Страница 18 из 23
Оптический прицел скользил далее по руинам строений, обломкам бронзовых и гранитных памятников, снова по развороченным бомбами и разрывными снарядами гаубиц заводским цехам, наполненных трупами, разбитыми станками и механизмами; по обгорелым нефтехранилищам, по развалинам элеватора, со сгоревшей до тла душистой отборной пшеницей и далее…
– Braunarsch…Schweins-kotelett…– сорвалось с губ генерала. Всё, что он наблюдал превращалось на его глазах в огненное сонмище хаоса, уносилось в чугунное небо, издавало едва различимый неумолкаемый гул, подобный жерловому вою клокочущего вулкана.
…Красивый город на Волге сгорал. Однако, ни Ганс Валентин Хубе, ни Отто фон Дитц не испытывали по сему поводу ни капли сожаления. Пожары отмечали рубежи передовой, где гибли и сгорали ненавистные отряды обороны противника. Дроглые пятна тьмы и света, шафрановые-малиновые пучки трассеров, летучие, как золотые пчёлы, рубленные пунктиры пулемётов, харкающие кинжальным огнём на разных высотах и уровнях этажей, меркнущие-вспыхивающие осветительные бомбы, ртутные косматые шары ночных взрывов, рябиновые-лимонные гирлянды осветительных ракет, – оповещали о непрерывных столкновениях; о вражеской технике, сгоравшей от ударов гранатомётов panzerfaust – безотказного противотанкового оружия, стрелявшего реактивной гранатой с кумулятивной боевой частью, о русских штурмовых – маскировочных сапёрах или разведке, попавшей в засаду, о танке либо самоходке разорванных в клочья мощным фугасом.
Сталинград обеими сторонами был превращён в чудовищные жернова, перетиравшие кости и мясо друг друга. Но жернова изнашивались, замедляя свой дьявольский ход. И когда они, наконец обездвижутся, напрочь залипнут в парной, чавкающей гуще уничтоженных людских масс… – рассчитывало немецкое командование, – Советам будет нанесён последний сокрушительный удар, который переломит становый хребет Красной Армии и поставит её разношерстные орды на колени перед стальными гусеницами и сапогами Великой Германии.
* * *
…Господа офицеры продолжали невозмутимо всматриваться в пульсирующий смертью город, исследуя интенсивность огня. Старались определить, где в его расколотом черепе проходят швы и костные стыки, по которым, уже завтра, их танки и штурмовые отряды вновь пойдут на прорыв, оставляя за собой обугленные руины и кровавые развалины траншей, смердящие трупной вонью.
Оставаясь на месте, Отто потянулся всеми своими крепкими мышцами, словно проверял их эластичность, готовность к удару. Тут же мягко, как ягуар, расслабился, и уголки его жёсткого рта растянулись в холодной усмешке.
– Прошу прощения, гер генерал, что отрываю вас…
– Давайте, без церемоний. Слушаю вас, штандартенфюрер, – не отрываясь от оптической линзы, делово распорядился Хубе.
– Возвращаясь к нашему разговору, – фон Дитц иронично изломил платиновую бровь. – В Христа, до прихода большевиков, неистово веровали и в России, не так ли? Я слышал в Орле, от одного русского попа, что де есть божественное предназначение России…
– Мистика? – генерал не спеша сунул во внутренний карман оптический прицел, вопросительно глядя на Отто.
– Если угодно, мой генерал. Мистика русского православного народа, как богоизбранного…Хм, через страдания во Христе обретающего Царствие небесное…– глаза барона, как осколки серого льда, холодно, выжидающе смотрели на командующего.
– Занятно, что-то ещё? – на загорелом, несколько одутловатом от коньяка лице Хубе, проступил румянец. Немигающий взгляд эсэсовца гипнотически давил своей волей.
– Если быть кратким, – Отто щёлкнул каблуками, – по словам того попа…» Весь смысл русской истории, вся мировая миссия русских заключается в безропотном исполнении Божественной заповеди приготовления к Страшному Суду…» Хм, что там ещё? – фон Дитц свёл брови. – Ах, да! «Готовность к явлению Нетленного Царства, нового Града Иерусалима». Что де, создавая Россию, народ их расходился по пескам диких пустынь и безжизненным льдам, готовил эти земли ко Второму пришествию Спасителя, одухотворял мёртвое живым и сам готовился к последним временам…
– Довольно, друг мой! – властно перебил Хубе. – Полагаю, вам хорошо известно…Эти времена наступили в начале сего века, когда грязная, алчная саранча в лице жидовствующих комиссаров стала язвить и жалить царскую Россию, а за тем и нашу Германию. Одну минуту, полковник! – генерал протестующе поднял руку. В его свинцовых глазах грозно отразились пожарища Сталинграда, в голосе зазвенел металл:
– Чёрт возьми, барон! Вы бы ещё прислушались к откровениям вонючего раввина из синагоги…Halt die kiappe! Scheibe!15 У этих пейсатых падальщиков в Талмуде…схоластического сифилиса – о богоизбранности их народа…много больше, чем золота в банках всего мира. Право дело! – генерал Ганс Хубе подозрительно посмотрел на Отто и недовольно дёрнул щекой.– Теперь вы…удивляете меня, барон! Какое к чёрту учение? Какой взгляд на русский народ? Всё в прошлом! Всё залито царской кровью и проклято Небом. Увы, друг мой, я не толкователь Апокалипсиса. Я генерал Вермахта и не смогу вам дать должную трактовку: ни Страшного Суда, ни Второго Пришествия. Но!…Даже не будучи знатоком на сём поприще, дам два совета.
Первое! Все убийства, ленинские расстрелы и сталинские репрессии-концлагеря, когда большевистское зверьё взрывало храмы, а священников грузили на баржи и топили в ледовитых морях, когда цвет нации – царских офицеров рубили саблями…Когда миллионы землепашцев, которые кормили Европу пшеницей, – морили на каторгах и коммунистических стройках, тогда и случилось завещанное Предначертание судьбы, будь я проклят, если не прав! Убитых праведников, царскую семью, в жилах которой было из века в век изрядно нашей германской крови, Создатель поднял с земли на Небо, под своды своего престола…А здесь, на поруганной. Осквернённой земле, не осталось России.
Ганс Хубе с нескрываемой ненавистью и презрением снова метнул взгляд на пылающий Сталинград. Казалось, город вместе с Волгой, охваченный огнём, туманным багровым половодьем утекал в гремящие небеса, просачивался сквозь дымовую завесу, уходил в кровавые полыньи, похожие на дышащие раны, промытые среди грязных кольчуг и доспехов брюхатых туч.
– А здесь, то что осталось, – скрипуче продолжил генерал, – не народ, не Россия, барон…А пустое вместилище нелюдей: эффлингов16, шретлингов17 и жидов-шарлатанов, которые управляют ими, сидя в Кремле.
– Майн Готт! Вы, генерал, говорите о России, с которой мы ведём второй год войну…как белый офицер в эмиграции – едко заметил фон Дитц.
– И тому есть причины, штандартенфюрер. – Хубе хрустнул суставами пальцев. – Мой дед, по линии отца служил в одном из лейб-гвардейских полков Его Величества. Порукой моим доводам и былые встречи-беседы с маршалом Маннергеймом, тоже, кстати, прежде состоящим на службе русского императора. Но сейчас, чёрт побери, не об этом!
Генерал, заложив руки за спиной, нервно прошёлся туда-сюда, вдоль стены. Остановил свой ход. Его малиновое лицо, скачущие глаза обрели вдруг выражение предельного недоверия и раздражения. Он приблизился к фон Дитцу, озирая его со всех сторон, будто желал убедиться, что перед ним натуральный, из костей и кожи, человек…Тот самый бравый штандартенфюрер, командир ударного танкового батальона из 2-й элитной танковой дивизии СС «Дас Райх», а не воткнутая в битый кирпич ряженая кукла.
– Что-то не так, гер генерал? – Отто хладнокровно ответил на каждый взгляд Хубе, и на его бесстрастном холёном лице скользнула белоснежная волчья улыбка.
– Всё так…– тихо буркнул командующий, словно сказал: «А вы, не так очевидны, барон, как кажетесь. Мне ещё нужно понять до конца, кто вы такой! Какого беса, вы, офицер СС, задаёте такие странные вопросы? Вам следовало бы помнить и быть бдительным…Подобные разговоры…среди офицеров Вермахта…в сфере пристальных интересов особых ведомств СД и гестапо. И сурово, очень сурово караются…
15
Помолчите! Чёрт знает что! (нем.)
16
Унизительное прозвище славянских народов, от немецкого слова «обезьяна» (руг.)
17
От немецкого слова «леший» (руг.)