Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 113 из 144

 

— Александр Юрьевич, простите, — отвлекает меня охранник. — Там у входа девушка утверждает, что она ваша жена.

— Да, да, впустите, — рассеянно оглядываюсь я на Наденьку, уже устремляясь навстречу. Да какая к чёрту Наденька! — Вика!

— Алекс! — она обхватывает меня за шею, и я не в силах этому противостоять — этому пьянящему чувству счастья, что она здесь, со мной, рядом.

Прижимаю её к себе и целую. Целую жадно, не особо заботясь куда попадаю: в глаза, в лоб, в холодные с мороза щёчки и, наконец, ловлю её губы — тоже холодные, нетерпеливые и трепетные, такие любимые губы, такие бесконечно желанные.

Я, кажется, был зол. Мы, кажется, поссорились. К чёрту всё! Как невыносимо я по ней соскучился! Каким глотком свежего воздуха становится её поцелуй. Меня словно срезанный цветок поставили в воду, и я оживаю на глазах, расправляя листья, раскрываюсь, как поникший бутон. И мой поникший бутон в штанах тоже незамедлительно реагирует.

— Поехали домой, а? — с трудом, но отрываюсь я от её губ. Оглядываюсь. Что-то я забыл. Ах, да, тут где-то была Наденька. Но её, кажется, и след простыл.

— Уверен? — толкает эта несносная девчонка меня в открытую дверь кабинета администратора.

— Вика, это не то место…— пытаюсь я возразить.

— Ну, а чем здесь хуже, чем в лимузине, — осматривается она, уже снимая брюки. — Смотри, даже диванчик есть.

— И два окна. На улицу и в фойе, — уже вяло, но я ещё сопротивляюсь. Хотя что я могу противопоставить девушке моей мечты, к тому же без трусиков.

— Мнн, какой вид, — дёргает она регулировку жалюзи. И я наивно думал, что она закрывает их, пока расстёгивал брюки, но она, наоборот, раздвинула плотную занавесь совсем.

— Что ты делаешь? — в ужасе прижимаю я голую задницу к дивану.

— Создаю тебе незабываемые воспоминания о твоём браке.

— Там же пресса. Завтра нас покажут во всех новостях.

— Уверяю тебя: уже сегодня ты соберёшь рекордное количество просмотров в ю-тубе, — устраивается она сверху с таким проворством, что у меня замирает дыхание, — если будешь сопротивляться, я и свет включу.

— Они и так всё снимут, если не закроешь окно.

— Не закрою, — смотрит она с вызовом. Но если думает, что испугаюсь, то сильно ошибается.

— То есть лучше не дёргаться. Чёрт! — откидываю я голову на спинку дивана, когда она немилосердно обхватывает рукой напряжённую головку.

— Расслабься, Берг, получи удовольствие после тяжёлого трудового дня, — скользит её рука так настойчиво, что мне уже реально плевать: пресса там не пресса, Наденька не Наденька.

И я знаю, что эта чертовка делает — заканчивает то, что было в лимузине, но так, как хотела она. Подавляю желание сделать по-своему.

«Да, моя девочка! Пусть будет по-твоему!»

Да! Какая же она упоительно узкая внутри. Влажная. Сладенькая. Одуряюще желанная. Всё, нет больше сил терпеть эту пытку — подхватываю её под ягодицы. И больше не замечаю ни вспышки камер, ни скрип дерматина, ни судорогой сведённые мышцы. Я работаю как насос, что нагнетает давление где-то у меня в башке. И знаю, чего ещё мне так невыносимо не хватает для полного счастья. Задираю вверх её тоненький бюстгальтер, впиваюсь губами в один сосок, пальцами сжимаю другой.

Боже, как я её хочу. Меня сейчас порвёт. Кажется, я лопну, как перекачанная шина, если моя неугомонная сделает ещё пару таких движений, с оттяжкой, когда я выхожу из неё почти полностью, а потом погружаюсь до самого упора с хлопком. Не хочу её трогать там грязными руками. То как она стонет и выгибается, наращивая темп, и так доводит меня почти до исступления.

«Давай, моя маленькая! — сдерживаюсь я из последних сил. И при первой же её судороге, наконец, разряжаю обойму.

О, да! О, боги! Наверно, когда-то я всё же сделал что-то правильное в жизни, раз это заслужил. Может быть, в детстве перевёл старушку через дорогу. Или не зря кормил того бездомного кота.

«Да, моя девочка! Да!» — подхватываю я её за спину, радугой выгнувшуюся в экстазе. И эти разноцветные всполохи всех семи основных цветов калейдоскопом рябят у меня в глазах.

Она невероятна. Какой фиктивный брак? Какие договорённости? Я не отдам её никому! Ни за что! Никогда.

— А теперь скажи, — шепчу я, когда упав на моё плечо, она наконец выравнивает дыханье. — Было ли тебе со Стасиком хотя бы в половину так же хорошо?

Чувствую, как она напрягается. Нет, моя дорогая, легко нам не будет.

— А тебе с Наденькой? — поднимает она голову.

— Наденька похожа на дохлую лягушку по сравнению с тобой, — улыбаюсь я.

— А Гремлину нравится, — улыбается она в ответ. И встаёт как есть. И идёт к окну, хотя там, за ограждением, метрах в двадцати от нас, прессы явно добавилось.