Страница 1 из 24

«Улыбчивый с ножом». Дело о мерзком снеговике

Блейк Николас

Николас Блейк

Nicholas Blake

THE SMILER WITH THE KNIFE

THE CASE OF ABOMINABLE SNOWMAN

«Улыбчивый с ножом»

Посвящается Рут

Тогда увидел я, как втайне зреет Тот темный замысел, и как его лелеет Тот враг улыбчивый с ножом. И видел я дома́, объятые огнем, Измену, что в постели убивает, Войну, которая все кровью заливает.

Глава 1. Мать майора

Январским утром поток солнечного света вливался в низкие окна коттеджа, придавая балкам, громадному каменному камину, голландским тростниковым циновкам на плиточном полу свежий вид, как после весенней генеральной уборки. Придя на смену постоянным дождям последних нескольких месяцев, этот солнечный свет был не просто благословением, а чудом.

«Живя в деревне, – размышляла Джорджия, – ты действительно откликаешься на смену времен года: в темные месяцы впадаешь в спячку, ток крови замедляется, голова соображает медленнее, а затем в одно прекрасное утро что-то меняется на небесах, выглядывает солнце, и жизнь начинает двигаться в другом темпе. Однако я, пожалуй, одомашниваюсь, потому что совсем не хочу уезжать отсюда, и, думаю, никогда не придется». Мысль была настолько странной, что Джорджия перестала помешивать чай, и рука замерла над чашкой. Всегда, до этого самого момента, едва уловив первый шепот весны, она испытывала беспокойство: ее воображение и телесную оболочку словно магнитом тянуло куда-то вдаль, и Джорджия на этот зов откликалась, отправляясь в одно из тех путешествий, которые сделали ее знаменитой женщиной своего времени.

Сегодня Джорджия не знала, радоваться или огорчаться, что она не чувствует этого влияния. «Наверно, я просто старею, – сказала она себе. – В конце концов, мне тридцать семь лет, и в этом возрасте женщине уже пора становиться благоразумной».

От грез Джорджию пробудил Найджел, который направил ее руку с ложкой к чашке и заставил помешать чай.

– Задернуть шторы? – учтиво полюбопытствовал он.

– Задернуть шторы?

– Да. У тебя был такой вид, будто с тобой случился легкий солнечный удар.

Джорджия рассмеялась. «Милый Найджел – он всегда знает, что у меня на уме!»

– На сей раз ты не совсем прав. Я размышляла о том, что становлюсь домашней. А ты по-прежнему доволен, что мы переехали сюда?

– Хм. Должен признаться, последние несколько месяцев меня посещали сомнения. Жить в деревне – это одно, а жить на полузатопленном островке – совсем другое.

– Ну, положение было не настолько плохо.

– Моя дорогая, дом практически смыло водой. Штормовые ветры продувают долину, балки содрогаются, в окна хлещет дождь. Когда ты что-нибудь видела в эти окна?

– Несмотря на это, ты выглядишь замечательно, – произнесла Джорджия, с любовью глядя на мужа.

– Сидячий образ жизни всегда шел мне на пользу. И, разумеется, есть некое внутреннее достоинство в том, чтобы жить в этих форпостах империи.

– Не понимаю, как тебе удается так расцветать, ничего не делая?

– А кто сказал, что я ничего не делаю? Я перевожу Гесиода.

– Я имею в виду, не делаешь никаких упражнений или…

– Что ты имеешь в виду – никогда не делаю упражнений? Разве я не хожу каждый вечер в паб? Если ты ждешь, что каждый день я еще и по грязи с тобой стану шлепать…

– Мне нравится это место, грязное оно или нет, – мечтательно заявила Джорджия. – Я увязаю здесь. Все глубже и глубже. Как репа.

– Зная тебя, я бы сказал, что это маловероятно. А теперь давай посмотрим, какие новости пришли из цивилизованного мира.

Найджел начал вскрывать свои письма. Джорджия не получила по почте ничего, кроме каталога семян, в который и углубилась. Вскоре она захихикала:

– Послушай-ка вот это. «“Герцогиня Пармы” очень эффектна, великолепна на клумбах, оранжево-красная с желтыми краями». Не завести ли нам в саду «Герцогиню»? Судя по описанию, она в твоем вкусе.

– Какое необычное письмо! – воскликнул Найджел через несколько минут.

– Дорогой, – вздохнула Джорджия. Это было самым худшим в браке с частным детективом. Невозможно предсказать, когда как снег на голову свалится письмо и Найджел окажется вовлечен в какую-нибудь причудливую и запутанную криминальную загадку. Да и в тех крупных гонорарах, которые он получал, они практически не нуждались. От дела к делу Найджела вело лишь его ненасытное любопытство. – Что на сей раз? Убийство? Или небольшой шантаж?

– Ни то, ни другое. Это по поводу твоей живой изгороди.

– Живой изгороди?

– Послушай, и я тебе объясню. – Держа перед собой отпечатанный бланк, Найджел Стрейнджуэйс начал читать: – «В соответствии с положениями парламентского акта – пом-пом-пом – я, нижеподписавшийся, инспектор по наблюдению за состоянием шоссе – пом-пом – настоящим уведомляю вас и требую, чтобы вы немедленно укоротили, подрезали и подровняли вашу живую изгородь, примыкающую к дорогам графства – пом-пом, – а также подстригли боковые стороны, находящиеся поблизости от дорожной насыпи, и молодые побеги сверху на означенных изгородях, по крайней мере, перпендикулярных долине, и укоротили, срезали или обрубили ветви деревьев, кустов и густых посадок – пом-пом-пом, – таким образом, чтобы они не наносили ущерба означенным дорогам в виде тени, и солнце и ветер не лишались бы возможности проникать туда из-за них, и убрали срезанный с них материал». Пом. Ну, разве не великолепно? Язык Мильтона. Кто бы мог подумать, что в душе инспектора по наблюдению за состоянием шоссе таится такая поэзия? – «…чтобы они не наносили ущерба означенным дорогам в виде тени, и солнце и ветер не лишались бы возможности проникать туда из-за них».

Найджел начал напевать эту фразу на мотив речитатива.

– Что случится, если мы ослушаемся инспектора по наблюдению за состоянием шоссе?

– На нас пожалуются мировому судье.

– Ну слава богу, – усмехнулась Джорджия. – Я-то сначала подумала, что нам грозит новая неприятность.

И так оно и было, хотя ни один из них просто не мог этого предвидеть. Кому придет в голову, что уведомление из Совета сельского округа может причинить какие-то неприятности, не говоря уже о том, чтобы изменить ход истории, или что можно спасти Англию подрезанием живой изгороди. Однако так и получилось. Впоследствии Джорджия видела эти грандиозные события словно балансирующими, как ангелы схоластов на кончике иглы, на нескольких крохотных и сомнительных условиях. «Если бы мы купили коттедж в любом другом месте Англии, нам не пришлось бы подстригать живую изгородь самим, поскольку Девоншир – единственное графство, где землевладельцы по-прежнему обязаны подстригать свои изгороди, выходящие на дорогу. Если бы солнце не выглянуло в то утро, я, вероятно, оставила бы эту работу садовнику. Если бы любой другой человек подстригал ее, то, скорее всего, не заметил бы медальона – Найджел часто повторял, что от моего глаза ничто не ускользает, – бедненький, сам он такой близорукий; и даже если бы его нашли, только обладающий любознательностью моего мужа человек взял бы на себя труд внимательнее рассмотреть его. А говоря о любознательности, стоит ли забывать о сороке? Наверняка всю эту кашу заварила она. Да, если бы у этой сороки не случился приступ клептомании, медальон никогда не попал бы в живую изгородь. Что лишь доказывает, что порой преступление совершается к пользе…»

Светившее в окно коттеджа солнце усиливало бледность Найджела. Подобно многим другим чертам его внешности, например, взъерошенным волосам цвета пакли или по-детски надутой нижней губе, бледность эта была обманчива. На здоровье Найджел никогда не жаловался, в характере его не было ничего ребяческого: вы понимаете это, едва встретившись с ним взглядом, – на вас смотрят немного отстраненно умные, добрые глаза, которые в любой момент готовы сузиться, вспыхнув самым пристальным вниманием. Джорджия прекрасно знала, каким самодостаточным человеком был ее муж, однако порой ей нравилось притворяться, будто он нуждается в уходе, а Найджел подыгрывал жене со сдержанной, полной любви насмешливостью.