Страница 18 из 25
Тем временем корабли отряда продолжали свое движение к Крыму. Впоследствии в своем донесении Негода, оправдывая не столько себя, сколько вышестоящее командование, писал: «Подобного рода обнаружения кораблей разведкой противника были систематическими в прошлых операциях, поэтому на выполнении операции, считал, не отразятся». Слово «считал» в данной фразе ключевое. Оно означает, что решение на выполнение задачи в изменившихся условиях комдив взял на себя. А как он мог еще поступить, доложив обо всем на КП флота и не получив оттуда никаких указаний? Только действовать по ранее утвержденному плану!
Военно-исторический очерк «Военно-морской флот Советского Союза в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.» тоже не возлагает ответственности за дальнейший ход событий, в связи с обнаружением кораблей самолетами, на Г.П. Негоду. В очерке официальная оценка ситуации подана так, что вина распределяется поровну между Негодой и командующим флотом, то есть в итоге конкретного виноватого вроде как бы и нет: «Поскольку подобные обнаружения кораблей воздушной разведкой имели место неоднократно и в прошлом, и все проходило благополучно, командир отряда решил, что в данном случае ничего особенного не случится. От командования флота также никаких указаний, связанных с изменением обстановки, не последовало. Таким образом, считая, что обстановка существенно не изменилась, командир отряда продолжал действовать по ранее разработанному плану».
В ходе дальнейшего расследования обстоятельств трагедии вопрос о непринятии мер по прекращению операции после обнаружения кораблей самолетами противника ни разу не ставился. Почему? Ответа на этот вопрос сейчас, наверное, уже не знает никто.
Любопытно, что в политическом донесении об итогах операции 6 октября вообще ничего не говорится о ночных атаках кораблей немецкими самолетами в 2 часа 30 минут и в 3 часа 00 минут, но зато говорится о ночной атаке кораблей в 3 часа 30 минут. В то же время Г.П. Негода, указывая в своем донесении первые две атаки, ничего не говорит о третьей…
Как бы то ни было, напряжение находящихся на борту трех эсминцев росло с каждой минутой. Вот-вот должен был открыться крымский берег и начаться артиллерийский бой с врагом, ради которого и была затеяна вся эта операция. Наступал момент истины.
Глава шестая. Удар по Крыму и морской бой
Ночное небо еще только начинало немного светлеть, когда наши корабли подошли в назначенное для начала операции место. В 4 часа 00 минут «Беспощадный» и «Способный» легли на курс 330 градусов и увеличили ход до 28 узлов с расчетом подойти в исходную точку для стрельбы по Феодосийскому порту к 5 часам 30 минутам утра. Вскоре с расстояния 200–220 кабельтовых с берега был усмотрен проблесковый огонь, дающий сочетание букв – «живети» и «зебра». Что это было, так и осталось загадкой. Негода предположил, что это какое-то сигнальное сочетание, передаваемое немецким дозорным кораблем.
Тем временем эсминцы находились уже между мысами Меган и Коктебель. Они подошли к берегу, определились с местом и легли в исходную точку для стрельбы. В эту минуту над эсминцами снова появились самолеты противника. На этот раз они сбросили САБ (осветительные авиабомбы) между берегом и кораблями, в расчете осветить их для береговых батарей. Затем, как и раньше, когда эсминцы оказывались освещенными, самолеты сбросили несколько фугасных бомб, которые упали в кильватерной струе кораблей.
САБы осветили море, и теперь с берега эсминцы были видны как на ладони. Чтобы не оказаться на световом фоне, Негода приказал отойти мористее. В восьми милях от Феодосии по эсминцам неожиданно открыла огонь береговая артиллерия Коктебеля. Хотя атаки самолетов и огонь береговых батарей никаких повреждений кораблям не нанесли, стало ясно, что немцы к отражению набеговой операции уже готовы и их ответный ход лишь вопрос времени. Операция уже была сорвана окончательно, и теперь следовало как можно быстрее уходить от Крыма, пока немцы не бросили против кораблей большие силы бомбардировочной авиации.
Из протокола допроса 17 декабря 1943 года начальника оперативно-планового отделения оперативного отдела штаба Черноморского флота капитана 2-го ранга В.А. Ерошенко: «Вопрос: Покажите, что Вам известно относительно выполнения этой операции?
Ответ: Выход кораблей в операцию был произведен, согласно плана, переход согласно схемы, на переходе в период с 02.00 до 04.00 авиация противника освещала САБами корабли. Первое донесение об этом в штабе флота было получено около 02.30 6.10.43 г. за подписным номером 02210. Донес об этом командир лидера «Харьков». Около 06.00 от капитана 2-го ранга Негоды было получено донесение о том, что ввиду сильного противодействия противника от операции он отказался и начал отход по плану».
Из допроса начальника штаба Черноморского флота контр-адмирала И.Д. Елисеева: «В 7.30 Негода донес на ФКП, что задачи не выполнены, т. к. встретил противодействие береговых батарей, торпедных катеров и самолетов, поэтому начал отход. Как и при получении первой радиограммы, по этой радиограмме никаких решений не принял, считая, что командовавший операцией Романов сам примет решение, исходя из создавшейся обстановки».
Итак, в создавшейся ситуации Г.П. Негода вполне разумно решает отказаться от стрельбы по Феодосии и приказывает командирам начать отход на соединение с лидером «Харьков». Однако и здесь комдив почему-то ограничился полумерами. Вместо того чтобы, оповестив «Харьков» о прекращении операции, самому на максимальной скорости уходить от крымских берегов, он, идя противолодочным зигзагом, решает попутно проверить коммуникации противника у берега. Понять Негоду, в общем-то, можно: если операция уже сорвана окончательно, то, может быть, хоть на отходе попутно удастся встретить и уничтожить какое-то немецкое судно. Не возвращаться же домой с пустыми руками, когда где-то рядом бродят сотни немецких транспортов!
Но время! Оно бежало неумолимо, и с каждой минутой шансы наших моряков добраться живыми до своих берегов уменьшались и уменьшались.
В этот момент на горизонте были обнаружены два неприятельских корабля. Согласно докладной записке Негоды, это были две быстроходные десантные баржи (БДБ), идущие в направлении Судака. Согласно политдонесению, это были торпедные катера.
По немецким данным, на подходе к крымскому побережью в 5 часов 3 минуты безуспешно атаковала эсминцы и немецкая подводная лодка U-9. Однако наши корабли этой атаки не заметили. По крайней мере, ни в одном документе с нашей стороны данная атака не отмечена.
В 5 часов 30 минут на чистом курсе зигзага с дистанции 60–65 кабельтовых «Беспощадный» и «Способный» открыли огонь по баржам (или торпедным катерам). При этом сблизиться с обнаруженными кораблями Негода не пытался.
Именно этот момент во втором томе военно-исторического очерка «Военно-морской флот Советского Союза в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.» и описывается, как время передачи Негодой сообщения об его обнаружении немецкими самолетами! Какие уж тут самолеты, когда к этому времени он уже помимо самолетов давно был обнаружен и обстрелян береговой артиллерией противника, а теперь и вовсе вел морской артиллерийский бой с кораблями противника! Отметим, что комдив не мог не сообщить на КП флота, что был обстрелян батареей Коктебеля и имеет боестолкновение с неприятельскими кораблями. По-видимому, данную радиограмму он и передал в 5 часов 30 минут утра. Что же касается сообщения об обнаружении кораблей немецкими самолетами, то я все же больше склоняюсь к тому, что его Негода передал его самое позднее после третьей ночной атаки эсминцев авиацией противника, то есть приблизительно около 4 часов утра (как он и написал в своем рапорте).
После нескольких заградительных залпов по самоходным баржам (или торпедным катерам) командир «Беспощадного» Пархоменко подошел к стоявшему на мостике эсминца Негоде и попросил у него разрешения развернуться на обратный курс, чтобы уничтожить обнаруженные баржи (катера). Командира «Беспощадного» тоже понять можно. Впервые с начала войны эскадренному миноносцу Черноморского флота представилась уникальная возможность сразиться в классическом морском сражении с противником, причем с несомненными шансами на успех. И баржи, и катера по своему артиллерийскому вооружению в любом случае уступали эсминцу. После войны, по данным немецкой стороны, стало известно, что наши корабли вели бой все же не с БДБ, а с торпедными катерами S-28, S-42 и S-45.