? ― Она проследила за моим яростным взглядом. ― Понятно… Только не плакать! ― строго добавила она, увидев навернувшиеся слезы. ― Обещай!
Я кивнула, сжала зубы и решила: не буду плакать ― назло!
Лидка продолжала:
– Ира, хватит, серьезно! Та изжеванная страница твоей семейной саги уже перевернута. Он не стóит ничьих слез. Давай не позволим козлу испортить наш отдых. А коль уж он оказался здесь ― используем как-нибудь в свою пользу.
– В свою пользу? ― удивленно спросила я. ― Видеть, как на твоих глазах муж, с которым прожила восемь лет, облизывает другую женщину… Сейчас… на публике… сосал ей мочку уха…
– Сосал мочку уха?! ― эхом повторила Лидка. Она нахмурилась и приподняла левую бровь. ― А я не заметила…
Я сглотнула, сразу забыв о своих обидах. Мстительный взгляд и, главное, предгрозовая лидкина бровь были мне слишком знакомы: за ними всегда следовала физическая атака на обидчика.
– Лид, обещай, что они останутся живы-здоровы! ― на всякий случай попросила я.
– Живы ― конечно: у нас же отпуск… А здоровы… Предполагаю, что твой успеет обделаться раньше, чем в Таиланд прилетит… ― угрожающе закончила она.
– Обделаться?! ― переспросила я.
– Тайского рома хлебнет, пивком запьет ― и здравствуй, страна слонов и китайского караоке! И прощай, новая любовь. Идем регистрироваться. Твой козел со своей… уже дальше потопали. Если захочешь, он тебя даже не увидит, ― тараторила Лидка.
– Затеряется в тропиках, ящерица зеленая… Ума нет ― во влажные тропики напялить такое платье… ― вторя подруге, съязвила я.
– И я говорю: ящерица зеленая ― длинная, вертлявая, просто тьфу! Видно, ослабел Ромик, на тощеньких потянуло. С крепенькими, как ты, уже не справляется… ― продолжала ехидничать Лидка.
– Интересны происки судьбы: на один рейс в Таиланд… ― заметила я.
– «Происки судьбы» зовутся Шуриком: он, видно, всех знакомых в городе обзвонил и горящие туры втюхал. И хорошо! Чую нутром своим: этот отпуск мы на всю жизнь запомним! А мое нутро еще никогда не подводило… ― многозначительно закончила чревовещательница.
Мы спокойно прошли регистрацию, пробежались по дьюти-фри и удобно расположились в салоне самолета. Волею судьбы моего бывшего мужа с его новой пассией посадили за три ряда перед нами. Меня он не увидел, а вот Лидка, как мне кажется, где-то нарочно ему уже подставилась.
– Занервничал Ромик, ― удовлетворенно шепнула мне подруга. ― Он у тебя всегда зашуганным был. И сейчас проявилась сущность нытика. Помнишь, как завывал, когда у него воспаление легких было?
– Когда решил вести здоровый образ жизни? ― вспомнила я.
Еще бы не помнить свою последнюю надежду сохранить семью! Однажды поутру, очнувшись после очередной разгульной недели, Ромик клятвенно обещал мне, что начинает новую жизнь: бросает бухать, закаляется по Порфирию Иванову… И начал: утренние пробежки, обливания холодной водой, тертая морковка на завтрак, стакан кефира на ужин… На третье утро новой жизни он решился пройтись босиком по снегу, а уже к середине дня лежал в кровати с высоченной температурой и прощался с жизнью. Тогда-то Лидка, опытная клиническая медсестра, по моей слезной просьбе приезжала вечерами ставить уколы в его задницу. Всякий раз, когда она, преодолевая себя, свершала акт милосердия, ко мне на кухню из комнаты доносились жалобные завывания… Действительно, нытик! А раньше я как-то не обращала внимания…
Пассажиры сидели на своих местах, и самолет проходил предполетную антикоррозийную обработку, когда мой Ромик вдруг подскочил и бросился в сторону туалета, по ходу объясняясь со стюардессой. Та поначалу пыталась воспрепятствовать его движению, но, видимо, смирившись с безысходностью ситуации, открыла ему туалет. Когда Ромик возвращался в салон, на побледневшем его лице застыло выражение свершившегося несчастья.
Лидка удовлетворенно прошептала:
– Пару-тройку деньков Казанове будет не до медового месяца…
– Колись, сестра! Че-нить ему сыпанула? ― спросила я.
– Колюсь! ― охотно сдалась Лидка, тем более что ей было самой невтерпеж поделиться искусно проведенной операцией. ― Когда я отправилась припудрить носик, случайно увидела, как за столиком эта парочка кофеек попивает. Ну, припудрила, смотрю: его пассия в очередь в женский туалет встала. Я вышла из него, Ромик один сидит в кафешке, скучает. Дай, думаю, подойду, поздороваюсь. Взяла себе тоже кофеек в чашечке ― точно такой же, как у Ромика, и присела за столик. Спросила, как дела, куда летит отдыхать, то-се… Он как-то занервничал сразу, когда меня увидел. Потом то и дело в сторону туалета оборачивался, ждал, когда подруга выйдет. Как только он в очередной раз отвернулся, я поменяла наши чашки. Попрощалась. И всё.
– Всё?! А главное? Что за зелье ты подсыпала? ― настойчиво спросила я.
– Подлила. Зелье импортное, высококачественное, безвкусное, проверенное на себе, ― скороговоркой выпалила Лидка.
– На себе? Проносное? ― опять задала вопрос я.
– Забыла про мою деликатную проблемку с горшком? Душка-профессор подарил мне гомеопатическое чудо-средство от запоров. Достаточно трех капель ― и всё пойдет как по маслу: аккуратненько, мягонько и безболезненно. Испытываешь даже тонкое удовольствие… ― рассказала Лидка.
– Тьфу на тебя! А сколько капель ты влила ему? ― обеспокоилась я.
– Какой грубый натурализм! Бессчетно влила: для хорошего или нужного человека ничего не жалко ― ты меня знаешь… ― с иронией произнесла Лидка.
Ромик тем временем снова помчался по назначению. Пассия хотела его проводить, но кавалер с гневом остановил ее. Стюард предложил помощь врача. Завертелись пассажирские головы. Зашевелился охранник… Ситуация в салоне стала напоминать атмосферу черной комедии «Семейка Аддамс». Мы тихонько ржали… Хотя, признаться, мое сердечко слегка сжималось всякий раз, когда мой экс-хазбенд совершал очередной набег в спасительный тубзалет. По всему выходило, что не оборвалась еще до конца семейная пуповина, висела на волоске. «Наверное, правда, я слишком добрая… тире дурная. Ладно, на курорте оборвем и последний волосок. Найдем, кому мочку уха для засоса подставить, и не только мочку…» ― думала я.