Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 39 из 44

Примерно пятнадцать минут назад, ещё на пути к самолёту, Беркут внезапно ощутил подзабытое состояние «стопроцентной эрекции». Что-то вроде «большого взрыва», после которого «его персональная вселенная вдруг резко расширилась». Давно такого с ним не бывало…чтобы так мощно и ярко… На самом деле Павел уже и не помнил, когда переживал что-то подобное. Очень кайфовое состояние, когда не только яйца распирает от молодой спермы, а и всё тело требует самого энергичного действия. Чувствуешь себя «жутко прокаченным чуваком», – как принято говорить у молодых неформалов. В этом состоянии ты способен буквально «порвать мир в клочья», то есть можешь абсолютно всё. Словно с места легко набрал первую космическую скорость.

И потому совершенно естественно, что в таком состоянии, – когда половые гормоны в считанные минуты превратили его в задиристого подростка, – руки сами сразу вывели обе турбины на полные обороты, резко двинув ручки РУД-ов от себя. Но как объяснишь руководителю полётов, что у тебя буквально душа поёт и требует тройную порцию адреналина, как бывало в восемнадцать лет?

– Вас понял, – ответил Беркут диспетчеру. – Но прошу разрешения придерживаться индивидуальной программы, она согласована с генералом Камчатовым.

…Через минуту активного радиообмена, диспетчер всё же дал ему добро на некоторые «импровизации», и пожелал удачного полёта.

Первые пятнадцать минут МиГ стремительно взбирался в верхние слои атмосферы, легко «пробив» раскинувшееся от горизонта до горизонта бескрайнее поле из шапок сверкающих на солнце облаков. Но после отметки 20 километров подъём замедлился: нос истребителя всё ещё был задран вверх, но голубая стрелка теперь едва ползёт по циферблату высотомера; шум двигателей почти стих – на такой высоте они потеряли около семьдесяти процентов своей мощности, ощущение такое, будто самолёт завис. Между тем земля под крылом приобрела кривизну, как при взгляде из иллюминатора космического корабля. Значит, самолёт почти достиг кромки космоса. Над головой осталось всего несколько километров верхнего слоя стратосферы – фактически тонкая воздушная линза, слегка подёрнутая серебристыми облакам, сквозь которую чернеет полная мерцающих холодных звёзд бездна. «Открылась бездна, звёзд полна, звездам числа нет, бездне дна» – лучше, чем Ломоносов и не скажешь.

На такой высоте очень холодно, собственное дыхание оседает инеем на стекле гермошлема. Вероятно, по причине каких-то атмосферных помех связь с наземной диспетчерской вышкой прервалась, из-за этого остро ощущается одиночество, ты будто песчинка, затерянная где-то во Вселенной. Павел отклонился назад в кресле и, насколько позволял тесный высотный скафандр, задрал голову, вглядываясь сквозь остекление кабины в бездонную пустоту космоса. Интересно, что он будет ощущать, когда придётся покинуть околоземную орбиту, чтобы устремится к Луне? Сумеет ли его разум справится с чувством вселенского одиночества? Ведь прежде никому ещё не приходилось испытывать ничего подобного. Ещё вчера специалисты с большой осторожностью обсуждали перспективу освоения человеком дальней орбиты Земли, а тут сразу придётся покинуть «прибрежные воды» и выйти в неизведанный океан открытого космоса! Не грозит ли это безумием для хрупкого человеческого разума? Когда прекратится прямая трансляция с Центром управления полётами, а вслед за связью начнут рваться и прочие ниточки, связывающие его с матерью-Землёй…А, впрочем, что толку загадывать так далеко, если даже результат ближайшего полёта на ближнюю орбиту окутан туманом.

…Над Балтийским морем Павел развернул свой МиГ на обратный курс. Даже остались силы и настроение немного поиграть в догонялки с двумя перехватчиками ПВО Краснознамённого Балтфлота, которые зашли ему в хвост, когда самолёт Беркута находился на траверзе Клайпеды. Пограничники затребовали у него подтвердить свою государственную принадлежность по кодировке «свой-чужой». Но если ты космонавт из первой пятёрки, то у тебя другие скорости. На своём новейшем истребителе, даже с двумя подвесными баками «под брюхом» Беркут без труда оторвался от чересчур бдительных коллег, уйдя от них «в точку». Разогнав машину до умопомрачительной скорости в три МАХа, – то есть более 3000 км в час, – Беркут с ветерком проскочил почти всю западную часть страны; даже сам не заметил, как оказался почти дома.

Правее Ленинграда начал плавное снижение. На подлёте к Москве из-за образовавшегося на пути грозового фронта разрешили посадку на его родном испытательном аэродроме в Жуковском. На подходе к «альма-матер» позволил себе ещё одну мальчишескую выходку. Лихо – на предельно малой высоте, гремя форсажем – прошёл над аэродромом, выполнил каскад пилотажных фигур, а потом с боевого разворота сразу мастерски посадил машину на свою любимую взлётно-посадочную полосу (ВПП) № 4. Самая длинная в Союзе, она позволяла обойтись без выпуска тормозного парашюта.

Пока рулил к стоянке знакомые ребята из технического персонала, узнавая сидящего в кабине лётчика, отдавали честь вернувшемуся в родные пенаты «блудному сыну» и приветственно махали.

Отстегнув привязные ремни, Павел мысленно поблагодарил машину за то, что не подвела, затем, лишь за счёт силы рук, легко поднял тело с кресла, радуясь вернувшейся силе, и перебросил себя через борт кабины. Спускаясь по приставной лесенке, увидал вдали мчащийся вдоль строя самолётов УАЗ-ик: похоже сам заместитель начальника лётно-исследовательского института по лётной работе Василий Трофимович Власов спешит его лично встретить.

В ожидании местного руководства Беркут стащил с правой руки перчатку, машинально потрогал обшивку МИГа, ладонь обожгло холодом: всего час назад самолёт находился у границы космоса, и образовавшаяся тонкая корка льда ещё не успела растаять.

– Вот так гость! – выбравшись из «козла», радостно изумился Василий Трофимович. – А я думал, что за тютюкнутого акробата, мать его, к нам занесла нелёгкая? Приехал лично намылить хулигану шею, – сердито шевеля одновременно густыми бровями и усами, посмеивался Власов. – А это оказывается Лёха Беркут собственной персоной! Ты же, бесовская твоя натура, нам едва диспетчерскую вышку не снёс!.. Хотя с другой стороны требовать от тебя летать строго по правилам, всё равно что от меня – совсем бросить пить. – он приветливо распахнул объятия. – Ну, здоров, бродяга, рад тебя снова видеть!

Павел поднял забрало высотного гермошлема. Обнялись. Крупный приземистый Власов заграбастал его в свои медвежьи объятия и затряс:

– Молодчина, что навести нас! – похлопывая его по плечу, радостно басил на ухо Власов. – Рад тебя видеть, дружище! Дай-ка, как следует на тебя посмотреть, – он немного отстранился и окинул бывшего подчинённого оценивающим взглядом. – Ничего! Начальственный жирок пока не нарастил, да и летать, как все мы только что имели возможность наблюдать, ещё не разучился. Только седины, пожалуй, прибавилось, а так почти не изменился.

Василь снова отстранился и прищурился:

– Так как, уделишь время бывшим однополчанам?

– Не знаю, я теперь гордый, – с серьёзным видом пошутил Беркут.

Власов захохотал, призывая в свидетели авиатехников:

– Вот, парни, каких орлов-беркутов мы тут у себя готовим!

Потом Василь обратил свой взор на самолёт Беркута, на борту которого красовалась эмблема космического центра:

– Ого! На каких машинах вы летаете. Нового поколения! Последнее слово науки и техники! Мы их тоже испытываем. – Власов снова повернулся к Беркуту. – Ладно, сейчас накормим тебя обедом с дальней дороги, а уж потом попаримся в баньке, посидим в дружеской компании.

При появлении Беркута в лётной столовой обедающие здесь лётчики без всякой команды поднялись из-за столов и продолжали стоять в знак уважения, пока он не сел.

Лицо немолодой официантки осветилось искренней радостью, стоило ей увидеть залётного гостя:

– Павел Поликарпович! Вы?! Как давно вы у нас не были, только по телевизору вас теперь и видим.