Испытание

Ксения сразу почувствовала в нём много грубой мужской силы, силы зверя, и испугалась этого, вот почему на вопросы отвечала негромко, осторожно, спокойно и доброжелательно, чтобы приставший к ней самец решил, что добыча уже его. В архиве вместо часа она провела столько, сколько смогла высидеть. Уже кружилась голова от напряжения и усталости, а под ложечкой сосало и от голода, и от страха. Выйдя из архива, Ксения с опаской огляделась по сторонам – никого не было. «Слава тебе, господи!» – подумала она, но всю дорогу до дома шла сама не своя. Продолжения, по счастью не было, так как больше они не встречались.

Был и другой персонаж. Однажды отмечали юбилей кафедры – пятнадцать лет со дня создания, все коллеги сбросились, организовали стол, но сначала их запечатлел на память приглашённый фотограф – сидя, стоя, в обнимку, смеющихся, даже толкнувшего речь заведующего долго снимал. Обещал фотографии через день: работы у него много. Принёс толстую пачку – все столпились, разбирая свои экземпляры, обсуждая, какие можно поместить на стенде в коридоре рядом с дверью кафедры, и Ксения вдруг почувствовала на себе взгляд фотографа. Она даже не посмотрела в его сторону: этот субъект был ей совсем не интересен.

Но это было ещё не всё: когда она вышла из дверей главного входа и стала спускаться по широкому крыльцу, её ждал сюрприз: из рядом припаркованной машины вылез дядечка фотограф с цветами и, широко улыбаясь, направился к ней. Ксения даже остановилась на ступеньке: как это неприятно, неловко, и о чём с ним говорить… Но пришлось выдавить из себя любезную улыбку, подойти с удивлённым видом, выслушать тираду о том, как он печатал снимки и не мог наглядеться на неё, так резко выделяющуюся среди коллег своей одухотворённостью и красотой. Какая-то струнка в душе Ксении, конечно, была затронута, женщина почти всегда бывает польщена, когда её выделяют среди других, но такой ухажёр ей совсем не был нужен, и она, перехватив инициативу, произнесла: «Я вам очень благодарна за внимание, цветы отнесу на кафедру. Но прошу вас… Не приезжайте больше, не ищите меня, моё сердце несвободно». Не слушая бормотаний фотографа, Ксения повернулась и пошла обратно на кафедру. Нести цветы домой означало принять ухаживания, так что букет роз остался в общественной вазе. И опять пришлось ждать, чтобы не столкнуться с воздыхателем. Хорошо, что недолго: из окна коридора она увидела, как машина незадачливого поклонника уехала.

Ксения не разбиралась в машинах, но это была «Волга». Когда в её детстве машин на улицах было маловато, а их марок ещё меньше, она научилась отличать только «Волгу» от «Запорожца». Это обстоятельство потом сильно удивляло её подруг и приятельниц, которые хорошо знали множество марок «скакунов», потому что это было мерилом успешности мужчин, знаком или бедности, или обеспеченности, или даже богатства. Ксению данный предмет совсем не интересовал, потому что ей был нужен не богатый, а умный и интересный мужчина.

Был ещё случай, уже в Петербурге. Младшая сестра поступила в Горный институт и жила в общежитии. Когда Ксения приехала туда в командировку на конференцию, то первым делом стала отыскивать свою Аню. Адрес она знала, но среди нескольких одинаковых высоток не сразу нашла нужный корпус. Дежурному на вахте пришлось объяснять цель визита и показывать паспорт, потом искать коменданта, так как самой найти комнату сестры в лабиринте общежития, не зная даже номера, не представлялось возможным. У них тогда ещё не было мобильных телефонов, и связаться с человеком было сложнее, чем сейчас. Комендант принял Ксению радушно, задавал разные вопросы, хвалил Аню, предлагал чай, и Ксении не без труда удалось заставить его объяснить, где живёт сестра.

В лифте ехали одни негры, высокие, иссиня-чёрные, они нависали над Ксенией и с детским любопытством её разглядывали. «Однако…» – подумала девушка. На тринадцатом этаже она вышла, после пары попыток нашла нужный коридор, дверь – наконец-то! Сёстры обнялись, чуть не расплакались, были очень рады видеть друг друга. Обстановка в комнате, правда, была неуютная: беспорядок, тяжёлый запах, а две девушки-соседки бросали на них косые взгляды. Ксения подумала, что Ане, её нежной сестрёнке, нелегко здесь находиться. Но Аня пока держалась.

Ксения, пока шла конференция, каждый день приезжала в гости к сестре, всегда с подарками, сладостями для всех. Одна из соседок сестры была какой-то восточной девицей, ходила в длинном грязном халате, а второй такой же грязный висел в шкафу, оба никогда не стирались, только менялись через месяц. Понятно, почему в комнате так пахло. Как преподаватель, Ксения не смогла удержаться и прочитала нотацию второй девице, на которую пожаловалась Аня: та стала водить к себе парня и жила с ним прямо при всех в одной комнате, что очень коробило Аню. Девица сидела со злым лицом, но в целом молча и терпеливо выслушала наставления и порицания Ксении, пару раз пыталась перевести разговор на Аню, которая, по её мнению, тоже неправильно себя вела. Хотя Ксения села рядом с любвеобильной девицей на её многоопытную кровать и говорила тихим, увещевающим голосом, по отторжению слушательницы поняла, что затея не удалась. «По крайней мере, я попыталась, – подумала Ксения. – Бедная Анька…»

Аня вышла провожать сестру и шепнула ей: «Больше не приходи сюда. Девки и так разозлились, да ещё комендант меня каждый день спрашивает о тебе, запал на тебя, точно. Сказал, пусть, мол, твоя сестра не подумает, что я бедный человек. У меня много всего есть. А я сказала ему, что сестра скоро уедет, и вообще, она наукой занимается, и ей нравятся совсем другие мужчины». Ксения рассмеялась. Потом они с Аней встречались у метро, гуляли, ходили в кино, Ксения купила ей косметику и ещё что-то по мелочам, а потом действительно уехала.

Когда женское естество в Ксении ещё не проснулось, она как-то плыла на теплоходе к маминым родственникам. Было ей, наверное, уже пятнадцать, так как грудь заметно округлилась, появилась особенная, «щенячья», гладкость и плавность форм, хотя в целом она ещё оставалась угловатым наивным подростком. Как бывают хороши щенки, взрослеющие не по дням, а по часам, с круглыми умильными мордами, слишком большими лапами, дурашливые, любящие людей, прекрасно-неуклюжие, так же хороша была в юности и Ксения. Наивность и чистота украшали её лицо с очень белой кожей, светлые вьющиеся волосы обрамляли его так, как этого не сделал бы лучший художник, длинные тонкие руки и ноги придавали фигуре хрупкость и контрастировали с отяжелевшей грудью.

Эти редкие поездки на теплоходе были, однако, очень привычными, ведь Ксения ещё с детства ездила к бабушке с дедушкой, с восьми лет уже одна путешествовала. В первый раз поездка была не самой приятной: мама дала ей немного денег, велела ходить в ресторан на завтрак, обед и ужин и каждый раз тратить не больше рубля, чтобы хватило на весь путь. Ксения маленькая уже умела считать, но от страха, что ей не хватит денег, каждый раз заказывала только копеечный салат из огурцов со сметаной, брала хлеб и ела. Так, полуголодная и испуганная, она добралась до своих старичков, а уж те окружили её заботой и лаской и закармливали чем только могли.

Теперь же, в пятнадцать лет, Ксения чувствовала себя совершенно уверенной, знающей жизнь (что мало соответствовало действительности), она подолгу стояла на палубе и без конца рассматривала воду, бурлящую у парохода и спокойную поодаль, высокие берега с могучими лесами, небо, птиц, круживших вдали. Это было такое умиротворяющее зрелище, что она как бы спала с открытыми глазами, ни о чём не думала, но грезила и была счастлива.

И вдруг почувствовала, как что-то чужое вторглось в этот прекрасный мир. Справа от неё нарисовался какой-то человечек. Был он маленький, одетый в халат и тюбетейку, возраст его Ксеня не смогла определить, да и незнакомы ей были восточные люди с коричневыми лицами. Он и по-русски-то неважно говорил, причитал что-то. Ей бы сразу уйти, но ведь он тоже пассажир, имеет право стоять у перил. И только когда Ксеня разобрала, что восточный человек говорит что-то вроде: денег у меня много, на базаре я овощами-фруктами торгую, на сорок тысяч товару продал, ты такая красавица, хочешь быть моей женой, все деньги будут твои – её будто ударило что-то, и она так поспешно ушла, что чуть не подвернула ногу. Это было настолько оскорбительно, пошло, грязно… Девочка задыхалась от отвращения. Прогулки по палубе совершала теперь с осторожностью, часто оглядывалась, чтобы вовремя удалиться, если субъект снова посмеет к ней подойти.