Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 13 из 17

Иногда мне приходилось выполнять мелкие поручения. Все письма, которые заключённые отправляли в лагере, проходили цензуру. И порой они обращались ко мне с просьбой опустить письма в почтовый ящик в посёлке в Каджаране. Я соглашалась. Они незаметно засовывали письма в карман моей телогрейки. Пару раз меня просили купить и принести им расчёску или какую – то другую ерунду. В лагере очень много сидело шофёров, которые сбили машиной человека. Конечно, было много и убийц. В общем, романтики хватало.

За всё время, что я там проработала, а это всего – три месяца, у меня было лишь два неприятных момента.

Первый, это когда один хулиганистый парень решил посмешить своих друзей. Когда я пришла в их бригаду, и медленно проходила по подмосткам мимо работающих заключенных, этот парень тихонько спрыгнул вниз, и прокрался под мостками к тому месту, где я остановилась. Он делал вид, что сквозь щели между досками смотрит мне под юбку, и корчил рожи, жестикулировал руками, как будто увидел чёрт те что. Самое интересное, что я ничего не заметила, а у всех был такой серьёзный вид, как будто ничего не происходило. Я уже не помню, откуда я узнала об этом. Ведь, кто-то меня предупредил, чтобы я не попала в такое положение вторично…

А второй случай был трагичнее. На второй день после зарплаты, я взяла с собой деньги, чтобы после работы сходить в магазин. Деньги положила в карман телогрейки. И они у меня пропали. Причём я точно знала, что ходила только в бригаду Оника (имя бригадира). В этот же день я Онику сказала об этом. А потом несколько дней обходила их бригаду стороной. А впереди было закрытие нарядов… Однажды мне передали в другой бригаде, что Оник очень просил меня зайти к нему в бригаду. Пришла. Все молчат. Я прошла по их участку – молчат. Ушла. И когда уже подходила к конторке, машинально сунула руку в карман…, а там – мои деньги. Кто их украл, как они это определили, не знаю. Я ничего не почувствовала, ни когда их крали, ни когда их положили назад. Я только знаю, что один из бригады парень несколько дней не появлялся на работе. Вроде бы, его «проучили». У них свои «законы»…

После того, как будет речка переведена в новое русло, в этом месте должен был быть построен большой железо – бетонный комбинат. Он должен будет обеспечивать изделиями строительство какого-то предприятия закрытого типа. И правда, не возить же железо-бетонные плиты из Кафана в горы…

Часть 8

Гостиница

В Каджаране я быстро перезнакомилась со всеми русскими женщинами, и, естественно с молодёжью, среди которых было несколько молодых специалистов.

Первое, что я усвоила, это нельзя принимать ухаживания от местных ребят. По их обычаям – если проявила внимание кому – то, считается, что ты сделала свой выбор. А, если посмотрела на другого, – крах твоей репутации. Тебя не только опозорят, но и «ворота вымажут дёгтем». Особенно это касается русских девушек. Когда только ещё начиналось строительство в Каджаране, сюда привезли завербованных русских девчат, которые вели себя, ну, прямо скажем – не скромно. После них, всех русских женщин называют за глаза не иначе, чем русские сучки. Армянские девушки ведут себя, согласно обычаям, очень скромно, хотя и среди них есть всякие…

Учитывая советы доброжелателей, первое, что я сделала – окружила себя постоянной свитой. Это были трое молодых специалиста, окончивших ереванский строительный институт. Один из них – Левон Аристокисян, остальных я не помню, как звали.

Мы договорились, и везде появлялись только вместе – и в кино, и в столовой, и в клубе. Я, естественно, сразу же ввязалась в художественную самодеятельность. И на ближайшем же празднике танцевала что-то вроде лезгинки, только армянской. Я помню, как на этом празднике пела одна женщина. Её голос, словно плакал. Она пела грустно и протяжно. Слов я не понимала, но сердце сжималось от её пения…

Пробовала я заучивать армянские слова и фразы. До сих пор помню некоторые из них. «Жамэ канэсне? – Сколько времени?». «Мэг, ерик, чёрс – раз, два, три». «Ес кэс серумем – я тебя люблю». «Серум – любимая». «Ес кес амперюи – я тебя целую». «Барев дзес – здравствуйте». «Шат ват гасканумем – я плохо понимаю». Вот, кажется, и весь запас моих знаний.

Сразу же после приезда в Каджаран, меня поселили в гостиницу, в двухместный номер. В нём жила, приехавшая в командировку с контролем – представитель министерства из Москвы. Иногда вечерами её навещал кто-то из местного начальства – армянин. Он обязательно приходил с бутылкой дорогого армянского коньяка. Они о чём-то вели долгие беседы. Иногда предлагали коньяк и мне. Но напитками я тогда не увлекалась, потому – отказывалась. Гость цокал языком и объяснял мне, что коньяк пьют не ради выпивки, а для здоровья. И он наливал в фужер на пару глотков коньяка, потом поднимал бокал к свету настольной лампы так, чтобы я рассмотрела коньяк на просвет, и глядя на его янтарное свечение, долго мне объяснял достоинства этого напитка. Причём говорил он о нём с таким уважением и любовью, будто рассказывал о любимой женщине…

Но его слова, выговариваемые с акцентом, были понятны и запомнились надолго…

Он говорил, что коньяк среди множества других напитков особо ценится возмужавшими мужчинами, понимающими его достоинства. Коньяк нельзя пить залпом. Его вкушают маленькими глотками, не спеша, так как он ценится послевкусием.





Позже я вспоминала, что меня так же учили пробовать сухие красные вины. Взяв в рот глоток вина, не проглатывать его сразу, а поболтать во рту от щеки к щеке. И постепенно вино раскрывает тебе свой вкус и аромат.

А вот – глоток коньяка нужно оказывается – проглотить сразу.

И тогда во рту остаётся это незабываемое восхитительное послевкусие…

Коньяк не любит холода. Поэтому его не ставят в холодильник.

Тем не менее, после того, как бутылку, поставленную на стол – раскупоривают, еще где-то минут 30 коньяк в фужеры не разливают. Считается, что коньяк за это время полностью раскрывает свои вкусовые качества и аромат.

Почему-то мне запомнилось, что наш гость, налив коньяк, прежде, чем выпить, согревал свой фужер в ладонях, потом поднимал его в в вытянутой вверх руке, произносил длинный тост, и только потом делал глоток.

Обычно коньяк не принято ничем заедать. Но почему-то многие, заедают выпитый коньяк долькой лимона. А как же послевкусие? Ведь лимон перебьёт его?

Но чаше всего, я старалась не мешать их беседам и уходила в коридор. Там стоял диван, которых теперь не увидишь нигде, наверное. Сиденье полужёсткое, обитое чёрной кожей. Спинка плоская, деревянная – высокая, обитая цветным ковриком.

Рядом стоял столик.

В Каджаране я подружилась с девушкой – Феней. Она меня знакомила с примечательностями Каджарана. Часто приходила ко мне в гостиницу и мы сней подолгу болтали, сидя в коридоре на диване.

У меня осталось несколько любительских фотографий, которые однажды сделал командировочный, приехавший тоже из Москвы. А вообще в эту дали приезжие наблюдались редко.

А вот теперь – присмотритесь к этой фотографии внимательнее. Над головой Фени явно виден фантом какого-то мужчины с усами.

А ведь мы фотографировались на фоне горного склона, что видно на предыдущей фото=графии.

Я ведь как-то уже вспоминала, что на некоторых фотографиях у меня такое встречается. И не так уж и редко…