Альбедо

Клаус ощерился, показав желтые зубы. Сложив из пальцев фигу, ткнул в Генриха обгрызенным ногтем.

— Вот тебе, а не извинения! Выкуси!

…и Генрих ударил.

Боли не было — удар пришелся вскользь. И не было пламени — лишь искры осыпались из-под манжеты. Зато под пальцами хрустнул носовой хрящ, и багряная струйка выплеснулась Клаусу на подбородок.

— Сука-а! — завопил тот и по-обезьяньи вспрыгнул на стол.

Завизжали служанки, брызнули в стороны посетители, аккордеонист выдал столь дикий и фальшивый аккорд, что задребезжали на полках бутылки.

— У-убью! — завыли над ухом.

Генрих подобрался пружиной, но его тут же подхватили под локоть, просипели знакомым голосом Кристофа:

— Позвольте! Не королевское это дело!

И, оттеснив за спину, встретил обидчика апперкотом. Подвывая, Клаус повалился на скамью.

— Ребята! — проорал кто-то. — Наших бьют!

И повыскакивали с мест, выворотив столы и лавки. На пол полетела посуда. Подошвы давили стекло. Остро несло потом, перегаром и кровью. Где-то в отдалении заверещали полицейские свистки. Кто-то налетел на Генриха, толкнул в спину. Генрих развернулся, ударил наугад. Попал? Промазал? Его руку перехватили, и из дымной мути вынырнуло раскрасневшееся лицо кучера.

— Уходим, ваше высочество! — прокричал он. — Бежим!

И оба помчались к дверям.

Навстречу метели, подальше от людных улиц, во мрак и тишину. Генрих бежал — и чувствовал приятную тяжесть в плече, ни на грамм не сожалея о поступке.

— Бездельник, значит? — задыхаясь, шептал он. — Так вот тебе, подлец, целое дело! Век будешь вспоминать! А что письмо, Кристоф? Не забыл ли?

Кучер, охая при каждом шаге, бубнил под нос:

— Никак не забыл, ваше высочество… Да только я не мальчишка… чтоб драться! И годы не те, и сила не та… Ах, Дева заступница! Непросто же служить вам, ваше высочество… или жженному быть… или битому быть… прямо скажем, из рук вон!

Авьенский университет, Штубенфиртель.

Вкус у чая оказался горьким, травяным. Марго пригубила из вежливости и оставила кружку в ладонях.

— Вы пейте, — заметив ее гримасу, сказал доктор Уэнрайт. — Ничто так не проясняет сознание, как правильно заваренный чай, а этот я привез из Бхарата.

— Благодарю вас, — устало улыбнулась баронесса. — Мое сознание сейчас спутанно как старая пряжа. Не знаю, что меня больше поразило: эта тетрадь или чудесное исцеление Родиона…

…или письмо, прочитанное впопыхах и спрятанное в лифе. Слово «приказываю» пульсировало в височной жилке, и всю дорогу до Штубенфиртеля казалось, что по пятам тащится один и тот же фиакр, запряженный невзрачными серыми лошадьми. Высадившись у каменной лестницы университета, Марго обернулась — но не увидела ничего. А после — подхваченная толпой вечно спешащих студентов, ослепленная новомодными электрическими лампами, потерянная в лабиринте бесконечных коридоров, лестничных пролетов, анфилад, дверей с медными табличками, мраморных статуй и чучел животных, — вовсе позабыла и о письме, и о снедающей ее тревоге.

— Кто бы ни составлял эти заметки, — вывел из задумчивости доктор Уэнрайт, — он продвинулся гораздо дальше меня. «Материя, сохраненная путем высушивания», — процитировал ютландец и задумчиво покачал головой.

— Подумать только! Я тоже пробовал прокаливание на железном листе, но до инсенирации дошел не сразу. — И, поймав напряженный взгляд баронессы, пояснил: — Сжигание до образования золы.

— Красная пыль, — сказала Марго, нервно оглаживая горячий бок кружки.

— Обратите внимание, как точно этот процесс повторяет стадии алхимической трансформации, — подхватил Уэнрайт. — Мы сжигаем материал до черноты нигредо, после чего он превращается в белую золу — альбедо, а после при помощи универсального растворителя, алкагеста, доводится до состояния красной пыли — рубедо.

— И кто ее вкусит — обретет бессмертие, — прошептала Марго и, отведя глаза, вздрогнула, встретившись с пустым взглядом скелета. Притаившись в углу лаборатории, он хищно ухмылялся, приоткрыв костяной рот.

— По крайней мере, излечит раны. Я бы хотел осмотреть Родиона как можно скорее. Он в порядке? Кожные высыпания? Слабость? Тошнота? — перечислял Уэнрайт, и, с облегчением вздыхая после каждого отрицательного ответа Марго, закончил: — Так передайте ему, что я жду!

— Я передам. Но он не хочет никуда выходить, так удручен гибелью вашего пациента…

Ютландец крякнул и ущипнул себя за ус.

— Знаю. И я удручен не меньше. Мне не удалось получить и доли чего-то, похожего на вашу «красную пыль». Но приостановление роста vivum fluidum в опытном образце дало мне ложную надежду… и она не оправдалась. Моя большая неудача, миссис. И моя вина…

— Не ваша, — резко отозвалась Марго, отставляя кружку. — Вы только исполняли чужой приказ. — И, заметив, как подобрался ютландец, досадливо отмахнулась: — Ах, не отпирайтесь, герр Уэнрайт! Я прекрасно осведомлена, чье возвращение стоило человеческой жизни!

— Вы несправедливы в обвинениях, миссис, — мягко ответил доктор Уэнрайт.

— Харри мне друг, но так же коллега. Вы знаете, что мы познакомились при поступлении в университет? — и, не обращая внимания на гримасы Марго, заулыбался, припоминая. — Я приехал по обмену, а он представился вымышленным именем, чтобы получить доступ к экзаменам. Мы оба выдержали испытания на отлично, но я продолжил обучение, а Харри — нет, повинуясь воле отца. Большое упущение для науки.

— Возможно, его величество был прав, — все еще раздраженно сказала Марго. — Его высочество привык получать желаемое, а те, кто потакает своим прихотям, не слишком задумываются о последствиях! Мы с вами значим для них не больше, чем… чем… — взгляд упал на золотой корешок иллюстрированной энциклопедии, — чем бабочки-однодневки!

Она умолкла, переводя дух и с долей раздражения глядя на качающего головой ютландца.

— Никакой приказ не заставит меня делать что-либо, если я не уверен в результате. А я был уверен… уверен! Да! Я ведь потратил ни один год на эти опыты! И то, что вы мне принесли… о! Это выведет мои исследования на совершенно новый уровень! Как жаль, что порошка ничтожно мало! Я разрываюсь между желанием испытать его немедля и разложить на составляющие!

— Увы, это все, что я смогла наскрести, — удрученно сказала Марго, вспоминая взвившуюся от ее чихания пыль и исчезающие под ладонью ожоги на плече Родиона. — Тешу себя надеждой, что вы разберетесь в этом лучше меня. Только умоляю… умоляю! — подалась вперед, заглядывая в посерьезневшее лицо ютландца, — не говорите ничего его высочеству! Ни о том, что я приходила к вам, ни о «красной пыли», ни об…

Она умолкла и со страхом глянула на пузырек, аккуратно установленный на штативе.

— Это не яд, — ответил на ее невысказанные страхи Уэнрайт. — Но внутрь его лучше не употреблять. Особенно, — тут его взгляд стал многозначительным, — женщине.

— Почему? — быстро спросила Марго, и сделалось неуютно.

«…Возьмите эту настойку, — как наяву послышался шипящий голос Дьюлы. — Трех капель хватит, чтобы ее высочество никогда не смогла бы зачать наследника…»

— Такие настойки популярны у недобросовестных знахарок для избавления от плода, — продолжил ютландец. — Откуда это у вас?

— Не все ли равно, — тускло ответила Марго, сдерживая ниоткуда взявшуюся дрожь. Ладони сделались неприятно липкими, и под ворот блузы скатилась липкая капля.

— Ваше право не говорить, — донесся будто издалека напряженный голос Уэнрайта. — Но я надеюсь, вы сами не принимали это.

— Нет-нет…

— Рассчитываю на ваше благоразумие. И еще, — он выдержал паузу, собирая в морщины широкий лоб, — как давно вы видели кронпринца?

— Давно, — эхом отозвалась Марго, ощущая жгучее прикосновение кольца и письма за подкладкой. — Еще до отъезда…

— Уверены?

— Да.

Подняв глаза, напоролась на внимательный взгляд Уэнрайта. Сосредоточенный, какой-то ощупывающий взгляд. От внезапной догадки огнем полыхнули щеки.