Страница 4 из 5
Любила Катя Новопокровку. Отец с матерью, бывало, начинали хвалить, как тот кулик болото, родные края. Отец, Тихон Максимович, был из Воронежской губернии, вместе с родителями в кругу переселенцев попал в Сибирь. Мать, Евфимия Захаровна, приехала со своими родителями из Курской губернии. Подростками покинули родину, и не забыли её. Для Кати краше Новопокровки не было места на земле. Леса, покосные луга и озеро Курема за огородами. Вечером ляжет на него закатный свет и горит вода золотом. Вот только купаться Катя не любила. Однажды нахлебалась, и с той поры боялась воды. В озере была рыба, не сказать, что много, но ловилась.
А какие березняки вокруг Новопокровки. Девчонками по весне ходили в них за цветами. Охапками приносили домой. Перед Троицей берёзовых веток наломают, цветов нарвут – домой и в церковь. Троицу она любила. Всё зелено, всё цветёт, в праздник утром проснёшься, в доме берёзовый дух, в окна заглядывает солнце. Троица всегда вспоминалась буйством зелени – сочная трава, сочная листва, и обязательно солнце! Отец рано уходил в церковь, помогал батюшке, отцу Василию, они с мамой шли позже. Ещё любила праздник Покрова Пресвятой Богородицы. Мало того, сама родилась на Покров, это одно, другое – Новопокровка, как ни в какой другой день преображалась, был съезжий праздник. Церковь у них освятили в честь святого Антипа, престольный праздник одиннадцатого апреля, но съезжий установился ещё до её постройки… На Покров село наполнялось гостями. В каждом доме родственники, кумовья, друзья. Приезжали из Тамбовки, Преображеновки, Аксёново, Коммуны, Михайловки, Николаевки.
Праздник начинался с обедни, это пока храм не закрыли. Церковь всех вместить не могла, двор тоже был полон нарядного люда. Начищенные сапоги мужиков и парней, яркие платки у женщин и девушек. Двери церкви нараспашку, оттуда долетают возгласы батюшки. Кто-то во дворе следит за службой, крестится в нужном месте, кто-то далёк от происходящего в храме. Парни разглядывают девушек, и те бросают любопытные взгляды на незнакомцев из других деревень. Вроде невзначай она посмотрела, а вот уже и второй-третий раз стрельнула глазами в ту же сторону. Когда наступал в службе момент земного поклона, священник выносил Святую Чашу, храм вставал на колени, весь церковный двор присоединялся. За этим строго следили старики. После обедни все шли Крестным ходом по селу. С иконами, хоругвями, молитвой…
В войну Новопокровка изменилась, осиротела, парни и мужчины ушли на фронт. Это сразу бросалось в глаза в каждый приезд из Омска. В каждом дворе только женщины, подростки да старики…
Она миновала последний дом Тамбовки, быстро пошла по тропинке, бегущей по широкому лугу, который простирался едва не до самой гривы. Дорогу она знала, не один раз ходила по ней с мамой и отцом в Тамбовку. Шла Катя быстро, вот и показалась впереди грива. Луг, упирающийся в лесок, а за ним вытянутый поросший густым березняком холм – грива. Оставалось метров двести до леска, когда Катя невольно подняла голову к небу и обомлела. К земле летел человек. Руки скрещены на груди, голова опущена, будто глазами подыскивал удобное место для приземления. Солнце ещё не взошло, лишь посветлел восток, но ясно было видно, как бесшумно опускался человек на лесок в конце луга. Катя видела в Омске парашютистов. Сердце всякий раз замирало, сжималось в тревоге, когда очередной смельчак выпадал из самолёта и камнем летел к земле, но вдруг раскрывался белый купол над головой, падение резко замедлялось… Катя хлопала в ладоши – всё хорошо… И вот человек летит к земле, словно над ним невидимый парашют…
Катя остановилась как вкопанная. Что это? Всё было как и минуту назад – тишина до звона в ушах, в небе редкие облачка, звука самолёта, из которого мог выпрыгнуть парашютист без парашюта, не слышно…
Человек опустился на лес, скрылся из виду. Всё произошло почти мгновенно.
«Цыгане колдуют!» – обожгло испугом. О цыганах не раз слышала в детстве: колдуют, воруют детей, обманывают. Взрослые предупреждали, нельзя с ними заговаривать, напустят на тебя колдовства, после что хотят, то сделают с тобой. А если у тебя есть деньги, обязательно выманят. Сам и отдашь, а потом будешь сокрушаться, как это получилось.
Катя перекрестилась: «Господи, спаси и помоги». Мама ей и маленькой и позже часто говорила, какая опасность, читай первым делом: «Господи, спаси и помоги». Коротенькая, всегда успеешь, призвать Господа на помощь.
Не прошёл первый испуг, как из леса вышла женщина и быстрым шагом направилась в её сторону.
«Цыганка», – ухнуло Катино сердце.
На женщине серая широкая юбка – до земли, серая жакетка с множеством пуговиц – рукав длинный, на голове чёрный платочек. В таких нарядах давно не ходили. Деревенские женщины носили длинные юбки, но не до самого пола. Женщина была босой.
«Цыганка заметила меня, – промелькнуло в голове у Кати, – и хочет поймать».
Подходя женщина сказала:
– А я пошла гривой, а там волки. Ты через гриву не вздумай идти – волки там.
Что сразу отметила Катя, говорила незнакомка на чистом русском языке, без цыганских интонаций, и в лице ничего цыганского. Красивое молодое лицо, а голос спокойный, ровный, как ручеёк журчит… В Омске не один раз видела цыган на Казачьем рынке, чаще цыганок с детьми. Шумные, громкие, навязчивые… Завидев их, даже одну цыганку, шептала: «Господи, помоги». И старалась быстрее уйти подальше, избегая приставаний, медовым голосом выпеваемых призывов: «Красавица, давай погадаю на счастье». По натуре Катя не из пугливых, среди подружек слыла смелой. В девчонках ничего не стоило в поздние сумерки первой войти в пугающе тёмный заброшенный сарай. Подружки жались друг к другу в нерешительности, она смело шла вперёд. И в девушках была не робкого десятка. Парни побаивались, спуску никому не давала.
– Что испугалась? – с доброй улыбкой спросила женщина.
– Да нет! – с вызовом, скрывая за ним смущение, ответила Катя и увидела, как улыбка сошла с лица незнакомки. Не понравился ей ответ.
Кате сделалось стыдно за свою неискренность. Заглаживая неловкость, сказала:
– Я пойду, мне быстрее надо! – и спросила: – Вы куда идёте?
– Пошли, – сказала женщина, оставив Катин вопрос без ответа, и зашагала рядом. – Через гриву не ходи, там волки.
Катя произнесла:
– А мой папа говорит, волк никогда не нападёт на человека, не тронет без разрешения с Неба.
Катя не решилась сказать «без благословения с Неба». «Благословение» – из словаря верующего человека, кто его знает, как незнакомка относится к вере.
– Может, вам на гриве попалась собака? – предположила Катя. – Бывает, собака такой масти, сходу не отличишь. У нас в деревне есть такая, её и зовут Волк. Только у настоящего волка шея не поворачивается. В этом отличие, голову вместе с туловищем поворачивает.
– Волк на гриве не один, – сказала попутчица и повторила своё предупреждение, – через гриву не ходи.
Повинуясь незнакомке, Катя пошла по тропе, что вела в обход гриве. Женщина, несмотря на босые ноги, ступала уверенно и легко. Катя быстро приноровилась к её шагу. Стоит сказать, что там на дороге, по которой они двигались ходко и слаженно, у Кати не вызовет удивления факт, не заострит на нём внимание: ноги попутчицы не походили на ноги человека, постоянно ходящего по земле босиком. Много позже Катя вспомнит ступни незнакомки, которые при каждом шаге выныривали из края длинной юбки. Катя сама всё детство сверкала летом голыми пятками, это было обычным делом, кожа грубела, темнела, и пемзой не ототрёшь… У незнакомки ступни были красивыми…
Большую часть пути шли молча, это не тяготило Катю. Хотя брало любопытно – откуда женщина? В лицо знала многих жителей округи: знала по церковному приходу, вбиравшему в себя несколько деревень, знала по съезжему празднику Новопокровки, доведись хоть раз увидеть такую женщину, обязательно запомнила. В последние годы в деревнях появилось немало тех, кто бежал от войны. Наверное, незнакомка из них. На их пути было три деревни – Коммуна, Преображеновка и Новопокровка.