Музей героев

– Та высокая, в бежевом пальто… Я вчера видел, как она мастурбировала, а вас тут вообще не было, и, пиздец, вы обломались.

– Гонишь, хуй тебе на рыло, гонишь. А вот мне красавица в черном показала пизду.

Несмотря на договоренность не палить столь ништяковую мазу другим пацанам, многие просто не могли сдержаться и не похвастаться. Очередь росла. Многие приходили уже днем и терлись у окна в одиночестве, чтобы никто не мешал толчками в плечо и не шептал на ухо обещаний убить. Одним из таких был Толя. Мы приходили, а он курил на трубах со счастливым выражением лица и утверждал, что видел двух лесбиянок. Они вошли неожиданно, когда никого не было, и начали друг друга поглаживать и ласкать. В этом рассказе фигурировал большой искусственный член, сползание по стенке в конвульсиях оргазма и предположение, что все это было сделано специально для Толика. Естественно, я ему не поверил, хотя кто знает. В тот раз он и не особо утверждал, что видел это, как обычно бывает, когда человек врет. Ему было как будто все равно, поверим мы или нет. История была действительно красивой, точно было то, что многие девчонки заподозрили, что за ними кто-то наблюдает, и некоторые даже перестали посещать туалет на первом этаже. Это был облом. А однажды они решили пожаловаться на нас пэтэушникам. Пятеро здоровых парней неожиданно выбежали из-за угла – наверное, если бы они вышибли из нас дурь, то предстали бы в глазах девчонок героями, поэтому лица их были весьма разъяренными. Но, когда они увидели что нас пятнадцать, они как-то в секунду оценили ситуацию и пробежали мимо, как будто искали каких-то других врагов, там далеко, в кустах. Как видно, молва о том, что пьяные малолетки не слишком-то рассчитывают силу при ударе ногой в голову лежащего человека, делает многое. Видимо, когда они вернулись, то объяснили девчонкам, что это просто дети, и большинство из них перестали стесняться. Жизнь снова налаживалась. Но попадались и такие, кому хронически не везло. Был среди нас парень по кличке Дюша, толстый, но с отличным чувством юмора, ему не везло всегда. Всякий раз, когда он подходил к окну, в туалет входила или какая-нибудь уродина, или во время занятия заходил просраться охранник – но Дюша все равно смотрел. Однажды зашла кудрявая толстушка, и я сразу уступил очередь Дюше, а потом я спросил:

– Ты бы ее завалил?

– Ну да, а ты, че, нет, что ли?

– Я бы не стал.

– Опыт….

Конечно же, такой опыт не шел на пользу моей учебе. Не помню, что конкретно я сделал, чтобы вывести из себя учительницу по русскому, но она сказала, что на следующий урок я должен прийти с мамой, иначе она меня не пустит. Маму я решил не расстраивать, поэтому на русский не ходил еще полгода. Хорошее время. В моем классе учился парень по кличке Маус, сын русского бандита из Казахстана, недавно переехавшего в Москву, мотивируя переезд тем, что казахи после развала СССР по полной щемили и отыгрывались на русских как на бывших колонизаторах. Маус был неординарной личностью, его даже кусал скорпион. Однажды в драке с одним казахом он увидел, как тот, увлекшись прыжками в стойке вокруг него, высунул язык. Тогда Маус сделал резкий апперкот в челюсть, и чувак откусил себе кончик языка. Изо рта у него хлынула кровища, глаза наполнились слезами, и он, так и не подобрав часть языка, упавшую в песок, в панике убежал домой. А казахские дети собрались вокруг и некоторое время просто смотрели, как кусок плоти сохнет на солнце, не решаясь сделать из него игрушку, надев на конец палки. Но потом они все же сделали это. Мы смеялись, когда Маус рассказывал эту забавную историю. Но, в общем-то, глядя на него было и так понятно, что ему нередко приходилось драться с казахами и быть гораздо более отмороженным, чем они, просто, чтобы выжить. Бегающий, с прищуром взгляд, полуулыбка и никаких признаков того, что сейчас вам нанесут сильнейший удар, – это как принцип существования. Но старшеклассник Антон этого не знал. Маус застенчиво улыбался, когда тот для профилактики решил его грузануть, но потом поймал головой рюкзак весом в три кило, летящий с разворота в 180 градусов. Это было сильно, Антон слег, но мы все равно добили его ногами – ведь это было началом наших приключений. Хотя я уверен, что мы сделали бы это в любом случае.

После школы мы шли снимать значки с дорогих машин – модное в то время развлечение. Сначала ты создаешь коллекцию, затем продаешь какому-нибудь ценителю. Но мы делали это не из выгоды – просто нам нравился легкий заряд адреналина, который несколько отрезвлял после всего, чем нас одурманивали в школе. Один снимал значок с капота, другой – с багажника тупым лезвием ножа. Важно было найти тихое место, сделать все быстро, смотреть по сторонам и не поцарапать машину. Но бывали моменты, когда буквально из ниоткуда появлялись владельцы. На немецких машинах в то время ездил достаточно сложный контингент. Нам приходилось очень быстро бегать, и тут, как в футболе, был важен рывок – как быстро ты можешь сорваться с места и набрать скорость. Но вскоре мы забросили это занятие, научившись все делать настолько быстро и слаженно, что ощущение опасности притупилось и удовольствие от процесса исчезло. Оставалось только чувство, что кто-то, блядь, очень сильно расстроится.

Уж не помню, как нас занесло в секцию по легкой атлетике во Дворец пионеров. Но тренер сильно удивился, когда мы с Маусом пробежали кросс быстрее, чем ребята, с которыми он занимался уже год, – для него это был удар. Когда он увидел, как мы, особо не напрягаясь, пришли к финишу первыми, присели покурить и даже сделали попытку устроить тотализатор, он подошел и сказал, что теперь мы должны делать подъем корпуса из положения лежа. Остальные ребята отдыхали, а мы сделали по сотке, после чего он перевел нас в секцию футбола в юношеский клуб «Торпедо». Правда впоследствии выяснилось, что Маус не проходил по росту (он был не такой высокий, как я), и поэтому взяли меня одного. В общем-то, к тому моменту это была уже сплоченная команда неплохо физически развитых парней. Маус во Дворце пионеров больше не появлялся, а меня на первых тренировках встретили довольно прохладно – во время игры никто мне не пасовал, разве только в самых невыгодных ситуациях: когда ты в окружении в зоне одиннадцатиметрового удара и, в принципе, понятно, что сейчас будут жестко фолить. После таких игр оставался неслабый осадок. Оно и понятно – у меня даже не было бутсов, и домой я шел один. Бутсы я украду, но сразу после этого интерес к футболу ослабеет.

Не надо было мне тогда заходить в этот спортивный магазин. Мне все еще 12, и я вошел в только что открывшийся, в глубине нашего района магазин спортинвентаря в новом торговом центре. Он только начал функционировать, часть товара еще не разложена, и молодые продавцы, пребывая в состоянии эйфории, еще занимаются оформлением витрин и перегружают товар в кладовку. Первая половина дня, посетителей нет, а я прогуливаю последний урок. Девушка в темной форменной рубашке сразу обращает на меня внимание. Мне это не нравится, потому что я уже вижу приоткрытую коробку с кожаными бутсами «Адидас» и знаю, что у меня не предвидится денег. На моем плече висит сумка, она почти пуста. Я стою спиной к продавцам, и мне кажется, они уже чувствуют, что я слишком долго разглядываю ассортимент на полках. Спиной я словно ощущаю их взгляды и начинаю противопоставлять себя им. Темные форменные рубашки, аккуратные прически, готовность за нищенскую зарплату с утра до вечера искусственно улыбаться каждому входящему и быть начеку, дабы он ничего не спиздил, – если бы не все это, возможно, я не воспринимал бы их настолько чуждыми себе. И, если бы я не чувствовал пропасти между ними и собой, я не смог бы украсть. Но меня уже охватил азарт – кража бутсов представляется мне актом противостояния этим чужакам. Я почему-то вспомнил про разведчиков, работавших в фашистском тылу, и болезненно чувствовал необходимость реванша. Тогда я уронил баскетбольный мяч с верхней полки, что вызвало цепную реакцию, и оттуда попадали все мячи. Когда парень с девушкой наперегонки бросились их поднимать – бутсы уже лежали в моей сумке. Мне казалось, что сейчас продавцы обнаружат, что коробка пуста, но уходил я неспешно, на выходе даже остановился закурить. И только когда я дошел до дворов, я почувствовал неописуемую легкость, затмившую все другие чувства.