Страница 6 из 12
На этом с темой «любви» было покончено.
А вот тема секса меня волновала, и ещё как! Ведь в свои опытные во всех отношениях двадцать три я понятия не имела, что это такое. Нет, ну общее представление, конечно, сложилось, и даже ребёнок родился, но я всерьёз подозревала, что мне не всё показали, не всё открыли и многое (очень многое) утаили. Догадаться об этом было легко хотя бы потому, что я так и не выяснила смысл, скрывающийся в страшном слове «оргазм».
Рядом с Алексом контролировать гормоны немыслимо трудно: тянет. Тянет не просто сильно, а с непреодолимой мощью, настолько невыносимо, что решение уже принято: как только – так сразу. И чёрт с ними, с гордостью и пристойностью. Глядя на этого парня, думать о чём-то ещё кроме секса не получается: желание прижаться к нему и дышать, жадно втягивая носом его запахи, безжалостно сжигает волю, выкорчёвывает разум. Не сразу, но я научилась с этим управляться – холодностью: чем черствее внутренний настрой, тем менее пагубны последствия – на этой волне я буду лететь долго и далеко.
Мы продолжали встречаться и всегда втроём – с Алёшей, но каждый из нас хорошо понимал, что мы оба актёры театра под названием «Иллюзия дружбы». Мы ходили в кино, смотрели полнометражные американские мультфильмы, смеялись, и, когда совершенно случайно рука Алекса касалась моей, нас обоих прошибало током. Мы гуляли в парках, и я украдкой с жадностью любовалась его красотой, безумно мечтая дотронуться. Желание быть ближе сжимало, будто тисками, и заставляло искать поводы сократить официально допустимое расстояние, не ограничивая воображения.
Это было упорядоченное движение космических тел по заданным траекториям, одиночное движение по пересекающимся путям. И ожидание неминуемого столкновения, которое для нас обоих было уже очевидным, стало самым сладостным предвкушением в мире. Моя пуританская сущность забилась в самый дальний и тёмный угол моей души, скомкалась до массы, стремящейся к ничтожно малой, и накрылась, в конце концов, шапкой невидимкой, ожидая своего часа, однако.
Таймер движения Алекса остановился первым, и случилось это в пасмурный, дождливый день.
Подъехав к моему дому, мы сидим в его Порше, никак не решаясь расстаться, и наблюдаем за тем, как дождевые капли монотонно сползают по стеклу, оставляя мокрые зигзаги – следы.
Алекс осторожно спрашивает:
– Могу я тебя попросить кое о чём?
– Ну, смотря о чём…
– Мы можем остаться наедине?
– Ты хочешь, чтобы я пристроила сына и встретилась с тобой без него? А зачем?
Алекс отворачивается, едва заметно улыбнувшись, наверное, думает, что я дура. А моё сознание/воспитание/благоразумие пульсирует в захмелевшей от его близости голове тремя красными прописными буквами «Н.Е.Т.».
Но кто ж станет слушать разум при таких-то обстоятельствах?
Hammock – Then the Quiet Explosion (Oblivion Hymns)
Мы входим в полумрак довольно большого холла со стеклянной стеной. Уже смеркается и остатки только что уснувшего солнца лишь слегка наполняют комнаты светом. Я слышу едва уловимую, незнакомую, но безумно красивую музыку и неосознанно ищу её источник. Заглядываю в комнату, расположенную правее, и вижу рабочий стол, весь уставленный мониторами и гигантскими планшетами, на которых Алекс, очевидно, и рисует свои проекты. На одном из мониторов виден эквалайзер в движении, но равномерное звучание музыки во всех помещениях, включая душ, выдаёт стереосистему, распределённую по всей квартире. На полу разложены профессиональные планшеты, развёрнуты рулоны чертежей.
Его квартира не просто красива, она необыкновенна. Немного мебели в стиле Хай-тек и минимум декоративных предметов расставляют акценты, а подсвеченные изнутри стеклянные панно с причудливыми узорами застывших пузырьков воздуха создают иллюзию движения и дарят ощущение комфорта. Эти панно-перегородки, совершенно разные, но каждая по-своему красивая, служат внутренними стенами, зонирующими одно большое помещение на комнаты.
Космическая музыка, тихая и едва уловимая, именно «живёт» в этой квартире будущего, дополняя её своим релаксирующим фоном. Внешние стены – это полностью окна, закрытые полупрозрачной белой тканью, настолько нежной, что малейшее дуновение ветра поднимает их, как паруса, открывая взору огромную террасу с растениями и бассейном. Мой нос улавливает едва различимый аромат то ли цитруса, то ли ванили – вероятно, это тоже какая-нибудь сверх прогрессивная система поддержки заданного благоухания.
Я заглядываю за перегородку из матового стекла в левой части квартиры и вижу её – спальню. Посередине, не прижавшись ни к какой стене, а прямо в центре комнаты стоит огромная кровать; белоснежная, как в люксе для новобрачных.
В моей голове болтается мысль, что, «пожалуй, не один десяток таких как я уже успел здесь побывать», однако с ней спорит другая: «Но ведь пью же я в семейном ресторане из общественных бокалов и ем из общественных тарелок общественными же вилками, так какая к чёрту разница?». Тем более что в этом заведении весьма трепетно следят за чистотой: белоснежное и ровно выглаженное бельё дышит такой свежестью, какой позавидовали бы даже новорожденные дети – его явно меняли сегодня. И скорее всего Алекс делал это не сам.
Кроме кровати и пушистого, как облако, кремового ковра, в этой комнате, размером с мой дом, больше ничего нет. Одна из панелей стеклянной стены отодвинута, открывая путь на террасу – именно отсюда и рвётся свежий ветер с запахом дождя, прошедшего где-то недалеко от нас. Он гуляет по всем лабиринтам космического жилища, колыхая белые шторы и наполняя жизнью это пристанище людей будущего.
Я выхожу на террасу, и моё дыхание перехватывает: перед глазами разворачивается вид на город, лес, озеро и саму террасу – небольшой лазурный бассейн с подсветкой, плетёные иланговые шезлонги, кресла–шары, кремовый мрамор под ногами.
Неожиданно по всему периметру зоны релакса загораются огни, сделав всю картину ещё более завораживающей, похожей на взлётную площадку для инопланетных межгалактических кораблей.
– Так красивее, – слышу негромкий голос.
– Да уж… – соглашаюсь. – Ты живёшь красиво.
– Спасибо. План этого дома был моим дипломным проектом. Прошли годы, и с существенными доработками и изменениями не в лучшую, к сожалению, сторону, мне удалось всё же воплотить его в реальность.
И я думаю: «Чёрт, вот я глупая, могла же сразу догадаться! Это уже намного лучше: он нарисовал проект дома – ему отдали одну из квартир, и это совсем не делает его Рокфеллером, а только хорошим архитектором». Мне становится легче, и я выдыхаю:
– У тебя отличный вкус! А что удалили из проекта в итоге?
– Как всегда, самое красивое и самое новое. Что будешь пить? – Алекс улыбается, ни на секунду не отводя взгляда, и моя голова начинает кружиться.
– Куда ж ещё–то красивее?! – искренне удивляюсь. – А что у тебя есть?
– Ну, давай посмотрим вместе: можно приготовить мохито… да, наверное, любой коктейль можно – у меня на кухне есть фрукты. Могу сходить вниз и заказать тебе чего-нибудь в баре!
– Ничего не хочу из бара, – если оставишь меня здесь наедине с совестью, вернувшись, не найдёшь. – Давай мохито?
Мы перемещаемся на кухню – такую же огромную, как и всё остальное в этом необыкновенном жилище – и в ней интерьер оказывается ещё круче, чем в остальных помещениях. Алекс заглядывает в ящики, самостоятельно выезжающие на причудливых механизмах от одного лишь касания его руки, всё горит, светится, услужливо выползает и уползает по малейшему проявлению его желания. Он всё делает ловко и быстро, а я смотрю глазами неандертальца: красота и новизна, техничность и удобство, впечатляющая просторность и одновременно уютная лёгкость его дома произвели на меня впечатление.
– Пойдём на террасу? – предлагает с улыбкой.
– Пойдём, там красиво! – соглашаюсь.
Мы опускаемся на тёплые мраморные ступеньки, ещё сохранившие жар летнего дня, и я жадно пью, потому что, оказывается, мне очень хочется пить. Заметив это, Алекс предлагает: