Шоу должно продолжаться

– Ты прав. Да, кстати, «врача» сворачиваем.

– Почему?

– Он нам больше не нужен.

– Тебе виднее.

– Он, вроде, и сам не против уйти.

– Так даже лучше – интереснее.

Точнее было бы сказать, что Герману показалось, что раздался выстрел, потому что это произошло в его голове, а на деле – осечка. Он передёрнул затвор, ещё раз нажал спусковой крючок, вернув пистолет в рот – та же реакция.

Герман вынул пистолет изо рта, вытащил обойму. Патроны на месте. Он с негодованием отбросил пистолет в сторону.

Так значит, они рылись в моих вещах. Подонки! – Подумал он и в бессильной злобе ударил кулаком по столу. Тот остался совершенно равнодушен к такому проявлению чувств.

Молодой человек поднялся на ноги. Шатаясь, точно пьяный, он вышел на балкончик. Ему показалось, что он видел нескольких человек в чёрном, несших носилки и свернувших за угол, но списал это всё на уставший мозг.

Неудачная попытка покончить с собой не отдалила его от мысли о самоубийстве. Ему по-прежнему не хотелось жить на этом свете, потому что он чувствовал свою полную никчёмность. Перебирая все грани своей жизни, он не видел, за что можно уцепиться. Убеди его сейчас кто-нибудь в том, что жить стоит хотя бы ради того, чтобы увидеть, что же будет дальше, то он, может быть, немного побрыкавшись, согласился бы ещё помучиться. Но рядом никого не оказалось, кроме мысли, что единственный человек, ради которого стоило жить, уже ждёт его там – на том свете.

Он отправился на озеро в надежде утопиться, хотя ещё не представлял, как это сделает. Зашёл в воду, лёг на неё, сказал:

– Анжела, я иду к тебе. – И нырнул. Однако, ещё не достигнув дна, он почувствовал, как озеро выталкивает его из своего нутра, будто не желая брать на себя подобный грех. Тут же он подумал о том, как вода станет проникать в его лёгкие, и… вынырнул.

Поняв, что утопиться он не сможет, Герман упал на тёплый ещё песок и задремал.

Уже три дня Таня и Аня отрывались по полной программе. Аня, по её словам, раньше уже ходила в турпоходы, да и по другим поводам частенько отлучалась из дома. А вот Таня впервые в жизни избавилась от родительской опеки. Была она юна и неопытна, а представления о жизни получала в основном из телесериалов и от матери, которая на чём свет стоит, честила весь мужской род, в том числе и отца, приносившего домой львиную долю их семейного бюджета. Нет, при отце мать была шёлковой, но стоило выйти ему за порог, как родительница начинала такие гадости про него вспоминать, что тошно становилось. Мальчика у Тани не было – не позволили бы, но девственности она лишилась уже в пятнадцать лет. Помог «хороший» мамин знакомый – тоже сволочь порядочная, как оказалось.

И невзлюбила Таня мальчиков. А секса хотелось. И тут – о, чудо! – она встретила девочку, тоже органически не переваривающую этих сволочей – мужиков. Они быстренько «спелись» и познали радость исключительно женских интимных ласк.

Поначалу Тане было жутковато. Однако Аня наповал сразила её высказыванием:

– Пусть эти маньяки-членоносцы друг в друга свои тыкалки суют.

С этим Тане трудно было не согласиться: нет ничего более противного, чем этот их половой орган, то ли дело – девочки…

Третью ночь подряд они занимались своей «чистой» эмансипированной любовью, и Таня всё чаще и чаще ловила себя на мысли, что хочет связать с Аней свою жизнь.

Анюта – девка боевая, – думалось ей, – с ней нигде не пропадёшь. И потом: сколько нежных слов, сколько ласки, сколько любви! – Ни от одного кобеля столько не дождёшься, хоть отдавайся ему в день раз по десять.

Они лежали на кровати и целовались взасос, когда Аня вдруг отстранилась и сказала:

– Пойду, приму душ, а то что-то я себя как-то не так чувствую.

– С тобой всё в порядке?

– Не волнуйся, всё нормально.

Спустя минут двадцать Таня забеспокоилась уже по-настоящему; встала и прошла к ванной комнате. Внутри – звук бегущей воды. Постучала.

– Да? – Голос сдавленный.

– Ты как там?

– Сейчас выйду.

Ещё минут пятнадцать пришлось ждать, пока Аня выйдет из душа. Девушка не была бледна, но шатало её изрядно, будто она успела налакаться одуряющего зелья, пока мылась.

– Аня… – Голос Тани задрожал при виде подружки.

– Всё нормально… хорошо… Вот только оденусь, что-то знобит меня немножко.

– Давай, я за врачом сбегаю.

– Нет! – Слишком резко, Таня даже вздрогнула.

Тем временем Аня полезла в свои вещи, достала жилетку, которую Таня никогда не видела у подруги; впрочем, и холодно-то не было.

– Ложись, – сказала Аня, – я сейчас приду, и ты меня погреешь.

– Хорошо. – Таня легла.

Аня, наконец, натянула на себя жилет, подошла к выключателю, – погасить свет, зажжённый Таней несколько минут назад, но до клавиши она так и не дотянулась.

Мощная судорога согнула её пополам.

– Ой! – Только и смогла вскрикнуть она.

Таня села на постели. Её подруга повернулась к ней лицом, и теперь она могла видеть, что у Ани изо рта, носа и ушей идёт кровь. Неприятным багровым цветом окрасились и бывшие белоснежными трусики девчушки, которые она надела после душа. В глазах Ани застыла боль. Тонкие ручейки красной жидкости (Таня просто не могла поверить, что это – кровь) потекли из рукавов и из-под подола.

Таня запихнула оба кулачка в рот. Аня осела на колени и, тут же обессилев, свалилась ничком на пол, прохрипев что-то невразумительное. Таня решила, что это слово: «помоги», но она не могла сдвинуться с места, её будто бы парализовало. Однако, ощутив на своих щеках слёзы, она немного пришла в себя. Слезла с кровати, походкой зомби подошла к подруге и присела на корточки.

– Что с тобой?

Анина рука вцепилась в её руку, но тут же ослабела и сползла на пол, оставляя на Танином запястье размазанные кровавые следы.

Таня заверещала, как маленькая.

Андрей очнулся от тяжкого забытья с жуткой головной болью, которую он силой воли заставил начать отступать. На затылке налилась здоровенная шишка. В чём мать родила, он выскочил на балкончик в смутной надежде, что напавшие на них с Кирой не могли далеко уйти.

Никого.

Девушки тоже нигде не было видно. Мерзавцы прихватили её с собой.

Сабуров бросил взгляд на часы – прошло не менее получаса с тех пор, как их с Кирой так грязно разлучили. Последняя надежда истаяла в комнате наполненной горечью и болью.

Он сел на размётанную кровать, хранившую ещё тепло их тел, благоухание девушки, эхо нежных слов. Закрыв лицо руками, он заплакал, как не плакал уже много-много лет.

Что делать? Где искать её? Что вообще всё это значит?

Однако полностью осознать разрывающую на куски сердце и душу боль потери ему не дали. Он даже не успел погрузиться в свои мысли до потери контроля над собой, когда где-то очень близко тишину ночи нарушил девичий визг.

Сперва Сабуров подумал, что это снова Лиля, но нет, – голос был иным, и раздавался он слишком близко, чуть ли не напротив. Тогда, как Лиля проводила эту ночь в Лизином номере.

Он оделся и выскочил в коридор. Визг всё не заканчивался, а лишь прерывался для того, чтобы человек его издававший, смог набрать воздуха в лёгкие. Нёсся этот звук из девятнадцатого номера, где обосновались юные любительницы анаши и розового секса.

Выбив дверь, Андрей оказался внутри. Первым его впечатлением было, что кто-то разлил на полу ведро красной краски. Но вот тело, лежащее посреди этой лужи, говорило, что дело здесь обстоит куда как серьёзней. Рядом с бесчувственной рыжеволосой девчонкой стояла на коленях вторая. Она-то и испускала тот холодящий внутренности визг, на который он прибежал.

Первым делом он привёл в чувство Таню. Для этого пришлось залепить ей пару не сильных, но хлёстких пощёчин. В дверях уже вырастали силуэты разбуженных обитателей этого здания.

Андрей склонился над Аней, но ничего не смог понять – девушка была вся в крови, будто истекала ею прямо через кожу.