Страница 12 из 84
Он боялся вырвать из груди звук, боялся, что издаст тоже что-то похожее на мычание, а они ведь палата людей. Потом все ощущения пропали. Он просто лежал и глядел на такую, подобную себе, рядом перемещались, о чём-то бурчали, справляли нужду тоже такие же. Жить стало неинтересно, и он закрыл глаза.
- Все так живут, - пожала плечами Натка, - и я не считаю, что во мне ты открыл что-то особенное. Я хочу того же счастья, что и мои подруги. Меня бесят парни, которые думают как-то не так...
- Нелегко откликаться на все имена, - почти неслышно произнёс Стас. Они стояли, похожие на землекопов, грязные, одинокие, говорящие на разных языках. Самое дорогое было оставлено здесь, в земле.
- Это кто? - не поняла девушка. Видно было по её лицу, что она пыталась вспомнить, но не смогла.
- Пикник, - отозвался парень, - я часто играл эту песню... в нашем дворе.
- Это было давно, - едва слышно процедила Натка. Было лень вспоминать и даже говорить что-то. Даже не хотелось очиститься от такой липкой и противной грязи. Потом, дайте только очнуться. Неужели она действительно была такой дурой, что полезла прятать что-то в землю?
- Когда тебе будет плохо, открой эту шкатулку, и все твои проблемы разрешатся сами собой, сказал Стас, окинув взглядом мир, пробуждающийся после дождя, - не будет больше войн и пальбы и молоко голодным детям станут давать бесплатно. Наверное, шум дождя останется, чтобы ты не забывала это наше путешествие. Только, заклинаю тебя, не открывай эту шкатулку просто из интереса.
- А если всё-таки открою? - решила подразнить парня Натка. Ей было совершенно всё равно, какую муру напихал в шкатулку Стас, но хотелось малость поиздеваться над парнем, - Я любопытная, знаешь.
- Ты не найдёшь место, - усмехнулся Стас, прикинув что-то на пальцах. - Завтра ты забудешь, всё, что происходит сейчас, забудешь даже то, что положила в шкатулку ты, потому что тебе это не будет нужно. Потом - тем более. Разве ты помнишь сейчас об интегралах? А ведь вы их проходили в школе.
- Пожалуйста, не надо, - взмолилась Натка, ещё раз убедившись в том, что Стас неисправим. - Если честно, мне нет никакого дела до того, что такого ценного нашлось здесь, что можно было запихать в эту шкатулку. Можешь думать всё что хочешь и обижаться. Давай скажу, что я спрятала?
- Не нужно, - отказался Стас, - всё равно я узнаю... в своё время. Мы же не всегда будем детьми.
- Это ты у нас ребёнок, и всегда им останешься, - попыталась улыбнуться девушка, но ничего не вышло - Стас по-прежнему глядел серьёзно и как-то виновато. Может, он знал, что именно спрятала Натка, может, он подглядывал за ней?
Но она больше ничего не спросила. Неизвестный застонал на кровати и девушка очнулась. Жасмин-Бурдынчик будто бы светился в полумраке палаты. Никого не было. Все ушли, все оставили её тут умирать. Нельзя спуститься с кровати - вон на полу веселится клубок змей, они только и ждут того момента, когда Натка ступит на пол.
Закричать? Позвать на помощь? Но некого было тут звать все только и думают что о своих страхах. И ещё неизвестный не должен пока догадываться, что здесь всё так ужасно, иначе ему и выживать не захочется. Пересилив себя, девушка встала на ноги. Тут же её качнуло, бросило прямо в гущу клубка, словно была она какой-нибудь горошиной. Но Натка и теперь не закричала. Перед глазами её стали мелькать беспорядочные чёрные и красные пятна, а потом палата Гром качнулась и сгинула, провалившись в темноту. От комнаты не осталось ни одного ощутимого оттенка.
- Так какой цвет его самый любимый? - Натка битый час пыталась вытрясти у Гришки ответ на этот первый бесхитростный вопрос, но без толку. Брат её самого любимого человека либо не понимал, что от него требуют, либо искусно притворялся, если, конечно, умел.
Они шли вдоль дороги в центр, обгоняли мир, попавший в пробку, жевали поп-корн. На крохотных пятачках остановок им житья не давали голуби, они словно были вырваны из этой дороги, на которую им не было больше места.
- Я всегда удивлялся, почему голуби не голубые, - поняв, наконец, что нужно отвечать, выдавил из себя Самукьянец, - удивлялся и удивляюсь.
- И что же? - попыталась выйти на верный ответ Натка, но безуспешно, - цвета, Гришка, цвета!
- Я люблю их, - зевнул тот, подарив девушке ленивый и безрассудный взгляд.
- Кого? - сощурилась девушка.
- Голубей, - улыбнулся Гришка, словно вспомнил что-то очень для себя приятное, - они ходят на меня в туалет.
- Как? - не поняла Натка, - Они? На вас? На тебя?
- Голуби... - продолжал улыбаться Гришка, - на меня. Не представляешь, как противно!
"Зачем я пошла с ним? - подумала Натка, - неужели не было ясно, что он безнадёжен и ничего из него вытрясти о Сорвиле не удастся?
- Я не знаю, любит ли он что-либо, - вдруг совершенно серьёзно проговорил Самукьянец, - Мне стыдно, но я слишком поздно понял, что у меня вообще есть брат. В нашем дворе была голубятня, и я любил проводить там свободное время. Убегал из дома, где постоянно ругались. Знаешь, с голубями как-то легче, они не могут предать, и грубого слова от них не услышишь.
Он остановился и приложил палец к губам.
- Боюсь, что телефон зазвонит, а я пропущу, - виновато развёл руками Гришка, - очень важный звонок, понимаешь?
- Не проще ли сделать звук громче? - пожала плечами Натка.
Самукьянец словно и не хотел сейчас её услышать. Он вообще умолк и через каждые пять минут останавливался, ловил тишину и хмурился, когда ничего не мог разобрать.
- Слушай, может, я тебе смогу помочь? Давай мне телефон, я сделаю так, что его будет на соседней улице слышно!