Страница 18 из 20
– Мистер Чебышев, на Вашем счету пятнадцать и-реалов, – приятным женским голосом по-русски вещал информатор. – Для прохождения дополнительных очных курсов для докторов наук по специальности «Эксплуатация автоматизированных систем специального назначения» необходимо ещё четыре тысячи девятьсот восемьдесят пять и-реалов.
– Слышь, ты, консерва! – рыжий хватил табло ребром ладони. – Куда девались чёртовы пять тысяч?
От удара пластиковую коробку перекосило, монитор замигал и через пару секунд окончательно сдох. Сработала система безопасности, и из соседнего здания к будке информатора неуклюже бежали два охранника в чёрной форме. Из окон лабораторных корпусов традиционного квадратного двора повыглядывали любопытствующие: кто-то засвистел, кто-то расхохотался, другие лениво переглянулись и закрыли окна плотнее, чтобы не слышать ни грохота, ни сирены.
Лохмач колотил тексон и чертыхался, смачно сплёвывая на лужайку. Герман мгновенно среагировал, дал мысленные команды через интро и быстрым шагом направился к новичку:
– Помочь?
Спохватившийся хулиган остановился и обессиленно опустил руки. Герман подошёл ближе, встал перед ним и, широко улыбаясь, развернулся лицом к охранникам. Сигналы безопасности отключились, будто бы сами собой. Бегущие притормозили, перешли на шаг, завидев, кто раскрыл им свои объятья.
– Господин Брик? Что здесь происходит? – спросил старший дежурный с лёгкой одышкой.
Солнце пекло, и дежурному пришлось снять кепи, чтобы убрать пот со лба.
– Всё в порядке, Мортон. Ложная тревога, – заверил служителей порядка добродушный благодетель. – Тексон сломался. Я уже всё уладил, техники едут. А это господин Чебышев, с ним тоже всё хорошо. Можете быть свободны.
Бородач притих у будки, сконфузился, втянув голову, понимая, что влип. Он попытался, открыть приборную панель, но её заклинило, оттого он медленно и безнадёжно развернулся к говорящим. Он хотел, было, поднять руки в знак повиновения, но быстро сообразил, что это лишнее. Второй охранник направил камеру стандартного анализатора на него, просканировал, показал данные Мортону, тот кивнул, оба по уставу слегка склонили головы перед молодыми учёными, взяли под козырёк и покинули лужайку, бойко переговариваясь.
– Это что за балет? Ты кто такой? – бородач распрямился, воткнул руки в боки и навис тучей над своим спасителем.
– А я думал, ты хочешь сказать «спасибо», – невозмутимо ответил тот, всё ещё улыбаясь. – Брик, Герман Брик, к Вашим услугам, сэр.
Он протянул недавнему хулигану руку. Громила приподнял одну бровь, пристально вглядываясь говорившему в лицо, и тоже машинально протянул руку для приветствия.
– Снимаю шляпу, Брик. Как это ты ловко всё обстряпал. Фьють – и клопов, как ни бывало! – он сделал движение руки над головой, будто действительно снимает головной убор, и расхохотался. – Прям гора с плеч. Хотя… по ходу, голова моя с плеч…
Почесав косматый затылок, он глянул в свой интро и снова выругался:
– Вот метёлки интегральные, крякеры-крекеры, что б их! На два пи разделить и по башке квадратным корнем! Установил же-ж новый блокатор…
– Деньги сейчас тебе вернут.
Мысленно отдавая нужные распоряжения, Герман расположился на траве, хотя рядом с информатором были несколько деревянных скамеек. Его белая рубаха, словно маяк, сияла на зелёной лужайке. Он подставил светлое довольное лицо тёплому июльскому солнышку и надел угольно-чёрные непроницаемые солнцезащитные очки вытянутой формы со змеевидными дужками. Здесь, в южной часть картонного королевства, июль всё ещё был самым приятным временем, когда можно было наслаждаться более-менее сухой и солнечной погодой.
Бородач опасливо огляделся, зная, что в Университете по старым правилам на газонах, где ничего не растёт, даже ходить нельзя, оштрафуют на четверть ПЦ, потом всю жизнь не расплатиться. Увидев поодаль деревья, кусты, ещё скамейки, красивые кованые фонари и цветники, он успокоился – им ничего за сидение на лужайке не будет – и уткнулся в свой простенький, местами сильно покоцаный интро. Видимо, приступы гнева частенько случались с этим странноватым на вид молодым доктором физико-математических наук из далёкого Кремлёвского Убежища. Он потёр глаза кулаком, помотал головой, зачем-то постучал интерфоном по ладони, сводя в голове два и два.
Герман знал о нём уже достаточно, чтобы понять, кто он и что здесь делает. Несмотря на свою грубоватую манеру обхождения с окружающим миром, Виктор Чебышев почему-то сразу же показался ему интересным и даже забавным. Судя по тому, как быстро он двигался в науке и в свои двадцать три с четвертью освоил докторскую степень и успел поработать в самых мощных научных центрах, с мозгами у него было всё в порядке и даже более того, а это означало, что с парнем есть, о чём поговорить. Косматый бородач округлил глаза, когда на мониторе интро засияло число с тремя нолями.
– Не делай такие страшные глаза, стрекозок распугаешь. Гляди, какие милашки.
Над золотисто-медовой шевелюрой Германа зависли три малюсеньких зелёных стрекозявки, серебристые крылышки трепетали и переливались на солнце. Недавний нарушитель порядка расстегнул нагрудные ремни и сбросил рюкзак, который с грохотом рухнул на траву. Пугливые созданья тут же исчезли, спасаясь от грузно присевшего рядом рыжего бородача.
– Ты управляешь интро в башке, что ли? – недоумевал он, разглядывая навороченный тексон на руке раскинувшегося на лужайке Германа.
– Точно.
– Умно. Я таких не видел ещё. Где взял?
– Собрал, – закрыв глаза от удовольствия под яркими лучами, лениво проговорил Герман.
Поправляя растрепавшиеся волосы, сгребая их снова под резинку, Чебышев вопросительно глянул на него и промычал что-то невнятное. На что снова получил краткий ленивый ответ:
– У меня тут своя лаборатория и сборочный цех по соседству. Так, на всякий случай.
– А тебе сколько лет, что ты такой шустрый? – всё ещё возясь с нечёсаной «причёской», не отставал рыжий.
– Восемнадцать. И что?
– Нормально. Самое время – крутиться и успевать. И что за система?
Герман достал из кармана узких синих брюк мягкий монитор и развернул его на ладони. Тексон, как живой, сам собой засветился, показалась заставка системы, и монитор «поздоровался» с учёными тоненьким электронным голоском. Герман протянул монитор Виктору:
– Знакомься, это Николай Васильевич Гугол.
– Чего? – подпрыгнул визави. – Ты назвал интерфейс именем писателя, что ли?
– А что? В детстве я зачитывался гоголевскими историями. Знаешь, вот эти «Вечера на хуторе»…
– Ага, «Близдик Аньки»! – надрывался от хохота рыжий.
Герман легонько пихнул его и, тоже смеясь, добавил:
– А ещё я любил «Мёртвые души» и «Ревизора». До сих пор перечитываю временами.
– Что ты читаешь, пиксел? – бахвалился бородач. – Вот, смотри!
Он похлопал себя по карманам, что-то ища, достал старенький планшет, чего-то с ним покумекал, передразнивая приветствие бриковского интерфона, и, наконец, показал Герману заставку нового шедевра. Выпучив глаза, он заговорил таинственным голосом, намеренно растягивая слова и, очевидно, для большей убедительности, размахивая свободной рукой перед глазами собеседника:
– Ланкастер Рой, «Ночь восставших из ада». Кровавое месиво, зловещие мертвецы, ууужас и страсть. Бррр… – он передёрнул плачами. – Будоражит нервы…
– И высасывает мозги, – подытожил библиофил.
В ответ бородатый приподнял брови, утвердительно кивнул и, прищурив один глаз, спросил:
– Ты серьёзно, что ли любишь читать Гоголя?
– Да. А что?
– Ты же европеец, вроде, а читаешь русские сказки. И говоришь по-русски – не отличить от меня, может, даже лучше. Как так?
– У меня мама русская, и наша основная усадьба находится в регионе Черноморского казачества, – улыбнулся Герман, поднялся и сел. – Язык Толстого и Достоевского с рождения стал для меня основой мышления. Он невероятно богат. И классику я уважаю. Вообще, люблю «живые» книги, те, что шуршат.