18+

Я продолжала усердно пережёвывать рыбу, которая и без того таяла во рту, изредка посматривая на Алекса. Он смотрел перед собой, всё ещё сжимая столовые приборы. Я совершенно не понимала, что происходит. Стало ужасно неуютно и страшно. Жуткое предчувствие, зародившееся при виде Марго, лишь усилило свои позиции, окутывая все внутренние органы мерзкими скользкими щупальцами.

Я перестала ощущать вкус еды. Даже обидно за Мишлен.

А Андрей Алексеевич продолжил:

— Чтобы запустить всё в срок, ты должен вылететь в Москву раньше.

Я замерла. Что? Алекс? В Москву?

Опасаясь привлечь внимание, начала пилить рыбу ножом, выпрямившись на стуле.

— Думаю, ты договоришься о досрочной защите диплома. Если что, я помогу. Квартиру для тебя уже подобрал риелтор. По прилёту просто подпишешь договор купли-продажи. Твой билет с двадцатого июня я уже поменял на шестое. Нам жизненно-необходимо найти нового, проверенного инвестора. И надеяться больше не на кого, ни одному юристу я больше не доверюсь. К тому же, сроки поджимают, и требуется присутствие непосредственного руководителя. Ты будешь всё проверять и контролировать сам. Ты же директор филиала, в конце концов.

Я продолжала пилить ножом тарелку, уставившись в стол и оглашая половину ресторана мерзким звуком трения метала о фарфор. Волосы упали на лицо, заслоняя вид на Алекса и даже на несчастную рыбу, но я чувствовала на себе взгляд парня.

Что всё это значит? Алекс улетает в Москву? Он — директор филиала? Разве там есть филиал? Надолго? Почему не сказал? Я ведь тоже могла бы поехать с отцом на лето… Или с ним.

Сердце стучало в груди, в уши словно воды налили. Руки затряслись, и я отложила несчастные приборы в стороны. Схватилась за стакан с водой, когда раздался звонок телефона.

— Простите, надо ответить.

И Андрей Алексеевич удалился, оставляя нас наедине.

Алекс молчал, а я судорожно пыталась придумать красивую картинку в воображении. Как Романов готовит для меня сюрприз… Совместную поездку в Москву. Вручает мне билеты на самолёт со своей очаровательной игривой улыбкой, а потом требует плату в своей извращённой манере. Но что-то не клеилось.

— Когда ты планировал мне сказать? — спросила, не глядя на парня.

— В ближайшее время.

Я буквально физически ощущала, как Алекс прожигает дыру в моём лице своими горящими глазами, но пока не могла понять природы этого взгляда. Поэтому спросила ещё:

— Как давно ты узнал, что улетаешь?

— Почти год назад.

Что ж… У Алекса было много времени, чтобы мне рассказать. Но он почему-то молчал…

— Надолго ты улетаешь?

Романов медлил с ответом. И каждая секунда тишины набатом стучала в моей голове. Сердце билось с бешеной скоростью, а каждый вздох — словно воздушная яма. И, будто гром среди ясного неба, прозвучал честный ответ:

— Навсегда.

Я падаю в пропасть. Все органы чувств разом отключились, оставляя лишь звук разбитого стекла. Я что, уронила бокал?

Нет, всё на столе. Я ведь даже не шевелилась. Что это тогда? Похоже, моё сердце. Я больше не чувствую его ритм. Только нарастающий холод в груди.

Мне больно дышать. Больно даже моргать. Сейчас бы хоть одну слезинку, но в глаза словно песка насыпали. Как и во всё тело — оно стало таким тяжёлым…

— Маша…

— Простите, — Романов-старший вернулся за стол.

Он что-то говорил Алексу, но то слово, что парень произнёс пару минут назад, всё ещё звучало в моей голове, перекрывая все посторонние шумы.

Навсегда. Навсегда. Навсегда.

Алекс навсегда улетает в Москву. А мне учиться ещё три года.

Получается, Романов с самого начала знал, что у нас лишь временная интрижка?

В то время, как я думала, какую комнату в его доме мы переделаем под детскую, Алекс решал, что из вещей забрать с собой в Москву. Навсегда.

Я ведь тоже, окончив университет, собиралась вернуться на Родину. Но в последние месяцы решила, что полюбила Стокгольм. Потому что здесь он. Алекс.

А Алекс решил, что я не достойна знать правду.

— Простите, — сказала, перебив Романова-старшего, — мне надо отойти.

Мужчины поднялись вслед за мной.

— Тебя проводить? — озабоченным голосом поинтересовался Алекс.

Я мотнула головой, так и не взглянув на парня. Я боялась смотреть в его лицо. Кто знает, что я там увижу? А вдруг не выдержу, и позорно разрыдаюсь прямо здесь, в ресторане со звездой Мишлен…

Я взяла в руки чёрный клатч, который всё это время лежал у меня на коленях, и, развернувшись на ватных ногах, направилась в сторону дамской комнаты. Прошла мимо и вышла на улицу. Остановила проезжающее мимо такси и назвала адрес общежития.

Знаю, что Тири у Ильяса. И её не будет как минимум до утра. Поэтому я смогу там спокойно умереть.

ГЛАВА 24

Легче не становилось.

Алекс начал звонить, как только я села в такси. Я поставила телефон на беззвучный и старалась не обращать внимания на светящийся экран. А он всё звонил и звонил.

Зайдя в свою маленькую комнатку, обрадовалась, что соседки действительно нет. Сбросив очередной звонок от Романова, всё же написала ему смс: «Я побуду в общежитии». Звонки прекратились.

Не было сил принимать душ, поэтому я, размазав ватным тампоном тушь по глазам, переоделась в тёплую пижаму и залезла в кровать.

Слёзы настигли меня примерно на пятом «почему». Я оплакивала своё разбитое сердце несколько часов. Подушка промокла, одеяло, которым я укрывалась с головой, тоже. И под утро я так и уснула, в луже разбитых надежд, измученная, одна.

На следующий день Тири так и не объявилась.

Алекс звонил утром. Потом сразу после обеда и вечером. Я не отвечала. Я весь день думала, и мысли мои были не радужные. Белая полоса моей жизни оказалась перепачкана огромными тёмными пятнами недоверия. Обмана.

Я не склонна делать неверные выводы на эмоциях. Я всё понимаю.

Наверняка, Алекс ещё до начала наших отношений думал о том, что может причинить мне боль. Знал, что уедет, но не сказал. Он хотел меня. А Романов всегда получает то, что хочет. Я знаю, что стала дорога ему. По-настоящему. Но ничего уже нельзя поменять.

Что изменилось бы в наших отношениях, если б я узнала о предстоящем переезде Алекса? Понятия не имею. Знаю только, что я снова не жалею. Эти четыре месяца я была счастлива, как никто и никогда. И буду вечно благодарна Романову за это. Я всегда буду вспоминать его с улыбкой. Вот только огромной проблемой остаётся то, что он сломал мою жизнь. Я уже никогда не смогу полюбить кого-то так же сильно, как люблю Алекса.

Что? Мне всего восемнадцать? Моим родителям было по пятнадцать, когда они познакомились, а папа до сих пор любит маму.

Отцу я написала смс, соврав, что заболела и не приду. Или я не соврала? Я больна. Я очень больна. Иначе, почему всё тело ломит? Болит душа… От этого помогают таблетки? Думаю, нет — в шкафчике у отца было бы полно тюбиков.

Тири объявилась ближе к ночи, и я сделала вид, что сплю. Подруга удивлённо охнула, заметив меня, и тихонько улеглась в кровать.

Утро понедельника было испытанием. Мне предстояло весь день отсидеть на занятиях и делать вид, что я жива.

— Романов в командировку что ли укатил? — спросила Тири, заметив, что я зашевелилась в постели.

— Ага, — постаралась придать голосу беспечности. Осиплость можно списать на утреннюю хрипотцу.

Сегодня болтливость Тири была как нельзя кстати. Пока мы шли до университета, подруга пересказывала во всех подробностях события прошедших выходных, а я делала вид, что слушаю, пока сама вопреки здравому смыслу думала лишь о том, почему Алекс ещё ни разу не позвонил с утра.

В кофейне уже ждала Кэйт. Тири убежала в нужный ей корпус, и всё внимание Кати было приковано ко мне.

— Ну, рассказывай, как прошёл ужин с богатеньким папой? Он ел младенцев и запивал их кровью девственниц?

Я улыбнулась, изо всех сил стараясь выглядеть естественно. Я не хочу ни с кем обсуждать произошедшее.