Страница 26 из 144
За Викой захлопывается дверь, а я чувствую, как облегчение накладывается на досаду — отвратительнейший коктейль, мешающий по-настоящему удовлетворённо выдохнуть. Всё закончилось, и мне бы радоваться: ни истерик, ни слёз, ни сварливых пафосных высказываний, какой я козёл.
А ещё мой усталый солдат резко поднял голову при виде крепких ягодиц, когда с девушки упало полотенце. Можно подумать, никогда голой жопы не видел, чтобы так резко реагировать-то. Чертовщина какая-то.
Встаю с кровати, включаю свет и замираю, как собака, сделавшая стойку. На кипенно-белой простыне коробятся подсохшие бурые пятна. Кровь. Стою, как дурак, обнажённый посреди комнаты и ничего не соображаю. Вроде не пьяный, а в голове шумит, словно выпил без меры и не понимаю, как такое может быть.
Критические дни? Глупость. И память услужливо подбрасывает угля в топку моих сомнений: сразу вспоминается, как она зажималась, словно в первый раз. Какой была упоительно узкой. Слишком тесной для моего члена.
Делаю два шага и разворачиваю салфетку, где покоится использованный презерватив. И здесь кровь. Не хочу верить глазам, но мозг уже взрывается, принимая истину. Девственница. Чёртова целка.
Выхватываю взглядом бордовое бельё. Брошенный мне в лицо бюстгальтер. Лежащие возле ножки кровати жалкие трусики. Распластанные на ковре, как сухие змеиные шкурки, чулки.
Хмурю брови, ерошу машинально рукой волосы. В коридоре аккуратными столбиками стоят Викины сапоги. Сумасшедшая. В одном платье на голое тело, пальтишке, которое не греет, и туфлях. На мороз. Хорошо, что я этой малахольной такси вызвал.
Замечаю, что брожу по квартире, нарезая круги. В груди растёт раздражение. Отличное начало Нового года. Но она не дождётся: я не испытываю никакого хренового чувства вины. Просто бесит её дурость — всего лишь.
Телефонный звонок в гулкой тишине звучит, как выстрел.
— Такси вызывали?
Простой вопрос выбивает почву из-под ног. Вместо ответа снова и снова оглядываю комнату, цепляясь глазами за её разбросанные вещи и пятна на простыне.
— Как никто не вышел? — задаю тупой вопрос, понимая, что такси приехало, а Вики почему-то нет внизу.
Пытаюсь ей дозвониться. Абонент не доступен. Ну, конечно. Одеваюсь. Спускаюсь вниз, оглядывая каждый лестничный пролёт в подъезде. Отпускаю такси, подавляя в себе порыв сесть и ехать к Викиному дому. Нет смысла: я даже не знаю, где её окна. Не знаю, какой у неё номер квартиры. Да и домой ли она поехала? А раз так, нужно успокоиться и не забивать голову бесполезными тревогами. Не маленькая девочка. Разберётся сама со своими проблемами. Почему, собственно, они должны автоматически стать моими? Только потому, что у кого-то в голове две извилины? Гордая, трусы ношенные она мне оставила.
Все слова, что я себе говорю, логичны и правильны. Только на душе всё равно неспокойно. От мрачных мыслей меня вновь отрывает телефонная трель. Перезванивает? Хватаю мобильник. Но это не Вика.
— С Новым годом, зятёк! — несётся из трубки глухой голос бывшего тестя.
— И тебя с наступившим, Ефремыч.
— Ты бы приехал, что ли, старика навестить. Давненько не виделись.
Старик. Всем бы такими стариками быть. Так и вижу его перед глазами: плотно сбитого, но ни грамма жира; с седыми висками, но с жёстким взглядом; умного, расчётливого, опасного. Пятьдесят три — далеко ещё не старик. Любит он поиграть словами.
— Приеду, — легко соглашаюсь, пялясь на испачканную простынь. — А то ты там, небось, совсем в медведя превратился в своём загородном доме, среди леса дремучего.
Игорь Ефремович смеётся, довольно крякая:
— Много ты понимаешь, дитя выхлопных газов и синтетической еды. Свежий воздух, живой огонь в камине, белки шастают, как домашние кошки. Жду тогда тебя, на пельмени. Новый год всё же — семейный праздник!
Он отключается, я слушаю короткие гудки, не в силах стряхнуть с себя воспоминания. Я был женат на Светлане — его избалованной дочке. Порывистой и необузданной. Больной на всю голову наркоманке.
Это был брак по расчёту. Сделка, заключённая между мной и её отцом — Демьяновым Игорем Ефремовичем. Это был брак-пропасть. Брак-провал. Брак ярких вспышек, сильных страстей, невыносимой муки.
Я любил её вопреки. Может, тому виной была её бесконечная жажда. Она не умела жить наполовину — всегда только на разрыв, на самых высоких нотах, когда срываются тормоза. Ни тогда, ни сейчас не желаю анализировать наш неправильный и такой короткий брак.
Светы больше нет. Но, видит Бог, я сделал всё, чтобы она была. Жила. Улыбалась. Она стала моей второй ошибкой, но я об этом не жалел. Ни тогда, ни сейчас.
Мы до сих пор в хороших отношениях с Ефремычем — её отцом. Дружим, общаемся, ведём общие дела. Он цепок, могуч и изворотлив. Знает толк в бизнесе и умеет извлекать выгоду даже из воздуха.
Но единственная дочь, умершая так рано, — не то, что делает его сильнее. Общие воспоминания помогают Ефремовичу чувствовать себя живым, а мне — не забывать, что где-то там, очень глубоко, у Алекса Берга всё же есть сердце.