А не спеть ли нам...

<p>

А НЕ СПЕТЬ ЛИ НАМ...</p>

   Родилось это чудо на седьмой день после Новолуния. Да в мае месяце. И в год високосный. Вот такие пироги с котятами. Потом подросло и Кошке-Маме окончательно стало не до Кота-Папы.

   Тот в очередной раз посмотрел на чудо и пошёл в сарай за удочками. Кошка-Мама фыркнула вслед недовольно:

   - Опять на Жемчужное озеро собрался?

   - Сама знаешь, туда иногда форель со Среднего мира залетает, - раздалось из сарая. - Надо же отпраздновать, ёшкин кот.

   - Ну-ну... И долго праздновать собираешься, охломон?

   - Что такое, Иззи? - высунулся обратно недовольный Кот-Папа. - Что не так? Или у нас от жратвы холодильник ломится?

   - А кто от пуза лопает, аж за ушами трещит, а, Васисуалий? А потом ночью за добавкой на цыпочках? Или, думаешь, я не слышу, раз молчу?

   - Ну, Иззи, это ты преувеличиваешь, - голова исчезла, в сарае чем-то загремело, послышались проклятия. - Где коробка с блеснами? И куда вообще спиннинг подевался, кошачья моя душа?

   Кошка-Мама махнула лапой и наклонилась над колыбелью. Залюбовалась.

   Сынок родился большим, крепким, всем на загляденье. Жмурится на солнышко, лапками перебирает, словно бежать куда собирается, хвостиком дёргает, будто недоволен чем. И похож на неё, как две капли. Вылитый отпрыск рода Ба-Юн, наследный, так сказать, принц в седьмом колене по материнской линии. Ага, по её, по Изабелле фавн Бабаят. От папаши только окрас да голосище: орёт отпрыск на весь Верхний, и ещё Средний прихватывает. Но зато, когда молчит, душу радует. Как сейчас, например.

   - Утю-тю, моя лапочка, - Кошка-Мама наклонилась над колыбелькой, рот до ушей, - твоя мамочка тебя любит, холит и лелеет. Покушать будем?

   Отпрыск облизнулся.

   - И где у нас бутылочка? А на месте у нас бутылочка. Молочко из Среднего мира, дефицитный дефицит, так что кушаем и добавки просим, не ерепенимся. Вот так, за маму. И ещё раз за неё. А теперь можно и за полосатого папу, так уж и быть...

   Завтрак зашёл на ура, отпрыск сыто откинулся, пукнул и стал царапать крохотными коготками край колыбели, норов не прятал. Забавный такой, но пока мирный.

   Папа-Кот, наконец, выбрался из сарая со спиннингом на плече, хмуро покосился на идиллическую картину возле колыбельки, почесал за ухом, муркнул что-то под нос и отправился прочь, на всякий случай поджав хвост.

   - Если уж собрался за рыбой, то чтоб без неё не возвращался, проглот! - крикнула вдогонку Изабелла. - А то знаю я вас... полосатых.

   На берегу тихо, вода аж глянцевая от безветрия, солнце прогревает её чуть ли не до дна. Будь он курильским бобтейлом, искупался бы. Вместо этого поставил рыбацкий ящичек на пологий берег, уселся, положил рядом спиннинг, вздохнул и задумался.

   Жизнь сама по себе штука прекрасная, вон погодка какая, удочка под боком, вроде сыт и когти не чешутся, но отчего же на душе-то как кошки скребут? Словно надумал предать кого, а шерсть на загривке от такой мысли даже дыбом не встала. Не понимал он толком своего мрачного состояния, вялость желаний не приветствовал, не разделял и пасмурного настроения. Однако всё перечисленное имелось почти что в достатке, заставляя хмуриться, нервничать и не находить места. И ведь не первый день такое. А поскольку Васисуалий очень не любил копаться в себе (потому что причины теперешнего его состояния вполне могли и обнаружиться, и оказаться малосимпатичными), то решил и не копаться, а плюнуть на лопату и взять, наконец, спиннинг. Зря, что ли, сюда припёрся?

   Но неуютные мыслишки всё одно норовили уколоть, ущипнуть, закрасться за пазуху и дать там ростки, посеять в душе тоску и какое-то неудовлетворение текущим положением дел. Короче, хорошего было мало.

   А что вот не даёт покоя, размышлял Василий, закидывая блесну подальше, что у них с Иззи пошло не так?

   По-моему, как раз её беременность и рождение первенца, пришёл он к выводу, сматывая леску на катушке, - не клюнуло. Размахнулся и закинул ещё раз. Иззи стала раздражительной, подозрительной, ехидной и нетерпимой к его образу жизни. Хотя совсем недавно образ этот её вполне устраивал. Холодильник, по крайней мере, ему в упрёк никто не ставил. И на рыбалку отпускали спокойно, без истерик. Потому что было по фиг.

   Опять не клюнуло. Закинул третий раз. И скажите на милость, что это за остроты с её стороны? "Обожаю моего котика. Особенно с утра, пока он ещё не успел нашкодить!". Если Иззи считает, что это смешно, то он Папа Римский. И вообще он не шкодит. Уже дня три как.

   Поменял блесну. Посмотрел на небо. Потом по сторонам. И увидел бредущего Барона. Был кабаневич хмур, насуплен и явно не в настроении. Впрочем, а когда оно у него было-то, хорошее настроение? Вечно чем-то недоволен, вечно брови на переносице, щетина врастопырку и постоянно брюзжит, сопит в две дырки и вообще достал уже своей простотой. Васисуалий пожалел, что выбрал для рыбалки именно это место. Совсем забыл, что Барон тут частенько прогуливается. Вот же неудачно день начался, сплюнул Василий в сердцах. Хотя, с другой стороны, Барон как слушатель был лучше не придумаешь - со всем соглашался, кивал массивной башкой и идеально подходил на роль плакательной жилетки.

   - Привет, Вася! Как оно?

   И, кряхтя, уселся рядом. Берег тут пологий, дно песчаное. Для купания самое то. Впрочем, для рыбалки тоже нормально. Папа-Кот закинул блесну, стал водить, подтравливая. Вопрос Барона о житие-бытие был из разряда риторических, отвечать не обязательно, хотя и хотелось.

   - А у меня, прикинь, старую резину спёрли, сволочи. Лежала возле сарая, всё хотел цветник из неё сделать, никому не мешала, а утром вышел, смотрю - а уже нету, тю-тю. Вот как жить, а? Что за народ вокруг? Вор на воре и жуликом погоняет. Эх, зла не хватает, Вась...

   - А у меня Иззи совсем взбеленилась, - грустно сказал Вася и оторопел от собственных выводов. Не хотел же ни с кем делиться, а оно само вот вырвалось. Значит, и правда что-то в их отношениях не так. Может, не туда свернуло. Или не так пошло. Короче, чёрт его знает. Что-то надо делать. Но что?