Земля неведомая

— Завтра пригласите ко мне мадам Спарроу на десять часов утра, — не слишком довольным тоном проговорил де Шаверни.

— Как прикажете, адмирал.

"А вдруг получится соблазнить её титулом и поместьем? Тогда поручение его величества будет исполнено как нельзя лучше…"

12

Честно говоря, Галка не ожидала ничего подобного. Ничего себе — темка для приватной беседы французского адмирала и "генерала Мэйна"! Сперва вздохи о том, какое это зло — пиратство. Затем вполне адекватное описание того, как хорошо живётся французской знати. И наконец довольно прозрачный намёк — мадам, а не желаете ли стать какой-нибудь там графиней с правом находиться при дворе его величества? От одного упоминания о Людовике Четырнадцатом, чьё увлечение прекрасным полом уже вошло в поговорку, Галку едва не перекосило. Она-то знала цену своим внешним данным — ни то, ни сё. Что бы там ни говорил по этому поводу Владик. Джеймсу почему-то нравится, но это было его личное дело, на ком жениться. Однако, Короля-"Солнце" могла заинтересовать не её внешность, а её бандитская слава. Заполучить в постель известную пиратку, и будет о чём вспомнить на старости лет… А ещё графский титул, поместье…

"Блин, только этого мне не хватало, — подумала Галка, чувствуя, как у неё сводит скулы. Будто лимон с кожурой съела. — Пойти по пути Моргана из моего мира? Да ещё отхватить нехилый шанс оказаться в королевском гареме, пусть и ненадолго? Фигушки! Не для того я весь этот пиратский огород городила, чтобы сойти с дистанции на финишной прямой! Не на ту напали, месье интриган!"

Де Шаверни уже на пятой минуте своего пространного монолога понимал, что тратит слова впустую. Но отчего-то не мог остановиться, и возводил перед дамой воздушные замки один другого краше. Битых полчаса расхваливал прелести версальского рая, через слово поминал короля, который наверняка не забудет заслуг мадам перед Францией и щедрой рукой одарит её всяческими милостями. Расписывал красоты французских шато и прилегающих к ним пейзажей. И под конец как будто невзначай обмолвился, что его величество даже не будет возражать против дальнейшей карьеры мадам на флоте. А мадам слушала и гадала: когда же он наконец заткнётся?

Де Шаверни умолк, и в кабинете повисла странная, неловкая тишина. Когда вроде бы и молчать неприлично, и сказать что-либо неудобно. Пиратка всем своим видом демонстрировала полнейшее нежелание становиться французской графиней и придворной дамой. Видимо, наслышана о порядках при самом блестящем дворе Европы.

— Вы хотите, чтобы я вышла из игры? — наконец женщина нарушила эту неприятную тишину. И, по своему обыкновению, задала неудобный вопрос из разряда "в лоб".

— Мадам, я хочу, чтобы вы сошли с дороги, которая приведёт вас прямиком на виселицу, — сказал версалец, обмахиваясь какой-то бумажкой. — Не скрою: вы мне глубоко несимпатичны. Однако, вы можете быть полезны моему королю и моей стране. Потому я предлагаю вам воспользоваться удобным случаем и вернуться к честной жизни.

— Моя жизнь меня вполне устраивает. А петля… Так ведь от этого никто не застрахован, — дама усмехнулась. — Как говорят в моей стране, "от сумы да от тюрьмы не зарекайся".

— Но жизнь при дворе…

— Простите, адмирал, но жизнь при дворе — не для меня. Вернее, это я не предназначена для всяких там дворов. И прошу вас, — заметив, что де Шаверни собирается продолжить уговоры, она отрицательно качнула головой, — не нужно продолжать. Я — на своём месте. Пусть всё останется как есть.

— Такое положение вещей не может сохраняться долго, мадам, — с видимым сожалением произнёс вельможа. — И вы это понимаете не хуже меня, так что пространные объяснения действительно излишни. Рано или поздно вы станете костью в горле Франции, и тогда я не смогу поручиться за вашу дальнейшую судьбу… Подумайте, мадам. Вы ведь не разбойница. Вы образованная дама, у вас блестящий, неординарный ум. На государственном или военном поприще вы можете сделать головокружительную карьеру — стоит вам только захотеть. Никто не посмеет заявить, что эта стезя не для такой незаурядной женщины. Не потребуется даже моя протекция, которую я поначалу готов был вам предложить. Зачем вам водиться с этим сбродом? Вы предназначены стоять на вершине, а они? Они же как псы, дерутся за кости со стола высших. Ваша судьба…

— Моя судьба — это моя забота, адмирал, — сухо ответила Галка. — Я сама выбираю, с кем мне лучше водиться и что при этом делать. Я слишком многое отдала за это право — выбирать свой путь. Так что… отстаньте от меня со свои Версалем, ладно? Там и без меня балагана хватает.

— Как пожелаете, — таким же сухим канцелярским тоном произнёс в ответ де Шаверни.

Беседа явно не удалась. Версалец был зол и на женщину — за то, что не поддалась на уговоры — и на себя — потому что избрал неверную тактику. Нужно было действовать так, как в Фор-де-Франс: взять в заложники несколько её разбойников, а там уже говорить. Но второй раз эта уловка может не пройти. Она уже показала, что способна быть жестокой и к своим людям, и к самой себе. Ведь тот арестованный капитан, который дожидается суда команды — странные у этих пиратов законы, честное слово — один из её лучших друзей…

Что ж, она выбрала свою судьбу. Теперь пусть не сетует.

А Галка тем временем отправилась в порт. Несколько её кораблей нуждались в кренговании и мелком ремонте, нужно было распорядиться насчёт того, какие корабли следует вытаскивать на берег в первую очередь, а какие могут потерпеть денёк-другой. Нужно было проверить, что там у Джеймса, Влада и Жерома насчёт сбора «дани» с покорённого города. Нужно было пополнить запас воды на «Гардарике», вчера утром бросившей якорь в бухте. О продовольствии пока речь не шла: в городе его и так мало. Нужно было сделать ещё много чего, но в первую очередь — кое-что сказать Дуарте. Вчера при братве она этого не сказала. Не смогла бы. Но Жозе должен знать, что он натворил. Иначе до последнего вздоха будет считать себя жертвой её бездушия.

"Чёртов иберийский характер, — мрачно думала Галка, поднимаясь на борт «Гардарики», в трюме которой и содержали арестованного Дуарте. — Своя рубашка ближе к телу, и это ещё мягко сказано… Каким, спрашивается, местом он думал, когда затевал эту глупость? Ведь дурак же, форменный дурак, да ещё и эгоист чёртов. Тут Билли прав на все двести…"

В трюме «Гардарики» и правда было куда чище, чем на палубах иных кораблей. Здесь капитан Спарроу не слишком усердствовала, но "планка стандартов" на флагмане Тортуги была поднята высоко, и парни старались не ударить в грязь лицом. Наняться на этот красно-белый красавец галеон считалось огромным везением. Всё-таки у Воробушка и удача в кармане, и призы богатые, и братвой она в бою дорожит, и мора на её кораблях уже давненько не видывали, даже несмотря на неизбежных крыс в трюме. И флибустьеры ради чести служить такому капитану готовы были драить корабль хоть с утра до ночи. Так что Дуарте не чувствовал никакого физического дискомфорта, если не считать обязательных в таких случаях цепей. Но что творилось в его душе… Галка знала его давно. С того самого дня, когда «Орфей» бросил якорь в бухточке необитаемого островка, на который судьба забросила её с Владиком. Когда-то она была тайком в него влюблена, и случалось, едва не выла от отчаяния, что не может себе позволить быть с ним вместе. Даже просто признаться ему. Стремление непременно стать капитаном оказалось сильнее чувства. И чувство со временем прошло, как проходит болезнь. Осталась лишь дружба.

Ей этого было достаточно. Жозе, судя по всему — нет.

Португалец хмуро смотрел на неё, спускавшуюся по лесенке.

— Пришла наставлять меня на путь истинный? — хмыкнул он.

— Нет, — ровным, ничего не выражающим голосом проговорила Галка, присаживаясь на какой-то ящик. — Надо поговорить по душам, а вчера это было несколько затруднительно.

— Скажи Билли, что я на него не в обиде.

— Он знает.

— Тогда мне больше нечего говорить, — Дуарте упрямо мотнул головой и уставился себе под ноги.