Страница 26 из 54
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Предзакатный солнечный свет проникал в кухню, бросая золотистый отблеск на стол, стоящий в центре. Тишину нарушало лишь негромкое жужжание пчел, которые кружили над цветами, растущими в буйном изобилии прямо у открытой двери.
Констанция, закончив лущить горох в глиняную чашу, поднялась из-за стола и пошла к раковине. Она включила воду и ополоснула руки, негромко напевая низким голосом какую-то испанскую песенку.
Виктория, оторвавшись от составления букета из сорванных в саду цветов, взглянула на нее и улыбнулась.
– Какой приятный мотив, Констанция, - сказала она. - Что это за песенка?
Экономка засмеялась, вытирая руки льняным полотенцем.
– Приятная, но не тогда, когда пою ее я. У меня совсем нет слуха. Малышка - единственная в этом доме, кому нравится мое пение.
– Сюзанна, вы хотите сказать? - Виктория закончила составлять букет и повернулась лицом к Констанции. - Сюзанна очаровательный ребенок.
Констанция кивнула.
– Да, конечно.
– Констанция… - Виктория колебалась, прежде чем продолжить разговор. - Когда вы говорили, что один из ее родителей холодный и бессердечный, вы имели в виду ее мать, жену сеньора Кемпбелла, не так ли?
– Да. Конечно. О ком еще я могла бы сказать подобное? - Экономка открыла холодильник, извлекая из него недавно выловленного омара.
Виктория решила продолжить расспросы.
– Я заметила, - сказала она осторожно, - что Сюзанна никогда не вспоминает о своей матери.
– Да ведь мать оставила ее, когда она была еще совсем крошкой.
Неужели такое возможно? - подумала Виктория. Ее собственное сердце безутешно болело за ребенка, которого она никогда не видела, а жена Рорка ушла и покинула своего. Как могла она не привязаться к нему?
– Она когда-нибудь приезжала проведать Сьюзи?
– Да, она возвращалась сюда, но не любовь к ребенку побуждала ее к этому. - Констанция вытерла руки о передник. - То, что происходит между сеньором и сеньорой, никогда, наверное, не закончится.
Наступило молчание. Экономка поглядела на Викторию через плечо и усмехнулась.
– Вы так любите Сьюзи. Вы много времени проводите с ней в последние дни.
Виктория улыбнулась.
– Я… я люблю детей. А Сюзанна - просто чудо.
– Да, это так. И вы нравитесь ей, сеньорита. Она прямо расцветает от вашей ласки.
– Мне приятно, если так.
– Я-то знаю. - Экономка улыбнулась лукаво. - Не одна Сюзанна расцветает, ведь так?
Виктория удивленно подняла глаза.
– Что вы хотите этим сказать?
– Я хочу сказать, что сеньор Кемпбелл тоже очень счастлив. - Констанция взяла нож с подставки и принялась точить его на бруске. - Я давно не видела его таким.
Виктория невольно покраснела от удовольствия, услышав это.
– В самом деле?
Экономка кивнула.
– Он улыбается, стал чаще смеяться, а теперь рано возвращается домой каждый вечер.
– Ну, я думаю, что он… он просто вежлив и обходителен.
Констанция усмехнулась.
– Вы так думаете? Нет, он не тот человек, который слишком заботится о том, чтобы быть вежливым, сеньорита. Если бы сам губернатор явился сюда, а сеньору Кемпбеллу не захотелось его видеть, он бы даже и не вышел к нему.
Виктория мягко улыбнулась.
– Да, пожалуй, вы правы.
– Конечно, права. Видеть его каждый день сидящим напротив вас за обеденным столом, видеть, как он разговаривает и смеется, вместо того чтобы есть в одиночестве, уткнувшись носом в газету… - Женщина вздохнула. - Я что-то не видела этого раньше.
Виктория облизнула пересохшие губы.
– Со времени… со времени его развода, вы хотите сказать?
– И даже до этого. Его жена не любила проводить вечера дома. - Констанция поставила кастрюлю на плиту. - Она его не заслуживала, это уж точно.
– Почему она ушла от него?
Экономка нахмурилась.
– Из-за другого мужчины.
Виктория непонимающе уставилась на нее.
– Она ушла от Рорка к другому? Но как она могла? Как можно желать кого-то другого… - Она замолкла, щеки ее покраснели, и она тут же быстро вскочила на ноги. - Я… я думаю прогуляться перед ужином. Если сеньор вернется рано и захочет…
Она обернулась: Рорк улыбался ей, стоя в дверях.
– Рорк. - Виктория с трудом перевела дух. - Я не слышала, как вы вошли. И долго вы здесь стоите?
– Только пару секунд. - Он снова улыбнулся. - Я сожалею, что нарушил вашу идиллию. Надеюсь, Констанция не позволила вам перетрудиться?
– Нет-нет. Она не позволяет мне даже пошевелить пальцем.
О Боже! Голос не слушался ее! Виктория никак не могла справиться с собой. Слышал ли он этот ее глупый вопрос? Дай Бог, чтобы нет, но почему же тогда он смотрит на нее с этой легкой усмешечкой? Что же такое она, черт побери, говорит! Это все из-за сотрясения. У нее все еще временами побаливает голова…
– …слегка опухшие.
Виктория вздрогнула.
– Что?
– Я сказал, что вы пока не должны садиться за руль автомобиля. Вы все еще страдаете от последствий сотрясения. - Он нахмурился, когда она приблизилась к нему. - У вас веки все еще слегка опухшие.
– Да, немного. Доктор Мендоса говорит…
– Поверните голову к свету. - Рорк обхватил руками ее лицо и приподнял его. Его руки были такими прохладными, а ее щеки - непривычно разгоряченными. Виктория передернула плечами. Рорк еще больше нахмурился. - В чем дело?
– Ни в чем, - быстро сказала она.
– Вам больно?
Он легко погладил ее по щеке, а Виктория приложила все силы, чтобы не вздрогнуть.
– Нет, - сказала она торопливо. - Я только… я только… - Она беспомощно взглянула на него. - Дело в том… дело в том, что это солнце. Оно мне светит в глаза.
Рорк улыбнулся, отпуская ее.
– Наверное, оно хочет сказать вам что-то.
Его улыбка была такой заразительной. Она почувствовала, как в ответ ее собственные губы растягиваются в улыбке.
– Правда?
Он кивнул.
– Да, - сказал он, взяв ее за руку. - Констанция! Сколько времени осталось до обеда?
– Двадцать минут, не больше.
Рорк усмехнулся.
– Ага, - сказал он. - Будем считать, что час.
Экономка всплеснула руками.
– Всего двадцать минут, сеньор!
– Констанция! Как я могу показать сеньорите Гамильтон самый прекрасный на свете закат за такое короткое время?