Страница 17 из 18
На сегодняшний день было запланировано три операции, две из которых Геннадию Федоровичу представлялись простыми и, как он рассчитывал, каждая из них не займет даже часа. А вот одна обещала быть довольно сложной, и к ней Геннадий Федорович готовился.
Еще с вечера он просмотрел кучу атласов, кучу журналов и был в курсе того, что он может сделать, и на что может рассчитывать больной.
Но его планам не суждено было сбыться. Он уже сидел в кабинете, пил крепкий душистый чай со своей неизменной ассистенткой Тамарой, весело улыбаясь, показывая крепкие белые зубы, рассказывал молодой женщине анекдот. И в это время Тамара тряхнула головой, темные локоны рассыпались по плечам.
– Геннадий Федорович, – она к шефу всегда обращалась по имени-отчеству, – по-моему, «скорая».
– «Скорая»? – спросил Рычагов, встал с кресла, подошел к окну и сквозь планки жалюзи выглянул во двор. – Ты права, – сказал хирург, делая глоток, – точно «скорая», хоть и не наша, – во дворе стоял грязно-зеленый УАЗ. – Слух у тебя, Тамара, прекрасный.
– Да бросьте вы шутить, Геннадий Федорович.
– Нет, нет, я серьезно. Может, ты еще и на скрипке играешь?
– Если бы я играла на скрипке, Геннадий Федорович, тогда мы с вами играли бы дуэтом – вы на своей флейте, а я на скрипке. Но, к сожалению, мне в детстве медведь на ухо наступил.
– Тамара, хотите я сделаю вам операцию?
– Какую?
– Изменю форму ушей.
– Бросьте, бросьте шутить!
Рычагов стоял у окна и смотрел на то, что происходит у машины «скорой помощи», даже поставил чашку на подоконник, рядом с хрустальной вазой с пышным букетом белых роз.
– Кажется, Тамара, сейчас нам будет работа.
– С чего вы взяли, что нам, Геннадий Федорович?
– Мне так кажется, интуиция подсказывает.
– Значит, точно будет, – ответила Тамара и улыбнулась.
А через пять минут Рычагов мыл руки, еще через десять находился в операционной, а на операционном столе лежал Сергей Дорогин с ножевым ранением и черепно-мозговой травмой.
Кроме Рычагова в операционной присутствовали еще два хирурга. Всех, кого смог, Рычагов «поставил под ружье». Прогноз был неутешительным.
– Я бы не брался на вашем месте, Геннадий Федорович, по-моему, его не спасти, – сказал пожилой хирург, снял очки и стал протирать линзы.
– Думаете, Андрей Андреевич?
– Думаю, да. Он потерял слишком много крови, пульс почти нулевой… В общем, я даже не знаю, что здесь можно сделать.
– Буду оперировать. Кстати, кто это, откуда привезли?
– Лежал в реке, – сказал пожилой хирург. – Сколько он там пролежал неизвестно.
– Буду оперировать, – более настойчиво произнес Геннадий Федорович, – Тамара, готовьте операцию.
– Наша помощь вам нужна?
– Вы все еще считаете, что операция бессмысленна?
– Да.
– Нет, вы не нужны мне сейчас.
– Рискуете, слишком сильно рискуете.
– Я всегда рискую. Кстати, кто не рискует, тот не пьет шампанское. Анестезиолога сюда, будем оперировать.
Случай был необычным. С подобным букетом травм Рычагову сталкиваться раньше не приходилось. Через несколько минут принесли снимок, и Геннадий Федорович принялся его изучать.
Да, ситуация была безнадежной. Но Рычагову почему-то хотелось рискнуть, он и сам не знал из-за чего. Шанс на то, что этот мужчина выживет, был почти нулевым. Но шанс, хоть и ничтожный, все-таки имелся, один из тысячи, но был. И стоило рискнуть, стоило взяться.
Тамара смотрела на Геннадия Федоровича так, как преданный пес смотрит на хозяина.
– Давай, давай, Томочка, готовимся.
– А может не надо, Геннадий Федорович? – спросила женщина.
– Надо, дорогая, надо. Попробуем. Так умрет или под скальпелем умрет, а вдруг спасем?
– Ну, смотрите…
Операция длилась пять часов. И все эти пять часов Геннадий Федорович Рычагов провел на ногах. Когда операция закончилась, он был мокрый. Пот тек по спине, по лицу, и Тамара даже не успевала салфеткой вытирать его.
– Все, – выдохнул Рычагов, покидая операционную и пошатываясь, время от времени приостанавливаясь, направился в свой кабинет. Тамара спешила за ним.
– Ну, что скажешь? – обратился Рычагов к ассистентке, сдирая с лица маску, а с рук перчатки.
– Такого я еще не видела, – не скрывая восхищения произнесла Тамара. – Талант либо есть, либо его нет.
– Сегодня, наверное, мой день, сегодня, наверное, звезды благоприятны ко мне и господь бог помог мне совершить невозможное.
– Так вы думаете, он будет жить?
– Теперь все в его руках, – сказал Рычагов, – если ему самому захочется выжить, то будет жить, а если не захочется, тот тут мы все бессильны. Кстати, Тома, следи и докладывай как он там. Правда, я думаю, он придет в себя дня через два или три, слишком уж ему голову размозжили, да и нож прошел в каком-то миллиметре от сердца. В общем, везучий этот мужик.
– Ему повезло, что вы были на месте, – произнесла Тамара, включая электрочайник.
– Нет, нет, чай потом. Возьми там, в шкафу, коньяк, налей мне вот столько, – и Рычагов, сдвинув три пальца, приложил их к стакану, показал Тамаре сколько наливать. – И себе налей, ты тоже трудилась, как пчелка, наверное, два литра пота с меня вытерла.
– Да ну, Геннадий Федорович, бросьте, бросьте.
– Да ты и сама мокрая, у тебя майка к телу прилипла так, словно ты под дождем была. Никогда раньше не замечал, что бы ты потела.
– Ерунда, сейчас приму душ.
– Нет, вначале давай выпьем, надо снять напряжение.
Тамара достала коньяк, Рычагов подошел к ней, взял из рук бутылку.
– Кстати, Томочка, женщине наливать неприлично, давай этим займусь я.
Рычагов налил и, взяв стакан, передал его Тамаре.
– Ну, за здоровье нашего пациента!
– За вас, Геннадий Федорович, только за вас, за ваши золотые руки.
– Перестань, Тома, ты мне это говоришь почти каждый день.
– Я это могу говорить по десять раз в день, потому что это правда.
– Если ты меня так будешь хвалить, я могу испортиться. Зазнаюсь, перестану практиковать, буду только, как Андрей Андреевич, недовольно морщить лоб, кривить губы, снимать и надевать очки и при этом повторять: «Шансов мало, лучше не браться… Шансов мало, он не жилец…»
– Да нет, что вы!
– Ну, вот и хорошо. Давай за его здоровье, пусть скорее поправляется. Кстати, что у нас еще сегодня?
– Еще три операции плановые.
– Вот отдохну часок, приму душ и за работу.
Буду резать и шить. Или пусть живут, как ты считаешь?
– Ваши шутки, только в морге пересказывать, Геннадий Федорович…
– Да ладно тебе, – Рычагов выпил коньяк и подмигнул Тамаре, – ты как хочешь, а я пошел в душ. Надо все смыть, я липкий, как пиявка.
– Я тоже приму душ.
– Пойдем вместе?
– Бросьте шутить. На работе?
– Нет, я серьезно.
Тамара задумалась. Принимать душ вместе со своим шефом на работе ей уже приходилось, правда, это было полгода тому назад. Тогда Геннадий Федорович буквально спас, буквально воскресил молодого мужчину в сплошных татуировках, исколотого и изрезанного ножами так, что, как говорится, на теле не было живого места. Рычагов его тогда спас. И через месяц татуированный мужчина покинул больницу на шикарном черном «мерседесе».
– Нет, Геннадий Федорович, – не скрывая смущение, сказала Тамара, – в другой раз.
– Ну, как знаешь.
– Знаю.
– Знать и хотеть – вещи разные.
Через пять минут Рычагов уже стоял под упругими теплыми струями, запрокинув голову. Он негромко напевал, покачиваясь из стороны в сторону. Он уже не думал о своем недавнем пациенте, хотя операцию помнил в мельчайших подробностях, каждый шов, каждый разрез. И если бы было нужно, он смог бы воспроизвести ее в деталях всю от начала до конца.
– Ох, как я устал! – поднимая вверх руки, бормотал Рычагов. – Но как здорово, как здорово! – он медленно повернул ручку, и на него обрушились ледяные струи воды. – Как хорошо! Вот так, так, – произносил он, обращаясь к самому себе.