Страница 4 из 30
– Милая, я освободила тебе нашу с Уильямом спальню. Сейчас она мне одной ни к чему, а вот тебе в самый раз, большая, светлая, с панорамным окном и отдельной ванной. К тому же… – но моральное истощение напрочь лишило меня чувства такта, и я не позволила Мэри закончить, даже не пытаясь скрывать раздражение.
– Хорошо, где она?
По закону жанра под самый занавес чаша терпения переполнилась и у мамы.
– Кейтлин Джеймс Крофт, ты не могла бы сменить тон?
– А ты не могла бы оставить меня с отцом?! – не сдержавшись, закричала я, да так, что в горле запершило.
– Сандра, не надо, – вмешалась бабушка, понимая, что ситуация выходит из-под контроля. Она слегка улыбнулась, изо всех сил стараясь сгладить острые углы, и ласково взяла маму за руку. – Пусть девочка привыкнет. Милая, – уже обращаясь ко мне, по-прежнему совершенно спокойно, сказала Мэри, – твоя спальня на втором этаже, сразу налево.
И тут я испытала стыд. Да, мне действительно стало очень стыдно перед этой пожилой женщиной. Надо же, а ведь я почти не помню её и даже привыкла называть по имени, а не как полагается внукам. Сандра часто употребляла в разговоре вместо «мама» – Мэри. Эта привычка прилипла и ко мне, как и традиция в минуты ссор или споров обращаться к собственной матери по имени.
Моя ярость сменилась на почти болезненную тоску. Всю дорогу до этого места, да и, если быть до конца откровенной, с того самого дня как ушел отец, я намерено провоцировала Сандру на скандал. Мне казалось, что если дать волю агрессии, станет легче. Но спокойный и заботливый взгляд бабушки разбил вдребезги данную теорию, заставляя задуматься не только о себе и своих растрёпанных чувствах. Её невозмутимая улыбка, несмотря на мое отвратительное поведение, обезоружила, вызвав в душе лишь занозившую неловкость. В конце концов мы не виделись почти семь лет, а я, вместо того чтобы спросить, как у старушки дела, разыгрываю тут шекспировскую трагедию. И когда я успела стать такой стервой?
Виновато потупив взгляд, я подошла к бабушке и осторожно поцеловала её в висок, для чего пришлось немного наклониться.
– Спасибо Мэри… – начала было говорить, но тут же исправилась, – Ба. Извини, просто… – но бабушка оборвала на полуслове и, отпустив руку Сандры, похлопала по плечу меня.
– Ничего, дорогая, я понимаю. Не самое лучшее время у тебя сейчас. Иди-ка лучше и посмотри спальню. Если захочешь изменить цвет стен или что-то еще, только скажи.
– Спасибо, – силясь выдавить из себя жалкое подобие улыбки, я бросила короткий взгляд на мать. Она молча глядела куда-то вдаль.
Подняв сумку с земли, твёрдо решив, что одного извинения с моей стороны на сегодня вполне достаточно я зашагала в дом, который, несмотря на весьма милое убранство, всё же казался мне тюрьмой.
Глава 3
Следующие несколько дней до начала занятий в школе я провела практически в одиночестве. Организационные моменты, по вопросу зачисления моей скромной персоны в выпускной класс, взяла на себя мама. Всё это время мы с ней не общались и даже не виделись. Сандра не решалась зайти ко мне, а у меня не было никакого желания выходить «в мир». Изредка в спальню заглядывала бабушка, узнать, не нужно ли мне чего, приносила чай и бутерброды, да всё пыталась поговорить, но видя, что я еще не готова вести задушевные беседы, молча покидала «камеру» с обоями в мелкий цветочек.
Камера – именно так я окрестила свою новую комнату в дневнике. Да, его пополнило еще несколько записей. В основном все пессимистичные и нагоняющие тоску. Ну а как иначе? Именно так я себя и ощущала. Хотя, в сравнении с сегодняшним утром, вся предыдущая неделя вдруг стала казаться не такой уж удручающей… Проснувшись, помимо ежесекундно преследующего меня уныния, я в полной мере познала вкус паники, страха, отчаянья и ещё массы не самых радужных эмоций.
Первый осенний день начался задолго до звона будильника, который мне одолжила бабушка, несмотря на попытки объяснить, что я могу запрограммировать нужное время в мобильном. Было ещё темно. Солнце только-только пробудилось, в отличие от остального мира, а потому за окном царила пугающая тишина. Лишь спустя полчаса небеса поддались рассвету, приобретая лавандово-розовый оттенок и туман, стелившийся по земле плотной дымкой, напоминал клубничную сахарную вату, что продают в парках аттракционов.
Сегодня мне предстояло отправиться в школу. Я жутко нервничала, снова и снова перебирая в голове всевозможные причины, способные поставить процесс на паузу. Сказать матери, что неважно себя чувствую и упросить оставить меня дома ещё на пару дней? Просто прогулять? Но какой смысл? Рано или поздно мне придётся встретиться с новоиспечёнными одноклассниками и погрузиться, что называется, в социум. Всем известно – дети бывают весьма жестоки, но подростки… вот уж кому действительно неведома жалость. В старших классах всё решает популярность и деньги родителей. А если у тебя нет ни того, ни другого, ты вынужден стоять в стороне и наблюдать за тем как жизнь проходит мимо. Не сказать, что прежде я принадлежала к числу особо значимых выпускников, но, во всяком случае, в Фениксе у меня были друзья, на которых всегда можно было положиться. Здесь же, лишённая связи с внешним миром, тем миром, что выходил за рамки Блэкфорта (ведь мама настояла, чтобы я удалила все свои страницы из соц.сетей, сменила мой номер телефона и выдала вместо смартфона кнопочного динозавра), я оказалась одна, совершенно одна, в социальном и информационном вакууме.
Бабушкин «монстробудильник» сработал ровно в шесть, чем, честно признаться, чуть не отправил меня на тот свет. Таким оглушительным звоном он должен не просто будить своего владельца, а оповещать всех соседей в округе о начале бедствий. Я была обескуражена ещё и тем, что никак не могла разобраться каким образом заставить эту штуковину замолчать. Но после нескольких попыток, тыкая на всё подряд, мне таки удалось победить. Рухнув на постель, я спряталась под одеялом и закрыла глаза. Сон, принялся самым коварным образом соблазнять меня дремотой, уговаривая провести очередной день в ленивом забытье, но стук в дверь, а за ним ещё один, вернули сознание в суровую реальность.
– Доброе утро! Кейт, вставай, а то опоздаешь в первый же день, – радостно прощебетала мама.
Это были первые слова Сандры, обращённые ко мне, с того самого момента как мы приехали. Её хорошее настроение несколько смутило, но мысли о том, что сегодня меня ожидает ад на земле, тут же заняли лидирующую строчку хит-парада размышлений.
Не дождавшись ответа, мама вновь постучала. Её настойчивость выводила из себя, но я решила, что начинать утро с пререканий не самая блестящая идея, поэтому спокойно ответила:
– Я уже встала, – хотя из-под одеяла так и не выбралась.
– Завтрак на столе, одевайся и спускайся!
За дверью послышались удаляющиеся шаги. Ощущение безвыходности вновь обрушилось мне на голову.
«Чёртово утро, чёртов день, чёртов город» – единственные мысли, что крутились в голове. А еще вопрос о том, каким образом я попаду в школу, ведь она находилась в нескольких километрах от дома Мэри.
Пока я лежала и сокрушалась о своей стремительно несущейся под откос жизни, время не стояло на месте. Красноречивый стук по трубе вынудил отбросить одеяло и спустить босые ноги на холодный, дощатый пол. Слегка потянувшись, д попытках вернуть телу координацию, я встала с постели и направилась в ванную. Весьма скромных размеров уборная, но зато очень светлая, а главное своя. Кремовый кафель, большое двустворчатое окно, ванная расположенная прямо напротив входной двери во всю ширину помещения – не большая, но позволяющая разместиться комфортно. Одна раковина, справа от входа. Над ней шкафчик с зеркальными дверцами и уже упомянутое ранее окно слева. Кстати, оно вызвало у меня весьма смешанные чувства – с одной стороны умиротворение, от возможности принимая ванну наслаждаться видом высоченных сосен позади дома, и досады, возникающей от почти брезгливых мыслей о незащищенности личного пространства. Но эти опасения с лёгкостью сглаживало наличие занавесок – светлых, льняных, подвязанных тонким, жёлтым канатом. На углу самой ванной стояла большая глиняная ваза со свежим букетом полевых цветов. Их постоянно приносила бабушка, иногда я даже не замечала когда, видимо пребывая в состоянии сна. Подле раковины разместился туалетный столик, круглый, металлический, на изящных, фигурных ножках. По его периметру натянута толстая капроновая нить, удерживающая шторки из белой ткани, мило присборенные в духе Мэри Войт. Бабушка вообще создавала впечатление крайне романтичной особы. От неё всегда пахло розовым маслом, а в сумочке лежала потрёпанная книга "Унесённые ветром". Она говорила медленно, выразительно. В её лексиконе присутствовали устаревшие слова, а иногда предложения строились в стиле диалогов Джейн Остин. Но всё это наделяло миссис Войт собственным, своеобразным шармом и, лично мне, весьма импонировало.