Страница 38 из 144
— Сотрудница? — спрашиваю намеренно равнодушно, глядя, каким взглядом Громилов провожает Вику. Его, кажется, ведёт конкретно: плывёт, как в нокдауне. Как слюна по губам не течёт — не знаю. Дверь уже закрылась, а он всё так же пялится, завис, ворочая в голове явно похотливые мыслишки. Меня подбешивает, но держать покерфейс — наше всё.
— А? — наконец-то приходит он в себя. — Да, бывшая, — деланно вздыхает и разводит руками: — Ты ж знаешь, каково это — работать с нимфоманками. Вначале сами на тебя вешаются, а потом куча претензий. Разберусь, не первый раз.
— О, да! Ты мастер психологических атак, — не сдерживаю иронии, но озабоченный Громилов сейчас думает головой, которая не знает слова «сарказм».
Все в курсе: Гремлин похотлив, как козёл, и прёт буром, если наметил жертву для своих притязаний. Значит, я не ошибся. Ещё в машине, когда Вика проговорилась про «Олимпикус», я догадался, откуда эти слёзы и бег по пересечённой местности. Приставал, значит, скотина. Ну-ну. Уволил. Не дала.
— Верочка, организуй нам кофейку, — вызывает он по внутренней связи секретаршу. — Мне как всегда, а Александру Юрьевичу — чёрный, крепкий и без сахара.
Я кривлю губы: Громилов единственный, кто пьёт кофе со сгущённым молоком и льдом. Вторая его слабость, о которой все в курсе. Подсадили его во Вьетнаме за первую же поездку. И походу именно от их ядрёной робусты он вечно и выглядит так: хрен стоит, глаза горят, @@@нутый, говорят.
— Значит, совместная промоакция? Как раз то, что нужно после затяжных праздников, — продолжает обрабатывать меня Гремлин, радуясь неожиданно появившейся возможности и прихлёбывая своё бурое сладкое пойло. На него тошно смотреть. Сдалась мне его акция. Чувствую: ещё немного — и меня порвёт.
Страшненькая секретарша услужливо подсовывает мне какие-то проспекты и документы. Повезло девчонке с внешностью, а то долго бы тут не задержалась: слёзы, сопли, декрет.
— Да, — говорю, лишь бы отвязался, и делаю вид, что просматриваю бумаги. — Когда будут готовы эскизы, скинь рекламные материалы на почту.
Встаю и прощаюсь. Дверь за собой закрываю почти с облегчением, но даже выдохнуть не успеваю: Вика сидит на месте секретарши, копается в компьютере. Чёртова дурочка. Сейчас же пойдёт снова требовать деньги у этого «злыдня писюкавого». Внутри клокочет так, что я боюсь, как бы не зарычать. Выхожу из приёмной с каменным лицом. Иду по коридору, машинально натягивая пальто.
«Меня не касается», — повторяю как мантру, а звучит это скорее, как заезженная пластинка.
И я почти ушёл, вышел из этого места, которое меня душит. А потом понял, что никуда я, чёрт побери, не иду. У меня в машине всё ещё лежат её сапоги. И не помешает дождаться, чем закончится дурочкин поход в логово Гремлина.
Возвращаюсь назад в приёмную. Вежливо улыбаюсь секретарше и прошу ещё раз показать документы.
— У меня возникло ещё парочка уточнений, — охотно поясняю я своё возвращение. Снимаю пальто. — Люблю сразу доводить все дела до конца.
— Да, конечно, — щебечет Верочка и шуршит бумагами. Настоящая серая мышка.
Машинально отвешиваю комплименты. Вижу, как розовеют щёчки девушки, не привыкшей к повышенному мужскому вниманию. Уверен, что Гремлин, её не потрахивает, хотя в таких вот застенчивых скромницах порой кипят такие страсти — закачаться можно, — думаю отстранённо, просто констатируя факт, а в голове щёлкает кровавый счётчик, отсчитывая минуты, которые Вика проводит в кабинете своего бывшего босса.
За толстой дверью ничего не слышно, закрыта плотно: как ни напрягай слух — лишь невнятные звуки. Зато воображение услужливо рисует картины одна другой краше.
Вика и этот белобрысый Дон Жуан с мясистыми губами и сальными глазками. Его большие руки на её тонкой талии. Его ядовито-мятное дыхание на её длинной шее. Его толстые пальцы-сосиски прикасаются к груди. К торчащим соскам.
Он может сейчас беспрепятственно задрать ей юбку и поиметь прямо там, на массивном дубовом столе. За какие-то хреновы деньги, которые почему-то ей позарез нужны, раз она пришла сюда ещё раз после того, как он домогался. А она не дала. Тогда. Но запросто может дать сейчас. Ей больше терять нечего. Я уже постарался. Преграда удалена, путь открыт. Берите, пользуйтесь.
Внутри меня уже стоит рёв, как на арене. Мне не хватает воздуха, я машинально рву воротник рубашки. Верхняя пуговица, ломаясь, отскакивает и падает на пол.
— Жарко у вас, — растягиваю губы в улыбке, уловив испуганно-ошарашенный взгляд Верочки. Видимо, у меня сейчас такое лицо, что девушка предпочла бы избавиться от меня поскорее. Смотрит настороженно, сглатывает нервно. Но я выравниваю дыхание, заставляя зверя, что живёт внутри меня, прижать уши.
Твою ж мать! Что она делает там так долго?!
— Отправьте ещё и вот эти документы, — командую, склоняясь к компьютеру.
Верочка преувеличенно бодро щёлкает мышкой, и каждый щелчок болезненно бьётся пульсом в моих висках. Ещё немного — и я высажу на хрен дверь в кабинет Громилова.