Зеркало воды

За спиной у меня скрипит дверь, секретарь вежливо кивает, мол, пора.

Мы с Винни выходим навстречу шуму Садовой, протяжным гудкам и выхлопам бесконечной пробки, он говорит:

– Ну как, прояснилось в башке?

Я отрицательно мотаю головой, прячу руки в карманы пальто.

Винни заглядывает мне в глаза, кладет руку на плечо:

– Чувак, нууу… Ну, тогда я не знаю, что тебе предложить. Разве что… давай нажремся?!

– Давай!

Я думаю – завтра мы с Надей встретимся, и я сделаю ей предложение.

Но перед этим я должен буду сказать ей, кто я такой на самом деле. Должен показать ей.

У нас есть что-то общее с вампирами – вечная жажда, тоска по ночи, умение убедительно врать.

Как-то я разговорился с одним из этих пареньков в «Дягилеве» (где-то за полгода до того, как он ушел в историю, а пропитанный гарью серый дым ушел в сторону области). Довольно приятный парнишка, без конца травил разные байки. Правда руки у его дрожали, а из внутреннего кармана его пиджака в стиле «в. з. ф., нигга?» торчала плоская термофляжка. При мне он из нее ни разу не отпил. Зато раза по два в час он с извинениями отлучался в сортир, а возвращался оттуда румяным и бодрым. Перед самым рассветом он свалил, оставив меня наедине с двумя МГИМО-шными красотками. Они рассказывали мне о том, что бейс-джампинг вставляет сильнее секса.

Я даже не пытался спорить. И умолчал о том, что знаю одну штуку, которая вставляет сильнее бейсджампинга…

Сижу в офисе, пялюсь в монитор, старательно закрашиваю в фотошопе мимические морщины одной нашей потускневшей дивы, крупному плану которой предстоит украсить обложку грядущего выпуска нашего мега-актуального и гипер-аутентичного журнальчика.

С вялой улыбкой прокручиваю в памяти события вчерашней ночи.

Похожая на сырную голову полная луна в разрывах туч. Мы с Винни и Даноном, удолбанные в хлам, летим по городу, нарезаем круги над россыпью цветных огней, ловим ветер в крылья. Мы, перевертыши- психеи, ведущие такую скучную жизнь среди людей, здесь, в небе, ночью, при полной луне – здесь мы становимся сами собой. Возвращаемся к истокам.

Мы летим от крошечной лужицы Останкинского пруда, кружим вокруг стройной иглы телебашни, летим над скучными кроватными квадратами спальных районов и будуарными изгибами и извивами дореволюционной застройки.

Летим над Москвой-рекой, в мутных глубинах которой прячутся странные существа, перепончатые, многоглазые, с мириадами зубов, шипастыми гребнями и широкими ластами. Лишь в такие ночи они рискуют подбираться поближе к затянутой бензиновой пленкой поверхности, таинственно светят и перемигиваются зелеными и голубыми огоньками.

Мы летим над столицей и напиваемся, опьяняем себя нашим главным наркотиком – кошмарами спящих людей. Всей темной стороной сна.

Когда вам снится, что вы падаете со страшной высоты навстречу острыми, как колья, еловым ветвям, навстречу талому снегу в узорах птичьих лап, навстречу клубящейся океанской бездне, в которой притаился Неназываемый – есть два вариант развития событий:

Сильно-сильно зажмурьтесь – метод апробирован и работает «на раз». Вас сразу перекинет на слой выше, а там уже безопасно.

Второй вариант – довериться воле Сна, позволить ему нести вас в свободном падении. Некоторые так и делают. Тут, как правило, в дело вступают психеи. Слизывают тонкую ниточку, тянущуюся от осязаемых границ к Инферно.

Я делаю один щелчок пальцев – и ваш сон в безопасности. На миг промелькнет край чудовищного, атласно-черного перепончатого крыла… Я делаю второй щелчок пальцами – и вы меня забываете.

Иногда мы не успеваем. Даже у нас бывают проколы.

Атласные крылья, испещренные фиолетовыми и алыми прожилками, хлопают по ветру. Золотые икры пляшут по ним, складываясь в причудливые картины. В этом наше отличие – и от белянок, и от многих других. Мы умеем не только впитывать, мы умеем интерпретировать. Мы не только ловим, но и запоминаем. А при необходимости можем транслировать.

Мы совершенно пьяные, мы сошли с резьбы, распоясались.

За нами с протяжным воем следует «жаба» – биоформа Управления Регулировки Ментальных Потоков. Здоровенный бугристый мешок балансирующий на длинных, загибающихся кольцами, щупальцах, с гибкими жалами, бьющими паралитическим ядом, под завязку забитый охочими до драки Регулировщиками – парнями в чешуйчатых комбезах и шлемах с выпуклыми смотровыми линзами, которые патрулируют границы измерений и латают астральные прорывы.

Тут мы и показываем свое умение – по команде Винни, которую он транслирует телепатически тонкими «глазными» усиками, мы раскрываем свои крылья навстречу нашим преследователям.

Весь наш улов – мутный наркоманский бред и манъячные всполохи, чернильные кляксы ярости и серое марево тоски – все это вываливаем на наших преследователей. Транслируем…

Они отстают, а мы несемся прочь, резвимся над городом, нарезаем круги, планируем и пикируем.

После продолжаем догоняться в квартире с водяным матрасом и фальшивой дайкатаной – уже по-простому, по-человечески. Две по 0,5 и Данон голосит дурным пьяным басом, вторя приемнику:

– Фореве-ер янг! Форевер янг!

Мне приходит непонятное и длинное смс от Нади, с хмельной лихостью стираю его. Пообщаемся завтра вживую.

– Тем более, что у меня, – говорю я вслух. – К тебе будет Серьезный Разгово-ор, девочка моя!

– Это кто тут девочка? – немедленно отзывается Винни.

– Давай наливай, – машу руку я. – Ай вонт ту би форевер янг!

…Все это я прокручиваю в голове, тщательно обрабатывая римский нос потускневшей дивы при помощи инструмента «штамп».

Было круто, но кое-что меня беспокоит.

С самого утра я звоню Наде. Раз пять подряд, потом кидаю классическую смс «перезвони как проснешься». В течение дня, с интервалами, звоню еще раз пятнадцать. Она не снимает трубку. Оставляю (кажется, это первый раз в жизни) голосовое сообщение.

В аське напротив ее имени краснеет ромашка, очевидно выведенная неведомыми голландскими селекционерами в честь 90-летия Октября.

В конце концов я ловлю Надю вечером на «домашнем-родительском» номере. Снимает трубку ее матушка, издает в ответ на мое приветствие неопределенное мычание.

– Это чего, блин, значит? – спрашиваю я, когда слышу нейтральное надино «алло».

– Зачем ты звонишь? Я же тебе все сказала вчера!

– Но мы вчера не разговаривали!

– Я тебе написала.

– Вот блин… – тут меня осеняет. – Надь, сорри, я случайно стер, телефон глючит последнее время.

– Ты опять с друзьями своими бухал?

– Ну не сказать, чтоб уж «бухал»! Так, посидели, поговорили…

– Сергей, давай не будем продолжать этот разговор. Я думаю, ты все прекрасно понял.

Но поскольку я ничего не понял, ей приходится объяснять, и голос ее все больше и больше раздражается.

А я все сильнее чувствую, как картина моего мира, еще недавно отличавшаяся почти геометрической красотой и ясностью, забавно меняет свои краски и узоры. Точь-в-точь, как крылья психеи.

С тех пор прошел почти год. Я по-прежнему делаю плохую рекламу и ворую у людей плохие сны. У Винни и Данона все по-старому, как и все наши, мы все так же любим тусоваться в местах массового скопления негативной энергии. Как и раньше, мы любим пересматривать старые и новые трэш-хорроры, слушаем восьмидесятническую попсу и металл нулевых, встречаемся раза по три в неделю, пьем как лошади.

Надя снимается в массовке, в фильме про снежных ковбоев. У нее все получилось, у ее нового кавалера – и подавно. На этой картине он работает помощником исполнительного продюсера. Еще у него есть лофт в районе Арбата и ядовито-лимонный «порше».

Но Надя выбрала его не из-за этого.

Свой лимонный «спорт» он явно брал под цвет крыльев. «Махаоны», конечно, пижоны. Но надо отдать им должное – у них есть стиль.

За этот стиль, как она объяснила в памятном телефонном разговоре, она его и полюбила. А еще ей понравился цвет его крыльев.