Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 48 из 84

   - Пробирайтесь туда, - сделав вид, что не услышал Оки, продолжал Колин, - помните, как идти? Отсюда направо по коридору, потом...

   - Думаешь, ты здесь самый умный? - обиделась девочка. Да, она хотела остаться с ним. По идее нужно было не брать этого толстого увальня, а отправиться вдвоём. Но Ростбиф сказал, что тогда он расскажет про это здание остальным ребятам, и здесь места свободного будет не найти. Его дружки всё здесь заплюют и изгадят.

   - Если охранник понял, что здесь кто-то есть, он просто так не уйдёт, - рассудительно заметил Колин. На бледном лбу его прорезались первые упрямые складки морщин. - Пусть он увидит его. Дерзкого хулигана, посягнувшего на чужую собственность. А вы маленькие невинные детишки проваливайте в кроватки.

   Оки в первый раз увидела Маккиавели так непостижимо далеко от себя. Он вроде бы и был рядом, и голос его отзывался в ней, пробуждал что-то светлое, но уже говорить с ним просто как с одноклассником девочка не могла. Вообще слов не было, она понимала, что Колин просто не сможет уловить её робкое движение губ. И потому на баррикаде ей уже было легче выносить его тяжёлые слова:

   Убирайся. Я спал с мужчинами. Много-много раз. С ними в сотни... нет, в тысячи раз лучше, чем с тобой.

   Оки дрогнула, мерзостные мурашки побежали по её телу. Косметика на лице совсем размазалась, взгляд съехал куда-то в пол. Повернулась и пошла, незнамо куда, опустив голову, считая пивные банки на полу. Ростбиф, продолжая хныкать, поплёлся за ней.

   - Увидимся завтра в школе, - бросил им вслед Колин, - у нас завтра контрольная по физике, не забывайте.

   Но была Палата, огромное пустое слово, постоянно вращающееся на языке. В конце концов, он забудет все имена, даже своё и только имя Палаты будет с ним до последней искорки в его остывших глазах.

   - Влад...

   Теперь они с ним все-все. Веснущатая, парень с блокнотом и тот новенький с забинтованной башкой. Все они говорят, что можно уйти, что открыта какая-то дверь, но нужно торопиться, пока Горавски ничего не знает.

   - А Колин? - тут же вырвалось у него. Голос старался уцепиться за каждого, но все молчали и не получая поддержки звуки его падали в пыльный пол. - Мы его возьмём с собой?

   Проваливайте.

   Тут все они что-то забубнили одновременно непонятно и быстро. Разве думал Колин, что те, ради кого он всегда рисковал собой, в последний момент откажутся от него?

   - Мы бы тоже хотели... Знаем, как он тебе дорог... Но за нами будет погоня... Тебе с ним не уйти далеко...

   Он не мог ничего услышать. Только молчание Колина было понятным. Тот хотя бы понимал, что делает. Сперва Маккиавели бросил из окна пивную банку. Постарался попасть в остатки кирпичной стены, чтоб шума было больше.

   Подозрительный гул достиг ушей Влада. Кто смеет идти так смело? Это не санитары - их шаги он уже научился различать. Неужели, неужели... им всё же удалось? Но нет, это невозможно. Палату нельзя победить, она вокруг тебя и в тебе.

   Полетели бутылки. Какие они скользкие, непослушные, так и норовят вырваться из рук раньше срока. А интересно наблюдать их последний миг, когда солнце, заглянув в холодную пустоту, с лёгким звоном уходит из них. Когда на баррикаде кто-то кинул бутылку в него, Колин не удивился, только вдруг стало холодно и пусто, а по виску его поползли трещины.





   Стекло раскололось на несколько частей, и Влад не понимал, как это можно разбить здесь окно. Ведь Палата - это лучшее, что у них осталось. Он не хотел мыслить иначе. Просто не мог себя заставить. Они молодые - пусть себе бьют окна, разрушают этот мир, создают другие. А ему... ему хорошо и так.

   Колину тоже грех было жаловаться. Охранник показался внизу, а мог бы и через центральный вход его достать, тогда бы Оки с Ростбифом оказались в ловушке. А так парень в выцветшей форме десантника кричал, что оторвёт ему яйца. Лениво как-то орал, заученно.

   Кричи всё, что угодно. Я ведь идиот, тебя не понимаю.

   Когда кто-то из них принёс Колина, Влад тоже отказался что-либо понимать. Тело мальчика посерело, стало совсем воздушным, даже койка не шелохнулась под ним.

   - Колин, - только и смог выдавить из себя Влад, - Колин, Колин...

   И тут случилось необъяснимое: Маккиавели открыл глаза, поглядел на старика мутноватым взглядом, даже попытался улыбнуться.

   - Влад...

   По стеклу поползли тонкие тёмные трещины. Вот и всё. Вот и он не смог. А казалось, что проще - обмануть этого тупицу охранника! Ещё одна бутылка достигла цели. На виске расцвёл тонкий витиеватый цветок.

   Язык не хотел его слушаться. Колин говорил так мало, что постепенно нужные ему слова стали его оставлять.

   - Да, Влад, - Колин связал свои слова в непрочную вязанку, и наконец-то с его губ слетела разгоревшаяся улыбка, - мне действительно было за что оторвать яйца.

   Что за скрип в груди? Сразу и не поймёшь. Ещё, ещё громче - неужели в нём осталось столько сил? Вроде бы вся жизнь была уже выкрикнута в том предупредительном зове.

   "Интересно, что-нибудь думает бутылка, прежде чем расколоться навсегда?" - успел ещё подумать Колин.

   А потом он умер.

   Глава первая. Рождение планеты

   С самого рождения Колин ощущал холод. Холод роддома, забиравшийся в пелёнки и норовивший украсть у него детство, отправить прямым ходом на небеса без тупых промежуточных станций приспособления. С самого рождения нужно было самому себя согревать, потому что тогда, впервые оторванный от матери, он набрал в свои лёгкие много холодного воздуха.

   Когда роддом сносили, мальчик приходил смотреть. Он не свистел и не улюлюкал, как многие мальчишки, которые, может, тоже родились здесь. Хороших слов тоже не находилось, просто было непонятное и странное ощущение, что скоро вместо низенького двухэтажного здания поднимется офисный центр и сметёт всех, кто мог бы ещё родиться здесь. В левом виске запульсировала внезапная боль, словно наглый воробышек вцепился ему в мозг.