Страница 11 из 18
К этому Деникин добавляет, что, «относясь лично с полным сочувствием к возрождению польского государства», он был твердо уверен, что ближайшие пути Польши и России связаны неразрывно и судьба обеих стран находится в «роковой зависимости от долгоденствия советской власти».
Осень 1919 г., когда польская армия достигла линии Двинск - Бобруйск - Каменец-Подольск, а части Добровольческой армии продвигались к Киеву и также к Каменец-Подольску, была наиболее благоприятным моментом для соединения польской и деникинской армий, но Пилсудский, хотя и не оставался совершенно глух к домогательствам Деникина, но затягивал переговоры, добиваясь в свою очередь определенных предложений в смысле территориальных уступок, на что Деникин не мог пойти, не сходя с «единой, неделимой» линии. В результате Польша предпочла соглашение с Петлюрой.
С Румынией отношения также не налаживались, так как Румыния обусловливала свою поддержку отказом Деникина от Бессарабии. Хотя еще осенью 1918 г. посланники держав Антанты в Бухаресте признали Россию «единственной собственницей громадных складов бывшего Румынского фронта, оставшихся на территории Румынии», но правительство Братиану под давлением французов и англичан допустило лишь частичный вывоз этого имущества в Новороссийск, в то же время обильно снабжая русским оружием и боевыми запасами армию Петлюры, который от имени Украинской державы отказался от Бессарабии. Занятие частями Добрармии Одессы и движение их на север вдоль Днестра вызвали тревогу в Румынии и даже некоторые враждебные действия: румынские миноноски появились у Одессы, а сильный румынский отряд занял Тирасполь. Окончилось это соглашением, по которому румыны очистили Тирасполь, а добровольческие войска не должны были переходить через Днестр.
В Латвии, Эстонии и Финляндии также сказались результаты политики «неделимой России», которой одинаково держались здесь как Колчак, так и Деникин. Это особенно проявлялось осенью 1919 г., когда сорвалось второе наступление Юденича к Петрограду.
Вопрос конструирования власти Доброволии был наиболее запутан и осложнялся тем, что правительство Деникина, претендуя на власть общероссийского масштаба, было по существу экстерриториальным, и реальность власти этого государства без территории выражалась только в наличии армии, при полном почти отсутствии «подданных», если не считать беженцев из буржуазии и помещиков, бежавших вместе с Добрармией.
Для генерала Деникина было несомненно, что все успехи южной власти смогут быть обеспеченными только при условии единоличной неограниченной военной диктатуры с привлечением к единению с Добровольческой армией казачьих войск и других «новообразований» на началах внутренней автономии. При этом сохранялась принципы «единой, неделимой России», «непредрешения» и уклонения от декларирования принципов будущего государственного устройства.
Еще 26 августа (старого стиля) 1918 г. Деникин в речи своей, произнесенной в Ставрополе, так определил политическую сущность своей власти:
а) основная цель - воссоздание великодержавной России;
б) Добровольческая армия желает опираться на все государственно-мыслящие круги населения, она не должна быть орудием какой-либо политической партии или общественной организации;
в) Добровольческая армия чужда социальной и классовой борьбы;
г) аппарат власти имеет задачей создать такие условия, при которых можно было бы сносно, терпимо жить до того времени, пока всероссийские законодательные учреждения не направят страну «к свету и правде» [30].
Как видим, программа не блещет ясностью. Неудовлетворительный характер такой программы был, впрочем, понятен самому Деникину, или, по крайней мере, это стало понятно ему в 1923 г., ибо в том же томе, несколькими строчками ниже, он писал:
«Мы не учли элемента времени и степени напора народной стихии. Правители желали приостановить временно течение жизни в создавшихся берегах, покуда некая высшая власть не разметет новое русло, а жизнь бурно рвется из берегов, разрушая плотины и сметая гребцов и кормчих».
Когда несколько позднее стало конструироваться правительство Доброволии по проекту В. Шульгина, то всякие сомнения в истинной природе власти Деникина, если таковые у кого-либо еще оставались, должны были рассеяться.
В сентябре 1918 г. Деникиным было принято «Временное положение об управлении областями, занимаемыми Добровольческой армией». В основу конституции [31]были положены следующие пункты:
а) вся полнота государственной власти сосредоточивается в руках главнокомандующего;
б) основные законы - действовавшие на территории Российского государства до 25 октября 1917 г.;
в) для содействия главнокомандующему в делах законодательства и управления при нем состоит Особое совещание;
г) Кубань входит в это «государство» на правах автономного члена.
Таким образом, восстанавливая все законы, действовавшие на территории России до 25 октября 1917 г., Деникин тем самым реставрировал царскую Россию. Ему, как военному диктатору, принадлежала вся полнота власти; и даже того куцего ограничения царской власти, которое представляла собой прежняя Государственная дума, при Деникине не было. Деникин твердо решил дойти до Москвы без всяких коалиций, чем сразу создал крупное недовольство среди всевеликих «государственно-мыслящих» кругов. Только крайне правые группы (типа группы Шульгина) полностью одобрили все мероприятия нового диктатора, что ясней всего подчеркивает политические устремления Деникина.
Высказанные Деникиным пожелания привлечь к объединению казачьи области (Кубань, Дон и Терек) не привели к ожидаемым результатам. Кубань не удовлетворилась «генеральской» автономией. Вообще казачьи войска стремились к закреплению своих привилегий и добивались широкой автономии.
Это и привело их к конфликту с деникинской диктатурой, имевшему на Дону и на Кубани очень серьезные последствия.
В течение 1919 г. редкие политические выступления Деникина на тему о будущей форме власти сводились к следующему: в начале организации власти Доброволии - обещания «учредительного собрания», которое установит порядок на земле Русской; в моменты военных неуспехов - глухие, неясные указания на «представительные учреждения», в которых выявится «многогранная воля русского народа»; в кульминационные пункты стратегических достижений - никаких обещаний и, наконец, в моменты крупных неудач - вновь призывы к «учредилке».
По мере продвижения к Москве в деникинской прессе все громче раздавались призывы к монархии.
В области экономической жизни ни Деникин, ни кто-либо другой из его приближенных, ни все его правительственные организации не смогли найти сколько-нибудь четкого пути. Генерал Лукомский, председатель Особого совещания [32], откровенно признается: «Что касается промышленности, то, конечно, не было ни времени, ни возможностей ее наладить как следует. С правильным разрешением вопросов торговли мы совсем не справились» [33].
И действительно, экономическая жизнь районов, подпавших под власть белых, немедленно останавливалась, ибо питать ее было некому. «Государство» средств своих не имело, а огражденные этим «государством» в своих правах собственники предпочитали свои капиталы держать при себе или использовать их на легкие спекулятивные дела, но не вкладывать их в длительные предприятия. Даже при наличии в руках белых такого мощного промышленного района, как Донбасс, положение не менялось к лучшему: шахты почти не работали, их заливали водой, уголь не подавался ни на периферию, ни к портам. Транспорт работал из рук вон плохо. Поезда простаивали даже в Донбассе. Нередко движение просто останавливалось.
[30]
Деникин, т. III, стр. 262–263.
[31]
Там же, стр. 267–269.
[32]
Это совещание совмещало до известной степени круг деятельности совета министров и прежнего Государственного совета.
[33]
Лукомский, Воспоминания, т. II, стр. 190–191.