Страница 84 из 144
Снег стелется по двору позёмкой, бьётся в окно кабинета колючими брызгами, бросается на прохожих злыми вихрями.
Так неожиданно — и метель.
Не люблю метель. Что-то есть в ней мятежное, непокорное, но тоскливое. Под жалобное завывание ветра всегда чувствую себя таким одиноким. Свинцовое небо не добавляет оптимизма — весь день как один долгий вечер. Сумерки жизни. И я немолод, угрюм и нелюдим.
За спиной без стука открывается дверь.
— Девушка, куда вы? — взволнованный голос Марины. Нехотя поворачиваюсь. Что за нездоровая суета? — Александр Юрьевич, простите, я пыталась.
— Вика?! — возглас вырывается быстрее, чем я успеваю прикусить язык. — Ничего, Марин, спасибо, я разберусь.
Дожидаюсь пока секретарь закроет дверь кабинета.
— Привет! — губы невольно тянутся в улыбку, глядя на Вику. Чёрт, как же я рад её видеть. Такую взъерошенную, взволнованную. Но беру себя в руки. Позволяю себе лишь удивлённый взмах бровей. — Какими судьбами?
Как-то опасно она выглядит. Учащённое дыхание, словно бежала стометровку. Глаза горят как у кубинского революционера. Господи, что я опять не так… Не успеваю даже додумать.
— Я тебе не шлюха! — летит мне в лицо целая пачка купюр.
Фейерверком они рассыпаются в воздухе, кружат по кабинету. Но только одна почти достигает цели — прилипает к лацкану пиджака.
— Это… что? — подцепляю банкноту пальцами, подбрасываю, смотрю, как сложной траекторией она опускается к ногам, трепыхаясь, как осенний лист на ветру.
— Мне не нужны твои деньги, Алекс!
Поднимаю глаза на так вдохновенно сердитую Вику. Как она прекрасна в гневе! А с этими растрёпанными метелью волосами, с мелкими капельками воды, что блестят растаявшими снежинками, просто божественна. Но суть её очередных претензий мне не ясна.
— Мне не нужны твои деньги, — повторяет она, переминаясь на месте. Он переполняющих эмоций ей не стоится спокойно. — Я не проститутка, чтобы платить мне за ночь. Засунь себе куда подальше свои товарно-денежные отношения, — гордо выплёвывает она слова мне в лицо. Только пугливо отскакивает, когда я делаю к ней шаг.
— Вика, — пытаюсь я остудить её ледяным тоном, но она его словно не замечает. Словно не ведает, что творит, ослеплённая своей горячностью. Не чувствует опасность. Не понимает, что терпение моё не безгранично.
— Может быть, ты и привык за всё платить. Привык откупаться от своих подстилок деньгами, — пятится она. Провоцирует, старается зацепить. — Привык решать все проблемы просто: заплатил и катись. Но это не ко мне. Я не продаюсь и не покупаюсь.
Кажется, я, наконец, догадываюсь, что это за деньги. И чем вызвал эту смертельную обиду. И несправедливые обвинения выбешивают меня в одну секунду.
— А за зарплату ты работаешь? — почти прижимаю я эту дикую белку к стене. Нет, не трогаю, даже не прикасаюсь. И вообще останавливаюсь довольно далеко. В одном прыжке. Но ей некуда больше отступать.
Только от запаха её разгорячённого тела, от жеста, которым она убирает прилипшую к губам прядь, от движения, с которым судорожно сглатывает, на какую-то секунду теряю контроль.
Ослеплён своими чувствами, как зверь, попавший в капкан. Оглушён, загнан, опрокинут неистовым желания ей обладать. Хочу заставить её бесноваться не в гневе, а в экстазе. Как там, в подсобке, где у меня реально сорвало крышу.
Но сейчас, снова загнанная в угол, это несносная девчонка умудряется схватить с полки кубок.
— Не подходи, Алекс, — замахивается она.
О, нет! Нет, нет, нет! Это же мой золотой кубок первенства страны по самбо. Кубок жалко, но неужели она и правда думает, что у неё есть хоть один шанс?
— Хорошо, хорошо, — покаянно поднимаю я руки. — Мне ясны причины твоего недовольства. Но это зарплата, Вика. Всего лишь зарплата. За все отработанные тобой дни.
— Я столько не зарабатываю, — поднимает она выше блестящую чашу и свой упрямый подбородок.
— Разве ты работала не за двоих? С учётом всех твоих сверхурочных, — слежу я за дрожащими руками, выжидаю момент, когда она ослабит хватку.
— Я не верю тебе, Берг. Ты просто выкручиваешься. Ты хотел плюнуть мне в лицо? Хотел показать, что ты — хозяин жизни, а я никто? Да, я никто, — срывается её голос. Становится глубже, ниже. От его вибраций у меня перехватывает дыхание. А её зеленющие, как луга весной, глаза уже наполняются слезами.
Чёрт, она же походу всю ночь проплакала. Неужели из-за этих дурацких денег? Припухшие покрасневшие веки. Ни грамма краски. И, пожалуй, ни грамма сомнения, что она огреет меня собственным кубком, если я попытаюсь приблизиться.
— Я и так это знаю, — поспешно стирает она выкатившуюся слезу. — Не нужно каждый раз напоминать мне о моей ничтожности, особенно после того, как тебе вдруг для разнообразия захотелось побыть человеком.