Закат на Босфоре

– Я тоже в гостинице не живу, – согласился Горецкий. – Хоть и могу себе позволить дорогой отель.

– Помню ваши привычки, – усмехнулся Борис. – Быть как можно тише и незаметнее… Как это вы в ресторане со мной встречаетесь.

– А вы заметили, что ресторан этот наши с вами соотечественники отчего-то не посещают? – живо откликнулся Аркадий Петрович. – Надо сказать, от этого Луиджи только выигрывает – ему не нужно держать двух здоровенных вышибал, которые выносили бы поздно ночью пьяных русских офицеров на улицу и укладывали подальше от дверей ресторана, чтобы те не могли вернуться. Так вот, в гостинице я не живу потому, что на свете нет иной страны, где бы любопытство и подозрительность не возникали бы так быстро, как в Турции. Тем более сейчас, когда город кишит русскими эмигрантами всех мастей, а также англичанами, французами и так далее. Я снял дом у достаточно зажиточного турка, это здесь, в Пери, на улице Вестринжер – ох уже эти турецкие названия! Хозяин – милейший человек, Джалал-эфенди – чистокровный осман. Он полон чувства собственного достоинства, такой спокойный опрятный джентльмен. К жизни он относится философски и к тому же очень нелюбопытен.

– Сами себе противоречите, – хмуро заметил Борис. – То утверждали, что турки страшно любопытны, а хозяин ваш, оказывается, совершенно этим пороком не грешит.

– Вы, как человек недавно приехавший, путаете турок со всей массой всякого международного сброда – да простят мне мои соотечественники, я не только их имею в виду! – со всем конгломератом причудливых национальностей, которые кишат на улицах Констатинополя. Если албанский бандит, сам представляющий собой помесь гречанки и нубийского мулата, имеет потомство от арабской женщины, в крови которой течет к тому же французская кровь, то попробуйте разобраться в подобной генеалогии! То же и с самим городом. Улицы, где обитают подлинные османы, отличаются чистотой и удобством. Остальная часть города, как вы успели заметить, невыносимо грязна. Исключение составляют кварталы, где обитают белые – англичане, французы… С чисто восточной терпимостью турки предоставляют каждому идти своей дорогой…

Борис вспомнил, как, будучи в девятнадцатом году в Батуме, заходил в маленькие булочные, хозяева которых были сплошь опрятные вежливые турки, вспомнил царившую в помещениях молчаливую чистоту и согласился с Горецким.

– Итак, Борис Андреевич, – Горецкий отложил вилку и посмотрел Борису в глаза, – я никогда не скрывал, что вы мне симпатичны. К тому же вы достаточно умны, – в этом месте Аркадий Петрович сделал неуловимое движение бровями, которое означало, что он польстил своему собеседнику, но так нужно для дела, – а также молоды, интересны и имеете успех у женщин.

Борис сделал было попытку протестовать, но полковник отмахнулся и продолжал:

– Как свойственно молодости, вы жаждете удовольствий, особенно после трех тяжелых лет, проведенных в России. А денег у вас на это нет. Таким образом, вы просто не можете не согласиться на мое предложение.

– Во-первых, вы еще не сделали этого предложения, а во-вторых, я почти догадываюсь, что вы хотите мне предложить – шпионить в пользу англичан.

Борис произнес слово «шпионить» без всякого презрения, он вообще со вчерашнего дня находился в благодушном настроении – новые ботинки не жали, вымытое тело приятно ощущало свежесть белья, он только что вкусно поел и поймал на себе заинтересованный взгляд черноглазой итальяночки, сидевшей за кассой.

– М-м… это слово здесь не особенно подходит, но в общем… я выполняю некоторые конфиденциальные поручения моего английского друга…

– Который, в свою очередь, выполняет некоторые конфиденциальные поручения своего друга – английского министра по делам колоний Уинстона Черчилля [1]!

– Тише, тише, Борис Андреевич! Не нужно об этом кричать… В Турции сейчас делается большая мировая политика, здесь перекраивается карта мира.

– Каким образом побежденная в мировой войне Турция может влиять на большую политику?

– Ох, Борис Андреевич, как же вы в России от всего отстали!

– Некогда было в политике разбираться, воевали, знаете ли! – Борис не рассердился, просто решил не спускать Горецкому и оставлять за собой последнее слово при каждом удобном случае.

Полковник нисколько не обиделся, он вообще здесь, в Константинополе, выглядел очень спокойным, как человек, принявший все важные для себя решения и не испытывающий больше никаких колебаний. Этим он и отличался от большинства старших офицеров Русской армии, которые, несмотря на тщательно напускаемый на себя бравый и деловой вид, были растерянны и думали о будущем с тревогой и содроганием.

Подошел хозяин ресторана Луиджи в белоснежном длинном фартуке, обтягивающем внушительных размеров живот, и поставил на стол бутылку красного вина. Открывая бутылку, он разразился длинной тирадой на своем языке. Борис невольно заулыбался, вслушиваясь в певучие звуки и наблюдая, как ловко двигаются толстые волосатые руки Луиджи. Горецкий ответил хозяину по-итальянски и подвинул ему по столу пустой бокал. Тот налил и себе, отхлебнул вина, причмокнул губами и удалился, выпустив на прощание оперную руладу.

Аркадий Петрович поправил пенсне, чокнулся с Борисом и профессорским голосом начал лекцию:

– Ну, голубчик, как вы там ни отстали, но про Севрский мирный договор-то уж, наверное, слышали.

– В некотором роде, – сухо согласился Борис.

– В августе этого, 1920, года подписан в Севре мирный договор между Англией, Францией, Италией, Грецией и еще несколькими странами с одной стороны и султанской Турцией – с другой. Смысл Севрского мира – в разделе территории бывшей Османской империи державами – победительницами в мировой войне. Территория Турции по этому договору сократилась в четыре раза…

Горецкий продолжал что-то говорить, в его голосе зазвучали профессорские нотки, хорошо памятные Борису по Петербургскому университету. Как давно это было!

Под монотонный голос Горецкого Борис потягивал терпкое вино и задумчиво поглядывал на хорошенькую девушку за кассой. Поймав его взгляд, она опустила черные глаза, отвернулась, но тут же посмотрела снова и даже улыбнулась. Горецкий проследил, куда смотрит Борис, и недовольно нахмурился:

– Вы, Борис Андреевич, несколько невнимательны. Прощаю вам эту рассеянность, от обилия новых впечатлений вы ошеломлены. Опять-таки признаю, что на хорошенькую барышню за кассой смотреть гораздо приятнее, чем слушать меня.

«Это уж точно», – подумал Борис, наклонившись, чтобы скрыть улыбку.

– Мария! – позвал женский голос из кухни.

Черноглазая итальяночка выскочила из-за кассы и побежала на зов. Борису внезапно все надоело – война, армия, интриги генералитета. Даже лекции Горецкого тоже ему надоели, хотя они с полковником не виделись очень давно. Как славно было бы посидеть вот с этой милой итальяночкой на террасе кафе, угостить ее мороженым, вечером повести в кинотеатр. Кинотеатров в городе множество, Варя говорила, и многие фильмы идут из русской жизни.

Борис почувствовал недовольство, исходящее от Горецкого, и устыдился своего поведения.

Горецкий закашлялся, отхлебнул вина, затем откинулся на стуле и продолжил:

– Разумеется, такой кабальный договор окажется нежизнеспособным. Дело в том, что еще до войны в Турции зрело недовольство султанским правительством. Общество требовало перемен. Кстати, вам это ничего не напоминает?

– Еще как напоминает, – вздохнул Борис, – у нас в России тоже все газеты кричали: «Долой! Пусть сильнее грянет буря!» Вот и дождались буревестников, чтоб их совсем…

– Да, вот у них в Турции возникло такое движение младотурок. И лидер появился – Мустафа Кемаль. Так вот сейчас потихоньку у них происходит национально-освободительная революция. И даже новое правительство сформировали в Анкаре. И оно не признало Севрский мир, так что перемены в Турции еще будут. Формально в Турции правит султан не существующей уже Османской империи. Этот султан, Махмуд Шестой, – совершенно незначительная фигура. Правительство султана заключило союз с немцами, таким образом Турция ввязалась в войну, где потеряла почти миллион человек и значительную часть территории! Это слишком много даже для терпеливых по-восточному турок. В стране зреет недовольство. Султанское правительство доживает в Турции последние дни, дай Бог, чтобы после национально-освободительной революции не последовал переворот, как у нас, в России… Вы заметили, Борис Андреевич, что мы все время говорим – «у нас, в России»? А ведь теперь это совсем не так. Нашей России не стало, процесс этот необратимый…

1

Черчилль, Уинстон (1874—1965) – политический и государственный деятель Великобритании, в 1919—1921 гг. – Первый лорд Адмиралтейства, то есть военный министр в британском правительстве. Сторонник жесткой линии в восточной политике Великобритании. Позднее – премьер-министр Великобритании.

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.