Страница 2 из 40
Надеясь.
Тусклая лампочка на кухне прогнала мрак, но не победила его окончательно, затаился хитрец в тёмный уголок, чтобы снова выпорхнуть, когда кончится свет. Часы, дремлющие на холодильнике, показывали половину девятого, но я не верил им - в таком холоде поневоле убежишь вперёд, чтобы согреться. Пряник, обещающий абрикосовую начинку внутри, одиноко лежал на столе, ожидая своей участи, я разломал бедолагу, никаких следов абрикосового повидла не обнаружил, и почему-то мне в первый раз за всё не слишком уж весёлое утро стало скучно. Захотелось выпить кипятку, но чайник замёрз на газовой плите, а разогревать его времени уже не остаётся, и я небрежно наливаю в стакан этот вчерашний кипяток, оставляя пролитые кляксы холодной воды на выцветшей клеёнке, обклеенной липкой коричневой лентой. Маленькие моря на абсолютно плоской земле...
Семь ноль семь. В сторону недопитый холод в стакане и фальшивый пряник. Времени нет. В восемь начинаются занятия, а до универа ещё ехать и ехать. И хорошо ещё, если на дороге не будет пробок.
Немного подумав, я открыл холодильник, по привычке немного удивившись тому, что лампочка внутри не горит. Потом удивился, потому что забыл, зачем я полез в этот холод, когда и без того тепла нет, для чего-то вспомнил анекдот про то, что чукчи в холодильниках греются, потом понял, что я не чукча, наконец, нашарил на нижней полке одиноко жмущийся к стенке апельсин, подумал, что на коротком перерыве его можно будет смело сжевать, и весело вытащил маленькое солнце на холодную свободу моей квартиры.
Быть может, станет хотя бы немножко теплей.
Без молекулы семь. С потолка подземного перехода капает холодная, пахнущая гниющими листьями влага. Возможно, это нахлынувший на Город дождь, впрочем, я не уверен. Можно высунуть нос из распахнутой пасти подземного, но там наверху не осталось тепла, и ледяной ветер угрюмо разносит по Городу остатки осени. Люди устало скатываются в невыспавшийся переход, словно лишние горошины в неприкрытость тарелки. Человек, с добрым утром, с добрым утром, Люди! Нет, не кидайте мне монетки, я не нищий! Я просто здесь спасался от ветра. Вот пройдёт несколько молекул, и я буду петь - вот тогда и кидайте мне копейки или рубли, если не жалко. А если жалко, я спою и за так, потому что просто люблю петь. Только... почему так холодно? Скорей бы уж пролетали молекулы...
Капризный замок входной двери не хотел подаваться, прокручивался, да и вдобавок ключ отдавать не хотел. Будто бы понимал, что времени у меня совсем нет, и смеялся, выплёвывая, наконец, ключ в мою дрожащую ладонь. Лишь только с раза пятого (шестого? седьмого?) замок понял вдруг, что досадил мне как следует, и позволил себя закрыть, безразлично отрыгнув ключ. Верно тоже, озорник, захотел спать.
Разделавшись с собственной дверью, облегчённо вздыхаю, нажимаю кнопку лифта, прислушиваюсь. Так и есть, - опять не работает. А вчера вроде бы шумел, со скрипом, но дышал, не думая сегодня остановиться, угаснуть, умереть... За первым - пятый, потом - снова первый... Скучная жизнь у лифта! Жди вот теперь, когда проспится вечно пьяный дядя Витя, выползет из пропахшей куревом лифтёрной и починит тебя, бедолагу. Чтобы снова - вверх - вниз, девятый - первый... Встреча - разлука, радость - печаль... и... - шаркающие шаги дяди Вити по лестничным ступеням.
Потеряв надежду спуститься на лифте, спешу пешком, подавляя остатки снов... Шестой этаж... Открытая створка окна под потолком. Бродяга ветер гостит в подъезде, то и дело норовя заползти под мою лёгкую куртку. Холодно, впрочем, а где тепло? Разве что в аду, но туда мне ещё рановато. Чёрт, противный ветер! И ни у кого из жильцов не поднимутся руки, чтобы закрыть распахнутое окно, хотя сами по тысяче раз за день ругают назойливый ветер.
Пятый этаж... Чёрт, сколько пустых бутылок забыто на площадке! И ладно, если б они были стеклянные, - я бы обнаружил в своей сумке внушительных размеров чёрный пакет и снёс остатки чьего-то веселья за угол в уже открытую пасть потрёпанного временем светло-серого киоска, на котором вчерашними буквами было написано: "Приём стеклотары". Сегодня буквы выцвели, почти совсем исчезли, но знающие люди до сих пор тащили сюда бутылки, банки из-под кока колы, а иные и просто кухонную посуду в надежде получить деньги на очередные пол-литра водки. Но обычно тарелки и кружки у помятых небритых мужичков не брали, и они, вздыхая, отправлялись прочь в надежде опохмелиться где-нибудь в другом месте.
Бутылки смотрели на меня недружелюбно пластмассово, не желая отражать даже тусклое покрытое пылью подъездное солнце. Здесь, на пятом, ещё дышала, теплилась лампочка, ожидая последнего выдоха, мальчишечьего камня или прохвоста-жильца, который без зазрения совести выкрутит её, чтобы обрадовать собственный только вчера перегоревший коридор.
Четвёртый этаж... Лампочки нет и перила сломаны. Здесь, в кромешной неизбежности живут наркоманы, потому шприцы иногда разбросаны прямо по площадке и хрустят под ногами, словно осколки чьих-то разбившихся душ. Сегодня, на моё счастье, на полу ничего не валялось, и я с облегчением прошёл опасную зону, ускорив шаг, чтобы попытаться догнать своё далеко убежавшее вперёд время.
Третий! Дыра в мусоропроводе, и несёт картофельными очистками и ещё невесть чем.
Второй! Чёрт, стоп машина! Редакционный фотоаппарат дома на тумбочке отдыхает! А если я его не принесу сегодня, Стендаль мне просто-напросто голову открутит. Придётся - наверх, уже не спеша, понимая, что придётся опоздать.
Я люблю запах утра, особенно когда поднимаюсь на свет после холодной ночи в подземном на мокрых коробках. Перекрёсток встретил меня спешащими в рассвет автомобилями, маршрутками и переполненными автобусами, которые больше никого не хотели принимать. Никого, никого, но в них почему-то всё лезли и лезли робкие и забитые люди, желая умчаться куда подальше от суетной бесполезной жизни. Прекрасно зная, что, в конце концов, автобус всё равно выплюнет их, может, на конечной остановке, может, раньше и поедет себе потихоньку обратно, нисколько не жалея о том, что дорога к счастью потеряна. Уже не жалея.
Первая самая смелая капля заблудилась в моих волосах, я понял, что сейчас на город обрушится дождь. Можно было снова скрыться в переходе, но мне, почему-то, хотелось промокнуть, а не думать о том, что в мокрой одежде петь неудобно. Человеку видно не очень-то хотелось принимать холодный душ с неба, и он, было, направился к переходу, но понял, что я никуда не собираюсь, и вернулся ко мне, виновато помахивая хвостом.
А вот перекрёстку деваться от дождя было некуда. Пешеходы спрятались под зонты, водители включили дворники на машинах, озорные капли, соревнуясь в скорости, порой сталкивались друг с другом - не зевай, постовой, авария на перекрёстке Дождей! Немного неба - на автобусы и автомобили, немного счастья робким и забитым, не попавшим в автобус. Мы поднялись на свет, Человек! После холодной ночи на мокрых коробках!