Пока ты веришь

– С чего бы мне тебя прогонять? Может потому, что ты крайне расстроил своего наставника и добавил ему приличное количество седых волос? – засмеялся Афис.

– Я не должен был так сбегать, я пожалел об этом почти сразу же, но было поздно, – горячо ответил Токен. – Корабль, в трюме которого я спрятался, уже отплыл, а потом меня нашли матросы и выбросили при первом же заходе в порт, несмотря на мои мольбы. Я думал, что могу быть им полезен, но какой толк на корабле от девятилетнего мальчишки?

Я оказался один в незнакомом городе. Кое-как добывал себе пропитание. То выпрашивал, то находил какую-то мелкую работу, даже красть с рыночных прилавков приходилось. Гордиться нечем. Я очень хотел вернуться назад в Тхорас, но на корабль меня не взяли бы без денег, а прятаться еще раз было страшно, если честно. Я почему-то тогда не знал, как люди жестоки. Но быстро научился тому, что за малейшую провинность могут побить или даже убить. Так и жил. Скитался из города в город, из селения в селение, пока не нашел работу подмастерья в плотницкой мастерской.

Я там целых два года прожил. Хозяин хорошо ко мне относился, даже иногда хвалил. Откровенно говоря, он был не такой уж умелый мастер. Многие вещи у меня выходили лучше, чем у него. И я нарочно работал чуть ли не вполсилы, чтобы не показывать своего превосходства. У меня в этом деле все же был лучший учитель из всех.

Сначала я думал, что удастся скопить денег, чтобы добраться до Тхораса, потом понял, что это будет трудно. Платили мне мало, ведь я и так жил у них и ел с ними за одним столом. А потом стали приходить мысли, что в Тхорасе меня больше никто не ждет. Знаешь, что последнее я помнил об этом городе? Когда я бежал к пристани, какой-то мальчишка закричал: «Да это же сын предателя и преступника!» и кинул в меня комком грязи. Наверняка, не он один так считал. Может быть, они уже забыли о той истории?

– Они помнят, Токен, – отрицательно покачал головой Афис. – Тебе придется научиться жить с этим. Вина родителей не падает на детей, но разве людям объяснишь? Если хочешь знать, я по-прежнему хорошо отношусь к твоему отцу и уважаю его память. Но как же тебе удалось вернуться?

– Мне было одиноко и неуютно, все вокруг – чужое для меня, а в душе так пусто. Но я не собирался ничего менять, твердо решив привыкать к новой жизни. Однажды хозяин послал меня забрать плату за заказ у одного фермера, который жил далеко за городом. День стоял хороший, не знойный, хотя давно не шел дождь, и дорога была ужасно пыльной. Я мысленно попросил Тхор о дожде. Ну что ты улыбаешься, дядя? Неужели ты думаешь, я в чужих краях забыл свою веру? Мне приходилось скрывать ее, но я все так же предан Культу. Кстати, в других городах я видел храмы – такие здания, куда приходят молиться богу. Почему у Тхор нет храма?

– Попробуй, запри море в четырех стенах, – улыбнулся Афис. – Тхор есть стихия, она везде и всюду, в тебе и вокруг тебя. Она в капле росы и в улыбке ребенка. Как можно ограничить нечто столь прекрасное каменными глыбами? Хотя у нас тоже есть особенные места: берег озера и поляна, где стоит идол. Но Тхор слышит нас не только там, верно? Храмы нужны людям – не богам. Если они верят, что там их мольбы возносятся выше, чем в других местах, – в том нет ничего предосудительного. И каким же богам поклонялись в тех краях?

– Солнцу, – Токен поморщился. – Оно жгло их посевы, но они продолжали приносить кровавые жертвы. Это выглядело ужасно. Никакого уважения к жертве, будь то домашний скот или человек. Даже вспоминать не хочу.

– Нетерпимость, Токен. Не надо осуждать людей, которые, видимо, стоят на более низкой ступени развития, чем мы. Но ведь мы тоже убиваем людей.

– Не так бесчеловечно, – парировал Токен.

«И это говорит тот, кто видел, как я отнял жизнь его отца». Афис решил поскорее уйти от опасной темы:

– Так что случилось в тот день?

– Ах, да. Я шел по дороге и был отчего-то невероятно счастлив. Такая легкость появилась внутри. В поле я увидел женщину, доившую корову. Я подошел и попросил немного молока. Хорошо помню ее лицо. Ей было лет сорок на вид. Глаза такие добрые, окруженные мелкими морщинками. И цвет необычный – зрачки как янтарь, временами отливавший золотом. Никогда не видел таких глаз.

Она смотрела, как я пью молоко, скромно спрятав руки в карман фартука. Мама так смотрела когда-то. Я допил и расплакался. Даже не знаю почему. Она обняла меня и говорила какие-то простые ласковые слова утешения, потом спросила, что меня тревожит. Я ответил, что мне нет места в этом мире. Ни дома, ни родителей, ни одного близкого человека – ничего у меня нет. Потом зачем-то рассказал, что моя родина далеко, и у меня нет возможности туда вернуться. Она молча слушала, не перебивая, а затем сказала: «Если твое сердце зовет тебя туда, ты должен внять его зову, а то не будешь знать покоя всю жизнь». В мастерскую я больше не вернулся.

Смешно, но я даже не знал, в какую сторону держать путь. Блуждал, спрашивал у людей, пока однажды, много месяцев спустя, не увидел Красные горы. По тому, откуда встает и куда заходит солнце, определил, что я нахожусь по другую их сторону. Набрел на какую-то маленькую деревушку с убогими хижинами и спросил, не может ли кто-то показать мне путь через горы. Такой человек нашелся, только мне нечем было заплатить ему. Он так пристально сверлил меня взглядом, что мне стало не по себе. Потом сказал, что покажет проход просто так, без платы, потому что я похож на его давно умершего друга. Я не стал ничего спрашивать. Но знаешь, я думаю, это место могло быть остатками деревни, откуда бежали мои родители.

Тот человек провел меня совсем немного, объяснил, как найти путь дальше и ушел. Ты же помнишь, какая погода была несколько дней назад? Камни стали мокрыми и скользкими, того и гляди сорвешься вниз и разобьешься насмерть. Я и так был благодарен за помощь и не мог требовать большего от человека, которого дома ждали двое малышей.

Так через пару дней я оказался здесь. И тут же понял, что не знаю, куда идти. Я побывал на улице, где мы жили, и нашел наш дом в запустении. Неужели никто не захотел там жить? Неужели нас так ненавидят?

– Да это все глупые суеверия, – отмахнулся Афис. – Когда-нибудь этот дом опять наполнится голосами и домашним теплом. А ты сразу должен был идти ко мне.

– Я хотел. Но подумал, что не имею права. Поэтому я просто слонялся по городу, хотя уже не было сил идти. А потом мне попались те ребята. Чем-то я им сразу не понравился, а потом они еще и заметили цвет моих глаз. Ну, дальше ты знаешь.

– Да, подвиг маленькой Лиэ останется в веках, – засмеялся Афис. – До чего отчаянная девчонка, да еще и постоянно сбегает гулять по городу, как ее ни стереги. Она узнала одного из них. Это сын Илайи, помнишь Илайю? Я ему все выскажу. Пусть получше смотрит за своим отпрыском. Негоже сыну члена Совета шататься по городу во главе шайки хулиганов. Ронар должен быть наказан со всей строгостью.

– А я? – робко спросил Токен.

– А ты уже сам наказал себя сполна. Так что возвращайся в мой дом, сынок.

– Меня мучает кое-что, – сказал Токен.

– Это не ты убил того мальчика, – ответил Афис, не дожидаясь вопроса. – Такое не под силу человеку, по крайней мере я никогда не встречал подобных способностей. Это просто совпадение. Вероятно, он был чем-то болен. Кстати, о способностях…

– Я больше не вижу ничего, – быстро сказал Токен, всем видом показывая, что не хочет это обсуждать. – Я покончил с этим. Как будто закрыл какую-то дверь внутри себя. Раз я не могу использовать дар во благо, он мне не нужен. Не хочу понимать, что я мог что-то предотвратить или изменить, но не сделал этого из-за собственной недогадливости.

В эту минуту в комнату ворвался вихрь в виде пятилетней девочки с растрепавшимися косами. Лиэ с разбегу плюхнулась на кровать и беззастенчиво принялась разглядывать Токена. Теперь, когда он прилично выглядел, Лиэ сочла нового знакомого привлекательным и в знак симпатии немедленно повисла у него на шее.