Страница 3 из 19
Мне, конечно, очень нравилось ходить в театр и в кино. Первый спектакль, который я увидела, был „Atzalynas“ («Поросль») по Казису Бинкису. Живо помню свой восторг. Правда, с течением времени сюжет поблек в памяти, осталось только общее ощущение и, наверное, образ исполнительницы главной роли, актрисы Ванды Лиетувайтите. Когда совсем недавно я увидела «Поросль» в постановке Йонаса Вайткуса, было очень приятно почувствовать, как пробуждаются воспоминания[12].
И в оперу мы с родителями ходили. Я восхищалась Кипрасом Петраускасом. Помню, как в Каунас прибыли на гастроли Валерия Барсова и Мария Максакова[13]. Советская Россия посылала за границу артистов, которые могли представлять ее культуру и таким образом делать рекламу стране.
Такие встречи с великим искусством меня, несмотря на юный возраст, искренне волновали.
После войны, когда я училась в Москве, тоже интенсивно интересовалась местной театральной и музыкальной сценой. Старалась не пропускать ни одного концерта Ойстраха, Гиллельса, Софроницкого, Генриха Нейгауза, а особенно – Святослава Рихтера[14]. Они мне невероятно много дали. Кроме того, я навострилась без билета проникать на дорогие концерты и даже проводить друзей.
Мы, например, скидывались вчетвером на один билет, я показывала его контролерше, спрашивала ее о чем-то, а друзья мои в этот момент проскальзывали в зал. Я никогда не раскаивалась в этом обмане, наоборот, гордилась. Мы же никому не мешали, даже свободных мест никогда не занимали. Как погаснет свет, садились на ступеньки.
Тот же метод я пыталась применять в театрах. Не всегда удавалось, приходилось покупать входные или просто самые дешевые билеты. Сидя на спектаклях МХАТа, я и подумать не могла, что моя жизнь будет так тесно связана с театром[15]. Училась-то я на германистике.
Вернувшись в Литву, уже в Педагогическом институте, я вновь обратилась к театру, работая над книгой Бертольда Брехта «Мамаша Кураж»[16]. Меня заинтересовал его совершенно отличный от Константина Станиславского[17] взгляд на специфику театрального представления. Брехту важно было не отразить реальность, а изменить ее. Он создавал так называемый «эпический театр», который должен был стать для зрителя «школой жизни», заставить его не переживать, а думать. Все это было ново и заинтриговало меня.
В Пединституте мне довелось работать на одной кафедре с театроведом и прекрасным шекспироведом Довидасом Юделявичюсом[18]. Мы были близкими друзьями. Он всячески поощрял мое увлечение театром, помогал сориентироваться в театральном мире. За это я ему всегда благодарна.
Говоря о своем отношении к театру, не хотелось бы пускаться в интеллектуальные рассуждения. Скажу одно: до сих пор, приходя в театр, я ощущаю то же, что и в детстве, – ожидание чуда: вот поднимется занавес и начнется сценическое действо. Хотя занавес в театре уже давно не используется или используется редко…
Это ожидание чуда, конечно, не всегда сбывается.
Театр был тем местом, где я могла размышлять о жизни, человеке, творчестве.
Теперь хотелось бы приступить к контурам Вашей биографии. Начнем с деда по материнской линии, Хиеля Штрома (Штромаса), как Вы сами его назвали, молочника из Бабтай, и бабушки – Хаи Кац-Штром (Штромене), на чьих плечах (опять же по Вашим словам) держался дом, все четыре угла. Евреи-крестьяне – не самая традиционная ситуация…[19]
Здесь очень важно помнить, что нормальное общение с бабушкой и дедушкой оборвалось для меня в тринадцать лет. Так что многое из того, что сохранилось в памяти, сформировано детскими впечатлениями. Некую возможность по-новому познакомиться с ними дала мне книга моего двоюродного брата Вальдемара Гинзбурга «И Каунас плакал»[20]. Но об этой книге поговорим позже. Вспоминая деда, могу сказать, что меня сразу захлестывает волна его невероятной доброты. Он прямо светился изнутри. Глаза у него были голубые, а волосы светлые, правда, я помню его уже седым… Меня восхищало в нем отсутствие фанатизма. Что касается бабушки, она строго соблюдала кошер[21]. У нас дома кошер не соблюдался, и дедушке нельзя было у нас есть. Несмотря на это, он кое-что съедал и просил меня, чтоб я не говорила бабушке. Мне это очень нравилось. У нас были свои секреты.
Дедушка часто к нам приходил. Тепло и уют в моем детстве создавали прежде всего бабушка с дедушкой, особенно дед.
Религиозные праздники у нас дома не справляли, хотя родители учили меня уважать верования и обычаи других людей. Поэтому мне особенно запомнились Пейсах и Ханука[22], когда мы с двоюродными братьями Аликом и Лёвинькой Штромасами ходили к дедушке с бабушкой[23]. Взрослые сидели за столом, а мы баловались под столом и выдумывали всякие проказы.
Эти чудесные праздники – едва ли не единственное, что связывает меня с еврейской религиозной традицией. Я узнала о них только благодаря дедушке, но всегда знала, что я еврейка.
Помню поездку с родителями в Берлин в 1938 году. Мы, со своими литовскими паспортами, евреями не считались. Поселились на Курфюрстендамм – одной из известейших берлинских улиц. До сих пор помню, какие вкусные свежие булочки с абрикосовым джемом подавали на завтрак… Но помню и другое, о чем хотелось бы сказать, раз уж речь зашла о моем отношении к еврейству. Однажды папа повел меня на Унтер-ден-Линден, главный берлинский бульвар, где были обычные скамейки и желтые. Евреи, как вы, должно быть, догадались, могли сидеть только на желтых. Я отлично помню, как мы с папой сели на такую скамеечку, и папа сказал: «Я хочу, чтоб ты знала, что в Германии евреи – на особом положении, они изгои. Мы тоже евреи. Мы, конечно, не обязаны здесь сидеть, мы граждане Литвы. Но ты должна понять, какое это чувство – быть изгоем». Этим экскурсом в прошлое я хочу показать, что мои родители прекрасно понимали, кто они, и никогда не пытались отказаться от своей национальной принадлежности или отрицать ее. Но еврейских обычаев и традиций не соблюдали, и знакома я с ними только благодаря дедам.
Вспоминая дедушку с бабушкой, должна сказать, что здоровья бабушка была весьма слабого, хотя, если можно так выразиться, контролировала ситуацию. Дедушка ее побаивался. Он любил пофилософствовать, помечтать… А все практические вопросы в семье решала бабушка. У них было десять детей, из которых на момент моего появления на свете в живых осталось пятеро. Уже на моей памяти умерли еще двое маминых братьев. В конце концов от всей большой семьи осталась только тетя Паулина, мать упоминавшегося уже Вальдемара Гинзбурга[24]. Но и она погибла во время войны, пытаясь помочь другому человеку. Их везли на пароходе из Штуттгофа в Германию. На палубе рядом с ней женщина подняла окурок, брошенный охранником. Заметив это, эсэсовец хотел скинуть бедную женщину в море. Тетя попыталась вступиться за нее, она ведь знала немецкий. Смягчить сердце эсэсовца не удалось. Только вместо той женщины он выкинул за борт мою тетю, и она утонула.
Судьба бабушки с дедушкой такова… Бабушка умерла в гетто, скорее всего от инсульта. Однажды ранним утром 1942 года мы нашли ее мертвой и похоронили в гетто. А дедушка потом попал в концлагерь Шанчяй[25], во время «акции стариков и детей» 26–27 марта 1944 года был отправлен в IX форт и там убит.
12
Пьеса «Поросль» была написана Казисом Бинкисом в 1938 году. В том же году прошла премьера спектакля по этой пьесе в Каунасском государственном театре (режиссер Борис Даугуветис). В центре сюжета – несправедливо обвиненный юноша, который, несмотря на все невзгоды и осуждение окружающих, не отказывается от своих идей и ценностей. Пьеса была очень популярна в 1940-е годы, спектакли по ней шли в Паневежском, Каунасском, Шяуляйском театрах. Было также множество любительских постановок. В 2013 г. режиссер Йонас Вайткус поставил «Поросль» в Литовском Национальном театре драмы (премьера – 8 октября). Ванда Лиетувайтите-Кауняцкене, Станяйкене (1910–1977) – актриса литовского театра и кино.
13
Валерия Барсова (1892–1967) – оперная певица, сопрано. Мария Максакова (1902–1974) – оперная певица, меццо-сопрано.
14
Владимир Софроницкий (1901–1961) – пианист. Генрих Нейгауз – пианист и педагог. Святослав Рихтер (1915–1997) – пианист.
15
Московский Художественный академический театр, основан в 1898 г. К. Станиславским и В. Немировичем-Данченко.
16
Эуген Бертольд Фридрих Брехт (1898–1956) – немецкий поэт, драматург и театральный режиссер, один из основоположников модернового театра. Статью Ирены Вейсайте «Бертольд Брехт – создатель театра мысли» (на литовском языке) см. в кн.: Motusé Kuraz: pjesés/B. Brechtas, Vilnius: Vaga, 1964.
17
К.С. Станиславский (наст. фамилия Алексеев, 1910–1977) – режиссер, создатель собственной системы актерской подготовки, в основе которой лежит разделение актерской игры на три технологии: ремесло, представление и переживание.
18
Довидас Юделявичюс – литовский литературовед, театровед, переводчик.
19
Хиель Штромас (ок. 1860/70-1944) – молочник, дедушка Ирены Вейсайте со стороны матери. Хая Кац-Штромене (ок. 1870–1942) – домохозяйка, бабушка Ирены Вейсайте со стороны матери.
20
Двоюродный брат Ирены Вейсайте Вальдемар (Вэл) Гинзбург (19222011) – единственный из семьи в 14 человек, кому удалось спастись в годы Холокоста. Он эмигрировал в Англию и описал свой жизненный опыт в книге «И Каунас плакал» (And Kovno Wept: The Holocaust Centre, 1998), выпущенной также по-литовски (Ginsburg Waldemar, …ir Kaunas verké: [prisiminimai], Vilnius: Zydu kulturos ir informacijos centras, 2010).
21
Еврейское слово «кошер» означат «годный, чистый» (ивр. «кашер»). Применяется ко всему, изготовленному по Галахе (Закону).
22
В повседневной речи Песах – праздник в честь исхода евреев из Египта, нередко совпадающий с католической Пасхой – иногда называют «еврейской Пасхой». Ханука – восьмидневный праздник в честь победы Маккавеев над царем Сирии Антиохом IV Епифаном, который пытался заставить евреев поклоняться греческим богам и воздвиг в Иерусалимском Храме собственную статую. Дата устанавливается по лунному календарю в ноябре или декабре.
23
Александрас Штромас (1931–1999) – правозащитник, политолог. Двоюродный брат Ирены Вейсайте. Интеллектуальный портрет А. Штромаса создан Леонидом Донским в кн.: Identity and Freedom: Mapping Nationalism and Social Criticism in Twentieth-Century Lithuania, London and New York: Routledge, 2002; Tapatybé ir laisvé: trys intelektualiniai portretai, Vilnius: Versus aureus, 2005. Лёва (Лёвинька) Штромас (ум. 28 октября 1941) – двоюродный брат Ирены Вейсайте.
24
Полина (Поля) Гинзбург-Гарзон (1910–1944) – бухгалтер, тетя Ирены Вейсайте.
25
Осенью 1943 г. часть (ок. 4000) узников Каунасского гетто была переведена на работы в лагеря в Шанчяй и Алексотасе.