Страница 1 из 11
Камни
Как прекрасно, что мир играет яркими красками каждое мгновение, даже тёмной ночью. Это неправда, что ночь окрашена только в чёрный цвет. Если выйти в полночь из дома, то в чёрном небе можно увидеть красные тревожные огни самолёта, зелёные и синие искорки небесных светлячков – холодных звёзд, золотистую Луну.
День же и вовсе полон красок. Днём можно найти много любопытного, в том числе, драгоценные камни. Но горе тому, кто ошибётся, приняв за обворожительную красоту камня порождение тьмы. Тогда в ясный полдень может наступить время, когда вступят в свои права цвета ночи: красный цвет ненависти и мести, зелёный цвет слепой страсти, синий цвет алчности или жёлтый цвет безумия. Это и есть цвета известных всем драгоценных камней, при виде которых многие люди теряют рассудок, забывая при этом о совести, любви и человечности. Между тем, красивые разноцветные, а порой бесцветные или играющие цветами минералы и застывшая древняя смола – это всего лишь камни…
Алмаз
Его окружал страх. Страх, который, казалось, проникал в позвоночник и растекался по всему телу. Последние две ночи он не спал. Тайга вокруг него жила, шептала и вздрагивала ветвями деревьев.
Спускаясь к реке, Вадим отчётливо слышал шаги за своей спиной, а когда вышел на берег, рядом с ним тяжело захлюпала вода, и кто-то словно вздохнул. Липкий холодный утренний туман, наплывая с реки, обволакивал тайгу.
Его окружал страх. Страх существовал всегда. Страх создал цивилизацию. Страх делал людей трусами и героями. Всё зависело лишь от того, за кого боялся человек – за себя или за других. Но всё это относилось к обычному страху, который порождала реальность, а тот страх, который преследовал его, был иного рода.
«Никогда не прикасайся к алмазу», – услышал он хриплый голос Энченлоя и оглянулся. Никого.
Туман. Это он во всём виноват! Почему так сильно стучит его сердце и так невыносимо ощущать присутствие невидимого спутника? Вадим не выдержал и побежал. И бег его сопровождали гулкие удары сердца. Его пустого сердца…
Споткнувшись, он упал и почувствовал над собой чьё-то тёплое дыхание. Он вспомнил, что сказал тогда Энченлой. Неужели ему не удастся уйти из тайги? Духи не отпустят его.
Вадим зажмурился и весь сжался. Нет, это вовсе не то, о чём предупреждал шаман. Это медведь! Несомненно, это медведь. Надо достать нож – двустволку снять он уже не успеет. Почему не слушаются руки? Пальцы онемели… Ну вот, кажется, больше никто не дышит над ним. Не надо бояться! Это всего лишь дуновение ветра.
Он снова и снова вспоминал события, произошедшие с ним здесь, в четырёхстах километрах к северо-востоку от Якутска…
Однажды они с Игорем решили поохотиться. У приятеля в этих глухих краях жил дядя Миша, работавший егерем. Сами они жили в Чите, и медведи обитали и в их области, но таких крупных особей, которые водились возле той северной реки, нигде не было, разве что на Камчатке. Так, по крайней мере, уверял его Игорь.
До Якутска, а затем до райцентра, они доехали поездом, а там, знакомый Игоря вертолётчик Иван Павлович со звучной фамилией Сикорский, служивший в МЧС, доставил их на своей винтокрылой машине до посёлка на берегу широкой реки. Оттуда ещё сотню километров они проплыли на теплоходе, и оказались у цели.
Серая избушка дяди Миши под почерневшей местами крышей одиноко стояла на высоком холме. Дядя Миша – высокий седобородый старик, тепло встретил племянника с приятелем перед избушкой.
– Как же ты стал похож на мать, Игорь! – сказал дядя Миша, похлопывая по плечу кудрявого синеглазого полноватого блондина в жёлтой куртке. – Как она там? Ей сделали операцию?
– Сделали, дядя Миша. Ей уже стало лучше. Ты бы к нам приехал как-нибудь.
– Мне некогда. В последнее время браконьеры шалят. У нас охоту на многих зверей запретили, а они всё балуются. Вот и на медведей нельзя охотиться, – сказал егерь, присматриваясь к карабинам молодых людей.
Гости переглянулись.
– Ну, нельзя так нельзя, – сказал Вадим. – Ты что же этот вопрос не провентилировал, Игорь?
– Я думал, дядя Миша не будет против того, чтобы мы одного медведя завалили.
– Нет, ребятки. Так не пойдёт. Я и чужим, и своим не позволю закон нарушать, – серьёзно сказал дядя Миша.
– На кого же тут охотиться можно? – спросил, расстроившийся Игорь.
– На птицу, на мелких зверей, на волков, лис, зайцев, – ответил старик.
– Так этих зверушек и у нас можно бить, – сказал Игорь.
Дядя Миша внимательно посмотрел на приятелей, присматриваясь к Вадиму. Тот казался полной противоположностью Игорю: худощавый, кареглазый юноша в камуфляжной куртке. Дядя Миша, выждав паузу, наконец, произнёс:
– Я вам расскажу, что недавно познакомился с интересным человеком. Сначала я думал, что он якут. Но он сказал, что принадлежит к малочисленному народу, жившему у берегов Ледовитого океана. Забыл, как он называется. Он недавно неподалёку отсюда возле Бирюзовой горы поселился. Свожу вас к нему, если хотите, познакомлю.
– Нет, дядя Миша, коли медведя бить нельзя, мы тогда порыбачим. Это-то не запрещено? – спросил Игорь.
– Нет.
– Мы, дядя Миша, от людей сюда приехали отдохнуть, а не знакомиться с кем попало, – поддержал Игоря Вадим.
– Этот человек не «кто попало», – обиделся на Вадима егерь. – Между прочим, он шаман. Кстати, он твою маму, Игорь, мог бы безо всякой операции вылечить!
– Да ну, дядя Миша, шарлатаны они все, эти народные целители!
– Не скажи… У меня тут бок крепко прихватило месяца три назад. И врачи мне давно грозились удалить желчный пузырь. Так я уже думал, что коньки отброшу. Энченлой тогда меня спас. Трав дал попить да руками лечил: водил надо мной ладонями, шептал что-то. Верите ли, через три дня всё как рукой сняло! Камней много вышло. С тех пор боли не чувствую.
– Так это он тебе желчегонных трав дал попить. Вот и всё! – рассмеялся Игорь.
– А собачку мою, Белку, оживил – разве не чудо? – не унимался старик.
Он погладил прижавшуюся к ноге красивую белую лайку.
– А что с ней случилось? – поинтересовался Вадим.
– Медведь задрал. Всю изуродовал. Сердце у неё остановилось – сам слушал. Так вот, этот человек, когда я принёс к нему Белку, камланием занялся. И ожила собачка моя, зашевелилась! Представляете? Сейчас как будто и ничего с ней не было!
– Вот, дядя Миша, значит, медведям безобразничать можно, а нам их никак нельзя мочить? – спросил Игорь.
– Почему же нельзя? – смутился егерь. – Если в порядке самообороны, то можно. Медведя-то того я уложил.
– И правильно сделал! – сказал Игорь.
– А как он, этот шаман камланием занимался? – полюбопытствовал Вадим. – Возле костра и с бубном?
– Да. Это дело обычное у шаманов, – ответил дядя Миша. – Ну, пойдём в избу, что ли? Небось, устали с дороги, а я вас тут заговорил.
В избе пахло травами и сухим деревом. Дядя Миша накормил гостей груздями с картошкой, зайчатиной и пельменями.
После обеда гостей разморило, и они, улёгшись на душистое сена, которое хозяин разложил прямо на полу, сразу уснули.
Утром молодые люди согласились всё же заглянуть к Энченлою. Они положили в рюкзаки немного городских гостинцев и фляжки с квасом. Егерь взял двустволку, Игорь на всякий случай прихватил карабин, а Вадим взять свой карабин поленился.
Они шли по густому лесу. Впереди бежала дяди Мишина Белка. Путь их пролегал через низкорослый заболоченный лес, поляны, заросшие высокой, пожухлой травой. После обеда, изнывая от необычной в это время года для этих мест жары, они вышли к подножию Бирюзовой горы.
– Дядя Миша, а почему гору назвали Бирюзовой? – спросил Вадим. – Здесь бирюзу, что ли, находили?
– Летом её склоны по утрам, когда только восходит солнце, становятся сине-зелёными от елей, чередующихся с берёзками и ольхой, – объяснил егерь.
– А вон и домик! – показал рукой вперёд Игорь. – Разве шаманы не в юртах и в чумах живут?