Экипировщик

  "Купола в России кроют чистым золотом, чтобы чаще господь замечал!" - Смушкин всегда вспоминал эту строчку Высоцкого, когда вокруг церкви вырастали очередные строительные леса и купола в который уж раз золотили. Может быть гарантийный срок не кончался на позолоту? Но, скорее, сами попы были заинтересованы в нескончаемом косметическом ремонте, поскольку после очередного ремонта автомобили священнослужителей во дворе церкви менялись на всё более дорогие марки.

  Русского Мартина Лютера на них нет!

  Человеку свойственно пытаться переложить ответственность за принятые решения на кого-нибудь другого, особенно в том случае, когда решение оказывается ошибочным.

  От века или еще раньше самым удобным субъектом для этого был бог.

  Ведь недаром в диких племенах у богов не только просили совета, но этих же богов безжалостно наказывали за то, что совет, якобы согласованный с ними, был плохим.

  Таких богов били палкой, отрезали им части божественных тел, изваянных до того почитателями либо из дерева, либо из камня, либо из слоновой кости в зависимости от географического расположения верующих, либо просто уничтожали и делали себе новых.

  Так и в церкви (в синагоге и в мечети Смушкину бывать не доводилось), он слышал, о чем просили бога или богоматерь или святых на иконах, прихожане.

  Просили чаще всего о здоровье, примерно столько же было просьб об удачных сделках, просили об избавлении мужей или сыновей от пьянства и алкоголизма, а впоследствии от наркотиков.

  Но, разумеется, просьбы, сдобренные молитвой или воскурением свечей, оказывались безрезультатными.

  Сам бог, его мать, пресвятая дева и весь ареопаг апостолов и святых были безмолвны.

  А проблемы, которые просителям удавалось решить, решались с помощью отнюдь не вмешательством божественных сил, а самых что ни на есть земных.

  Другое дело, когда все мыслимые и немыслимые варианты действий, предпринятые страждущим и его родственниками, оказывались безрезультатными (а было это, чаще всего, в случаях тяжелых или неизлечимых болезней), тогда последней инстанцией, которая никогда не подводила, был бог. И к нему возносилась молитва умирающего, который бы и без молитвы попал туда, куда попадают все - и грешники и благоверные и правоверные и атеисты и даже нищие духом, то есть душевнобольные.

  Смушкин от случая к случаю заходил в церковь, где ставил свечку перед иконой Николая Чудотворца и уходил, не оборачиваясь и не крестясь.

  Зачем? На всякий случай, по типу строчки из стихотворения Есенина: "Молюсь осинам, может, пригодиться!"

  Потом, когда похоронил родителей сначала своих, потом родителей жены, стал не часто, но три-четыре раза в год заказывать панихиду по усопшим.

  Так было и в предрождественский день.

  Уже темнело. В начале января темнеет рано. Около шестнадцати часов Смушкин пришел в церковь, взял в кассе специальную бумажку с синей надписью "за упокой" для указания имен усопших для их поминовения, сел на лавочку и записал имена родителей своих и жены, потом вдруг ему пришло в голову, что никогда он не вписывал туда имена дедов и бабок.

  Взял еще одну бумажку, поскольку количество граф на одном листе было десять, а вместе с родителями имен дедов и бабок по линии отца и матери уже набиралось двенадцать. Стоп, а как звали прадедов и прабабок? Смушкин смог вспомнить их имена только частично. Итого лиц для поминания набралось восемнадцать.

  Смушкин оплатил панихиду, получил квитанцию и пошел на выход.

  В дверях на улицу, надевая шапку, он услышал:

  - Серёга! Привет!

  Обернулся и увидел Мишку Зинченко, на свадьбе которого впервые увидел свою будущую жену Лену и который в те доисторические времена служил каким-то мелким полу-номенклатурщиком в обкоме комсомола, потом надолго пропал, кажется, занялся бизнесом и уехал за границу.

  - Мишка, ты? Сколько лет, сколько зим! - приятели обнялись.

  - Рад тебя видеть, дружище! Чем занимаешься, каким макартнем кормишься? Хозяин или на других трудишься?

  - Тружусь на государство. Занимаюсь тем, что умею. На хлеб с маслом наскребаю. А ты теперь кто?

  - Я теперь большой белый вождь. Но об этом потом. При встрече. Я приглашаю либо завтра, либо послезавтра. И не вздумай отказаться, поскольку я порожняк не гоню. Ты меня знаешь. Наши с тобой звёзды сегодня сошлись, как надо.

  - Спасибо, Миш, ты хоть приоткрой завесу тайны.

  - При встрече. Извини, я спешу. Меня ваш губер ждёт. У тебя визитка есть?

  - С собой нет.

  - Ну тогда держи мою. Позвони мне... - Зинченко посмотрел на часы на правом запястье. Часы были на порядок круче, чем у Смушкина. Золотой хронометр фирмы "Патек Филипп". ("Как у патриарха часики" - подумал Смушкин.)

   - Позвони мне в двадцать тридцать сегодня. Только обязательно! Я очень серьёзно тебе это говорю! Ну, будь здоров, до вечера! - Зинченко крепко пожал руку Смушкину и заторопился на выход. За ним проследовали двое крепких молодцов в одинаковых полупальто с воротниками из норки. У входа в церковь Зинченко ждал черный майбах и гелендваген охраны.

  В урочный срок Смушкин позвонил по телефону, указанному на визитной карточке Зинченко, где тот именовался как председатель правления спортивного общества "Ротор" и член общественного совета при министерстве внутренних дел Российской Федерации. Зинченко предложил подъехать Смушкину в ресторан "Классик", располагавшийся совсем неподалеку от смушкинского дома - в четверти часа ходьбы.

  Через полчаса они сидели за столиком в отдельном кабинете. Зинченко сразу, после первой рюмки, которая для него сегодняшним вечером была явно не первой, перешёл к делу.